«Я был у Львова, — вспоминал Локкарт главу правительства через несколько месяцев после революции, — скромная квартира из двух комнат, где он жил с того самого дня, когда приехал в Москву принять бразды правления. Он был в том же костюме, дорожный мешок все еще стоял в передней. У меня сердце разрывалось, глядя на него… Он был скромен и, вопреки аристократической фамилии, больше походил на деревенского доктора… все, что он говорил, сводилось к признанию собственной слабости…»
Тут ленинцы, захватив власть, явили качественно другую картину. Жестко, решительно они примутся взнуздывать Россию. Они не ведали, как управлять, но что делать — представляли до тонкостей.
И Россия пошла… пошла, голуба!..
А ежели по совести: куда ей деваться было?..
Теперь на Николая оказывает давление и собственная ставка. Из Могилева в Псков — телеграммы: необходимо ответственное министерство.
Для Николая это — пылающий круг.
Он сопротивляется, а после неожиданно дает согласие.
Но Рузскому мало. Он добивается от государя императора телеграммы с отменой приказа о посылке войск на умиротворение столицы. Торопится Николай Владимирович в Ессентуки, шибко торопится под дружный красноармейский залп — никаких сомнений, все стволы в грудь бывшему генералу, ну враз положат его, такого преданного обновлению и республике, такого талантливого, способного, нужного народной России…
А в Петрограде уже заседает Временное правительство. Народ остервенело громит полицейские учреждения (во все времена занятие для русского из блаженных и сладостных), а также ловит городовых — будет всем этим тварям по заслугам, позуботычили, поизмывались, пограбили.
Улицы в красных полотнищах. У православных праздник на душе.
А Рузский, в Пскове, не дозволяет событиям обогнать себя. Нос к носу, бок о бок рвется с ними в новую жизнь…
Николай смотрит на его измученное ночными бдениями лицо кабинетного человека, такое штатское пенсне и еще галоши — всякий раз снимает у входа в салон, — и не может взять в толк, куда спешат эти люди, за что ведут загон, ведь он их возвышал, облекал властью…
Понять эту неприязнь и ненависть Николай не в состоянии. Да, он «хозяин земли Русской» (так называл себя Николай при Всероссийской переписи населения), но разве так не повелось исстари — веками? И разве он не служит России? Как за это можно ненавидеть?
Он убежден: республиканский строй противен закону Божьему и во вред традициям России, а уж крестьянской — совершенно определенно. Он от этого не отступит.
Классовой теории государь император не знал, «не проходил с учителями», да и вряд ли принял бы; по природе своей был незлобив, и его всегда отличали завидная выдержка и врожденная воспитанность.
Что ж, если нет выхода…
Он идет навстречу событиям, не распознавая скрытого смысла их. И это он, который однажды обмолвился: «Предупреждать и не опаздывать — вот в чем суть управления».
Нет, не предупреждал и почти всегда опаздывал…
Меж тем Алексеев настаивает на отречении, иначе «начнется междоусобная война, и Россия погибнет под ударами Германии, и погибнет вся династия».
Это удар в самое больное! Пуще жизни Николай Романов любит сына. Пусть лишат его, Николая, власти, но будет царствовать Алексей! В таком случае он, император с 1894 г. (коронован в 1896 г. — Ю. В.), готов к отречению, хотя ему, Николаю, всего сорок восемь и он полон энергии.
Впрочем, еще есть время. Еще не тот разворот событий. Еще не все успели предать. Может быть, отзовутся верные люди, заявят о себе и верные войска. Ведь он пестовал, жаловал армию…
Верный человек ждет приказа, но вот ответа… нет. Телеграмма словно провалилась в небытие. Генерал Келлер (он к тому же и свитский генерал) не выходит из штабных комнат: должен быть ответ, должен!.. Корпус в боевой готовности — лучший кавалерийский корпус русской армии. Попробуй задвинь дорогу такому! Да в считанные сутки прорвется к Пскову! И тогда горе непокорным!..
Почему же нет ответа от Его величества государя императора?!
