«Я надеюсь, что… повесят за его ужасную речь — это необходимо (военный закон, военное время) и что это будет примером. Все жаждут и умоляют тебя проявить твердость…»
На следующий день в новом письме:
«…Стачки и беспорядки в городе более чем вызывающи… Это — хулиганское движение; мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, — просто для того, чтобы создать возбуждение… Но все это пройдет и успокоится, если только Дума будет хорошо вести себя. Худших речей не печатают, но я думаю, что за антидинастические речи необходимо немедленно и очень строго наказывать…
Бойсманпредлагает, чтобы Хабаловвзял военные пекарни и пек немедленно хлеб, так как здесь достаточно муки… Нужно немедленно водворить порядок. День ото дня становится все хуже… Не могу понять, почему не вводят карточной системы… тогда не будет беспорядков…»
До Февральской революции и какое-то время после, Россия даже отдаленно не опускалась до Германии по обеспечению населения продовольствием. Блокада Германии уже давно привела к необходимости строгой, почти убийственной карточной системы на продукты. Население чахло и погибало от недоеда. Россия даже близко подобного не испытывала. Голод заявил о себе позже, после октября 1917 г.: при большевиках, — и еще после частенько давал себя знать. Жестко клал руки на глотку — ну не продохнуть, а нужда — так та вообще обосновалась в России волею Главного Октябрьского Вождя, с ней завоевали и построили «развитой социализм».
Не каждому по плечу строить новый мир. Судьба и история поставила Ленина. Впрочем, такую категорию, как судьба, столь суровый и беспощадный материалист-практик в расчет не брал: не верил, отрицал. Тут Сталин его серьезно дополнил: нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевики. Так и сказал — не сказал, а прожёг!
С тех пор вот и берут. Одни крепости только и берут, без крепостей не выходит. А что делать? Урожай, к примеру, снимают только с боем, только в битве дается, окаянный. При всем громадном напряжении сил…
Шляпников вспоминал, что в декабре 1916-го им было написано письмо Ленину и Зиновьеву, в коем он кратко сообщал о своей работе и положении в стране. Это были сведения об обстановке, причем самые подробные, что давало возможность Ленину быть в курсе всех дел; одновременно это были и отчеты о работе партии.
«Петербург, 2 декабря 1916 г.
Дорогие друзья! Наконец-то имею возможность поделиться с вами новостями и материалами. Чувствую, что ропщете на долгое отсутствие вестей, но думаю, что вы догадываетесь о причинах, которые лежат вне моей воли, — в отсутствии людей. Путешествие мое было полно самых неожиданных приключений… Сюда попал только в конце октября по старому стилю. Подробности сообщу на досуге (Шляпников инспектировал деятельность местных партийных организаций. — Ю. В.)…
В настроении рабочей массы и демократии вообще наблюдается полнейшее отсутствие патриотического дурмана. Дороговизна, хищная эксплуатация, варварская политика — все это достаточно убедительно доказывает массам истинный характер войны. Клич «война до победы» остался только боевым лозунгом военной промышленности. Рабочие, работницы, солдаты и простые «обыватели» открыто выражают свое неудовольствие продолжением бойни. Скоро ли все это кончится? — звучит положительно всюду. Рабочее движение в этом году отмечает рост стачек по всей стране… Цены возросли в 5–10 раз по сравнению с прошлогодними. Одежда, обувь становятся почти недоступными. То, что стоило (костюмы и пр.) до войны 30–40 рублей, теперь 150–200 и т. д. К осени положение дел стало ухудшаться, и в сентябре, октябре бывали дни, когда в рабочих кварталах не было хлеба. О мясе и говорить уже не приходится…
Были выпущены листовки. Появление на заводах листовок массою было принято за приглашение к стачке… были манифестации… Когда началась забастовка, то полиция бросилась разгонять демонстративно выходивших с пением рабочих. В толпе были и солдаты, которым полиция угрожала всяческими карами…
В стачке участвовало 116 000 рабочих, все учебные заведения (речь идет о Петрограде. — Ю. В.), много мелких мастерских и типографий…
На «продовольственную нужду» стачка имела благотворное действие: появились хлеб, мясо и другие продукты в изобилии…
Мне приходится очень трудно, так как вынужден разрываться на все руки: писать статьи, организовывать, видеться, готовить доклады и быть на заседаниях… Отовсюду требуют литературу, людей…
Отношение русского правительства и Думы к германскому предложению о мире возмутило широкие круги обывателей и интеллигенции. Даже патриотический элемент недоволен решением Думы, ее «принципиальным» нежеланием вступать на почву обсуждения мирных предложений (ох, как не по себе Ленину: а вдруг заключат соглашение с немцами; тогда прощай, революция! — Ю. В.). Наши организации используют этот факт как яркую иллюстрацию захватных идеалов русской буржуазии и правительства…
Настроение солдат весьма напряженное. Ходят слухи о бунтах в армии…
Вообще «общество» полно всяких слухов и толков. Сообщают, что будто еще летом было совещание некоторых военных кругов действующей армии из командиров корпусов, дивизий и некоторых полков, на котором обсуждался вопрос о низложении царя Николая II. Вообще, даже убежденные монархисты — и те очень смущены всем, что творит царское самодержавие…
Писать больше некогда, нужно отправлять, завален работой. Крепко жму руку.
