Младший сержант нет-нет да и поглядывал с завистью на солдат, сидящих у огня. А почему там не видать Незабудки? Он увидел Незабудку, сидящей на песке у самой воды. Она с ожесточением выкрутила портянки, намотала их. Долго пыхтя и отдуваясь, возилась со своими сапожками. Наконец обулась и, повеселевшая, вскочила на ноги. Мокрая гимнастерка и шаровары прилипли к телу, четко очертив девичью фигуру. Во всем облике ее было одновременно что-то мальчишеское и очень женственное - в бедрах узка, в плечах чуть широковата, с хорошо очерченной грудью.
Незабудка подошла к костру. Раздался чей-то окрик:
- Эй, бочарник, отодвинься! А то уши пригорят.
Белобрысый паренек послушно отодвинулся от огня.
- Да суши ты свои звукоуловители! Я уступаю Незабудке место. Пережду во втором эшелоне…
- Садись, Незабудка, загорай! У тебя прическа мокрая.
Как ни было тесно у огня, для Незабудки местечко нашлось.
Она накрутила-выжала свои льняные волосы, спутанные, потемневшие от воды, и села на корточки, простерши руки к огню.
- Я вся отсырела, - Незабудка громко засмеялась и обернулась в сторону младшего сержанта. Она говорила с вызовом, явно хотела, чтобы тот ее услышал. - Теперь никто меня не зажжет. Несгораемая!..
- А мы тебе боты подарим, - обещал белобрысый.- - И зонтик самый крупнокалиберный. До свадьбы просохнешь!
- Где уж нам уж выйти замуж, мы уж так уж как-нибудь! - бойко затараторила Незабудка, но тут же осеклась, глянув на младшего сержанта.
Закипел котелок, за ним второй, зашипели угли в костре, поспела уха, и Незабудку стали потчевать наперебой. Несколько рук протянулось с ложками, столь дефицитными на этом берегу. И, как знать, может быть ложка, простая алюминиевая ложка, вынутая из-за голенища и отданная товарищу в минуту, когда сытный запах ухи кружит голову, дрожат от голода руки и ты едва успеваешь проглатывать слюну, - самая точная примета фронтовой нежности; на переднем крае и нежность - суровая, деловитая.
Да, в словах Незабудка не слишком разборчива. Может нагрубить, может выругать последними словами, причем чины и звания в такую минуту не играют роли. Все в батальоне знали ее строптивый характер, вспыльчивость - «девка кипятная».
Рассказывали, как однажды к Незабудке - дело было еще на Смоленщине - привели самострела-леворучника. Она отхлестала его по щекам, как мальчишку, а перевязывать отказалась - пусть как хочет добирается от медпункта до трибунала.
Рассказывали также, как Незабудка вытащила из-под огня тяжелораненого немецкого обер-лейтенанта, перевязала его и отправила в тыл вместе с нашими бойцами, под их присмотром. Она бинтовала немцу голову, а тот целовал ей руки. Потом немец снял с пальца золотое кольцо и сунул это кольцо ей. Незабудка отказать от подарка, да еще выругала немца самыми черными словами. На месте его фрау она давно отреклась бы от такого дрянного муженька, который с перепугу дарит чужой женщине свое обручальное кольцо. Выругала, отправила немца е госпиталь, а потом долго ходила мрачная. Кто знает, может, Незабудка еще в девичестве мечтала надеть обручальное кольцо, подаренное ей суженым. Но ни суженого, ни кольца от него она не дождалась и вряд ли уже дождется, а дождалась вот этой взятки от обер-лейтенанта…
Ходил слух, что Незабудка перевелась из медсанбата на передовую после каких-то сердечных неурядиц. Но подробностей о ее личной жизни солдаты не знали, да особенно этим и не интересовались. Тем более, что своим поведением Незабудка не давала повода для кривотолков и пересудов. Никому из здоровых она не отдавала предпочтения, а к раненым относилась в равной степени заботливо…
Незабудка про себя решила уступить младшему сержанту место, едва тот подойдет. Но не пришлось ему погреться у костра. Разве вправе он снять наушники и выпустить из рук телефонную трубку? Тем более немцы ведут сильный огонь по восточному берегу и линия связи уже несколько раз выходила из строя.