Помазанник Божий…
Рузский опять на докладе у государя императора. Генерал-адъютант опускает перед ним бумажные кольца телеграфной ленты — это его, Рузского, разговор по прямому проводу с Родзянко.
Николай пропускает ленту между пальцев: это — отречение!.. Если он будет и дальше упрямиться, может потерять корону и сын.
И тут же телеграмма Алексеева: тоже немедленное отречение!.. Телеграмму приносят и подают Рузскому при государе императоре.
Многое, если не все, вызывает потрясение у Николая, но чтобы Алексеев?!
Илья Николаевич Ульянов был удостоен генеральского чина в 1877 г. В январе 1882 г. его отметили орденом Св. Владимира третьей степени. Это давало всему его роду потомственное дворянство. После октября 1917 г. при таком происхождении, за космически ничтожным исключением, людей изводили на корню, так сказать, расчищали землю. Такие первыми шли заложниками, как, например, тот же Николай Владимирович Рузский. По наказам Ленина не только за такое происхождение, такие награды и звания, но и за куда более меньшую «знатность» стирали с лица земли. И это нисколько не смущало Ленина. За одну подобную строку в анкете карали без снисхождения…
А тогда, через 5 лет после почетного награждения, арест старшего сына Александра (3 марта 1887 г.). Семья уже никогда не оправится после этого события.
3 марта на допросе Александр Ульянов даст показания:
«Я признаю свою виновность в том, что принадлежал к террористической фракции партии «Народной воли», принимал участие в замысле лишить жизни государя императора… Я знал, какие лица должны были совершить покушение… Но сколько лиц должны были это сделать, кто эти лица, кто доставлял ко мне и кому я возвратил снаряды, кто вместе со мной набивал снаряды динамитом — я назвать и объяснить не желаю».
8 мая 1887 г. (по старому стилю) во дворе Шлиссельбургской крепости были повешены А. И. Ульянов, В. С. Осипанов, В. Д. Генералов, П. И. Андреюшкин и П. Я. Шевырев. Все до одного встретили смерть мужественно.
Гибель старшего брата потрясла Владимира Ульянова, на всю жизнь запеклась ненависть к царскому строю. Лишь с годами облек он ее в научные формулы, так сказать проинтегрировав по всем судьбам России, слив в единый поток все беды и все ненависти…
Михаил Владимирович Родзянко — действительный статский советник, по табели о рангах — это генерал-майор или контр-адмирал; словом, одного чина с отцом Ленина.
Родзянко являлся членом Государственного совета, камергером, крупным помещиком Екатеринославской губернии, одним из лидеров партии октябристов, депутатом Государственной думы третьего и четвертого созывов, а с марта 1911 г. был избран ее председателем. Это через него проходило разоблачение Малиновского, доверенного человека Ленина и самого именитого провокатора в истории большевистского движения.
В 1920 г. Родзянко эмигрировал в Югославию. Там и сложил кости, оставив книгу воспоминаний — «Крушение империи».
Крушение империи.
За обедом Рузский докладывает государю императору известия. Телохранители царя — собственный Его величества конвой, отборнейшие люди (в основном — кубанские казаки) — перешли на сторону Временного правительства. Великие князья тоже клянутся Богом и честью в верности новой власти. В столице арестовывают министров царя и свозят в Таврический — помещение Думы.
И еще телеграммы: все главнокомандующие фронтов (А. А. Брусилов, А. Е. Эверт, В. В. Сахаров, с ними и дядя государя императора — великий князь Николай Николаевич, а также командующий Балтийским флотом адмирал А. И. Непенин) за отречение! Но самое непостижимое — все это одобряет Алексеев: самый верный, самый уважаемый Николаем генерал.
Михаил Васильевич Алексеев…
Государю императору и невдомек, что эти телеграммы организовал как раз он, «самый верный, самый уважаемый» Михаил Васильевич…
Николай выслушивает Рузского и молчит. В молчании как бы все та же короткая фраза: не вижу оснований. Однако Николай Владимирович продолжает давление. В подкрепление он приводит генералов своего штаба, в том числе и генерала Болдырева, и приказывает им высказаться перед государем императором.
Вперед, господа генералы!