Ваш Александр»
Если бы знал о будущем, никогда не отчеркнул это — «ваш». Никакой сверхъестественной силой не вывел бы.
Один из многих военных министров царских правительств последнего периода, генерал Поливанов, показал в Чрезвычайной Следственной Комиссии временного правительства:
«…Я считал пределом, что полк (запасной. — Ю. В.) должен быть из 4–5 тысяч человек; при ином способе обучение, воспитание и надзор делаются немыслимыми… Повторяю, призыв производился только после большого и внимательного изучения в Совете Министров возможности взять для интересов страны в ту или другую пору тот или другой контингент, причем принимались во внимание и интерес промышленности, интерес каменноугольного дела и т. д…После моего ухода из министерства (военного. — Ю. В.)…такая согласованность интересов государства и армии в призыве была нарушена. Прежде всего это касалось порядка призывов и количества призывов, которые оказывались оторванными от интересов страны… постепенно эта наша норма, которую я определил в 4–5 тысяч максимум на полк, без всякой надобности перегружалась, и, например, в период революции (Февральской. — Ю. В.) мне известен был полк в окрестностях Петрограда, который имел 17 000. При этих условиях, очевидно, армия не получала ни хорошего комплектования, ни людей, в которых, при неудовлетворительном житье, питании, продовольствии, гнездился тот дух недовольства, который для армии хорошего принести не мог (если бы только армии. — Ю. В.). Таким образом, весь распад образовался на почве такого курса…»
Продовольственный кризис прямым путем вел (и ведет) к власти. Посему Шляпников посвящает ему целую главу.
«Продовольственный кризис, в виде быстрого роста цен на предметы первой необходимости, а иногда и исчезновения с рынка товаров, переход к торговле «по знакомству», из-под полы, достиг на третьем году войны крупных размеров. Особенно больно и тяжело переживали этот кризис пролетарские массы промышленных районов. Волнения, стачки на почве дороговизны начались уже в 1915 году…
На борьбу с продовольственным кризисом были направлены все силы союза земств, городов, коопераций; но все их старания оказывались бесплодны. Хлеб все чаще исчезал из продажи. Многие предметы первой необходимости совершенно покинули «свободный рынок», добровольно уйдя в торговлю из-под полы…
Согласно заявлению Шингарева (члена Государственной думы. — Ю. В.), избыток хлеба над потреблением (именно в эти военные годы. — Ю. В.) составлял в России 440 млн. пудов…»
Далее Шляпников приводит слова Шингарева:
«…Не ясно ли, что главная практическая, деловая работа наша — это удаление власти, которая не может работать».
И Шляпников формулирует задачу большевиков на грядущий год:
«…И пролетарской задачей на семнадцатый год было — вовлечь армию в революционный фронт против царя, против помещиков, против буржуазии и войны».
В грядущем году ленинцы обрушат на головы солдат, рабочих, крестьян немыслимое количество листовок, газет, брошюр на сумму… пять миллионов рублей!!
Откуда, каким образом у Ленина оказалась сия сверхсумма?..
Исследователи указывают на германский источник. Книга не ставит целью скрупулезное установление данного факта. Приведу для начала высказывание писателя Марка Алданова (друга писателя Набокова):
«…Вряд ли этические проблемы могли помешать Ленину в этом деле, так как известно, что он отрицал буржуазную мораль».
Отрицал — это факт, да еще как отрицал! О тайных записях Ленина поведает русский художник Юрий Анненков, знавший вождя Октября свыше 30 лет, но об этом дальше…
Характер у Александры Федоровны истеричный, но достаточно твердый. Во всяком случае, от мужа она постоянно требует твердости, зная его переменчивость в делах и вообще нерешительность. Кстати, ее почерк — высокий, угловатый, но не путаный, гораздо более мужской, чем у мужа, — выдает эту черту характера.
У Николая — аккуратное, правильное написание, даже просто красивое, но не мелкое и не округло-бисерное: в нем какое-то спокойствие и ровность духа. Помарки, исправления практически отсутствуют.
Переписку ведут на английском, шифруя некоторые фамилии. Протопопов у них — Калинин, Керенский — Кедринский, Распутин — Друг…
26 февраля Александра Федоровна сообщает:
«…Необходимо ввести карточную систему на хлеб (как это теперь в каждой стране), ведь так устроили уже с сахаром, и все спокойны, и получают достаточно. У нас же — идиоты…
В городе дела вчера были плохи…»
И в том же письме о Распутине:
«…Солнце светит так ярко, и я ощущала такое спокойствие и мир на его дорогой могиле! Он умер, чтобы спасти нас…»