Пусть артиллерийский разведчик, которому младший сержант на время передал свои наушники, орет в трубку, надрывает голос до хрипоты, а телефонист из «Сирени» вслушивается, до боли прижимая наушники - оба не услышат ничего, если младший сержант не найдет место обрыва. Нужно будет срочно вызвать огонь, а как это сделать? От многострадального мотка провода - сколько раз пришлось его чинить, сращивать, тачать, надставлять куски! - зависит судьба всего плацдарма.
В такие минуты младший сержант не думал ни о чем, кроме молчащих телефонов, воедино связанных проводом, но отныне разобщенных. В такие минуты вся линия жизни младшего сержанта полностью совпадала с линией связи. Ему сейчас страшнее было бы узнать, что онемела «Незабудка», чем самому потерять дар речи. Он шел, плыл, нырял, при этом все время пропуская провод через кулак, боясь его потерять.
К счастью, провод оборвался на отмели, возле кривой вербы, а не на глубоком месте. Младший сержант зачистил концы провода, срастил их, благо концы эти, перерубленные осколком, лежали один близ другого.
Обрыв в реке опаснее. Где и как найти второй, затопленный конец, после того как ты уже подплыл к месту обрыва с проводом, зажатым в кулаке? Ведь очень может быть, что тот, второй конец отнесло течением куда-то в сторону на десяток метров или еще дальше. Как же его найти под водой, да еще в надвигающихся сумерках?
Ракеты не в силах надолго .раздвинуть темноту. В такой вечер, когда тучи висят над рекой и чуть ли не цепляются за верхушки сосен, кажется, что ракеты теряют в яркости, укорачивается их полет.
Младший сержант работал не покладая рук. Приволок неразорвавшийся снаряд, собрал крупные осколки, нашел дырявую, сплющенную каску, подобрал под телеграфным столбом два фарфоровых изолятора, нашел немецкие гранаты без взрывателей, еще какую-то железину. Все это сгодится в качестве грузил, и каждое грузило следует подвязать к проводу куском телеграфной проволоки.
Он совсем было разделся, но передумал, вновь натянул на себя гимнастерку и туго подпоясался ремнем. Каждый раз, входя в воду, он за пазуху засовывал грузила. Если провод уляжется на самое дно - его не достанут ни осколки, ни взрывная волна. Никто там провод не заденет, не порвет ненароком.
Незабудка сидела у костра и не спускала глаз с младшего сержанта. То он нырял в воду, то выныривал, занятый укладкой провода. Младший сержант находился на острове, когда там разорвался снаряд. Незабудку стала бить дрожь, будто вовсе и не сидела у огня. Но тут же она с облегчением вздохнула - увидела младшего сержанта. Он сталкивал в реку плоскодонку, застрявшую на мелководье у острова. Хорошо бы ее снесло, неприкаянную, течением. Но пробоины, видимо, были слишком велики и плоскодонка затонула. Ну, черт с ней, лишь бы не маячила, не привлекала внимания немецких наблюдателей и не служила для них ориентиром. Незабудка услышала, как замполит похвалил младшего сержанта за догадливость.
Подоспел скоротечный августовский вечер. Вода возле крутого берега стала по-ночному черной, повеяло холодком, и те, кто не успел обсушиться, не дождался своей или не раздобыл чужой одежды, дрожали зябкой дрожью, стучали зубами.
С Немана несло запахами речного простора - пахло водорослями, тиной, уснувшей рыбой. Рваные тучи сгущались, они закрыли звезды своей черной толщей. Погода была по-прежнему нелетной, но теперь о костре оставалось лишь мечтать, потому что противник по отблескам на низких тучах мог бы легко установить местопребывание роты, которая окопалась на берегу.
Наконец-то младший сержант закончил свои прогулки - через Неман протянулся подводный кабель. Едва младший сержант выбрался на западный берег, он попал под очередной огневой налет. Воздух шатался от разрывов, частицы песка повисли над берегом медленно опадающим облаком. Солдаты сидели в окопах, щелях, не высовывая голов. Никто, кроме Незабудки, и не видел, как младший сержант дополз до своего «узла связи».
Возможно, он испытывал бы страх, если бы ему не было так холодно. Сейчас страшнее всего был холод. Холод проникал за воротник, в рукава мокрой гимнастерки, сквозь швы, сквозь ткань. Песок леденил голые ступни. Он добрался до своего окопа, - как сильно осыпались стенки! - взялся за телефонную трубку и был счастлив удостовериться, что «Сирень» на проводе.
- Я - «Незабудка»! Алло! Вы меня слышите? Не слышите? У меня все в порядке. Плохо слышно? Говорю - в порядке! В порядке!!! Не поняли? Алло! Проверьте свою линию. Опять не слышно? Дайте к аппарату ноль третьего! Снова не поняли?!
Младшему сержанту было невдомек, что он говорит сейчас очень неразборчиво. А откуда возьмется ясная речь, если зубы отбивают неостановимую дробь? По наставлению полагается трубку брать левой рукой, а Незабудка заметила, что младший сержант как-то неловко держит трубку правой рукой и прижимает ее подбородком.
При свете следующей ракеты она заметила - младший сержант пытается перевязать себе руку. Подошла, увидела, что он сильно раскровянил руку, и принялась ее бинтовать. Ведь когда связист пропускает через кулак невидимый провод, опасаясь потерять его, он часто накалывается об острые сростки, оголенные от изоляции, и стальные иглы раздирают пальцы до крови. Руки бывалого телефониста всегда в шрамах и рубцах.
- А ты обидчивый, - она окончила перевязку.
Младший сержант отрицательно покачал головой, но ничего не ответил; у него зуб на зуб не попадал.
- На-ка вот! - Незабудка набросила ему на плечи плащ-палатку.
Он торопливо завернулся в нее и улегся на песок.
Над рекой установилась тишина - пусть непрочная, обманчивая, но все-таки тишина. Незабудка слышала даже, как плещется вода на быстрине.
По-видимому, немцы не решились контратаковать в темноте или подтягивали силы. Утром бой разгорится снова. Немцы не пожалеют сил, чтобы сбросить худосочный батальон в Неман и отбить «пятачок». Но это будет утром, впереди еще длинная-предлинная ночь и, если не думать об утре и тем самым не укорачивать ночь, можно неплохо отдохнуть.
Они улеглись рядом, так близко, что плечи их почти касались. Он подложил руку с забинтованной кистью ей под голову. Она лежала настороженная, ждала, что он вот-вот полезет с нежностями, как это делали другие, которым она разрешала лечь рядом с собой. Но он лишь спросил: «Так удобно?», и продолжал недвижимо лежать рядом. Краешком глаза она видела строгий профиль, - большелобый, с точеным носом и твердо очерченным подбородком.
Он снял один наушник, но продолжал прислушиваться к тому, что делается на линии. Доносился далекий писк, клочки морзянки, треск, чьи-то позывные и рваные слова команд на другом конце провода. Кто-то вдохновенно матерился басом и проклинал глухого, сонного «Оленя». Время от времени «Незабудка» считала до пяти, подтверждала свое присутствие на проводе. Но «Сирень» безучастно молчала, было тихо и спокойно.
- Какое совпадение! - она весело удивилась. - Меня кличут в батальоне Незабудкой. И вдруг - твои позывные. Вот ведь какие случаи случаются!
- На этот раз случайности нету, - признался он смущенно. - Я вчера попросил эти позывные. У нашего старшего лейтенанта. На узле связи. Сказал, «Незабудка» у меня везучая. Меньше обрывов на линии. Когда Вильнюс брали, меня тоже придали вашему батальону. И тогда на проводе «Незабудка» жила. Ровно месяц назад. Не помните?
- Нет.
- Ну, как же! Я тогда в подвале с рацией сидел. Где вы раненых перевязывали. Ну, тех, кого на улице Гедемина подобрали.