Пауза, необходимая для туговатой мыслительной деятельности, не успела затянуться. Карл Ильич уверенно взобрался на трибуну:
— …Это, впрочем, не важно. Главное, что мы встретились. Это определяет мотивацию выживания применительно к конкретным персоналиям. Думаю, те, кто меня знает, а их немало, пояснят остальным. Ну а поближе познакомимся в процессе плодотворного сотрудничества. Скажу только, что я представляю определенные круги. В отличие от квадратов с их жесткими конструктивными рамками…
Назад накатила тягучая волна безысходности. Заволакивая свет ламп, с трибуны потоком хлынул вязкий сумрак. Оцепеневшие законодатели превратились в стадо, покорно внемлющее пастырю.
— …Жалкие крохи привилегий могут встать комом! Либерализация каждого из вас в аспекте благосостояния пагубна и смертельно опасна…
То, что дошло до ветеранов политического фронта в первый момент встречи с Теплым, доперло до продвинутой парламентской молодежи минут через двадцать. Блаженное и сытое существование возле кормила власти (от слова «кормить») отныне целиком зависело от загадочного посланца структур, о которых лучше было ничего не знать.
Через час безостановочного окучивания аудитории Карл Ильич подвел черту:
— Ну что ж, предлагаю решение о квотуме доверия по принятым мною решениям поставить на голосование. Надеюсь, никто не против демократических принципов?
Дума, пребывающая в трансе, дружно откликнулась на магическое заклинание. Посягать на священную формулу никто не осмелился. Депутаты синхронно потянулись за электронными карточками. Бархатный голос с трибуны остановил неукротимое волеизъявление легким укором:
— Я хочу видеть ваши руки. Не надо прятаться от соратников! Голосуйте открыто, граждане великой страны, голосуйте смело!..
Лес рук, не вздымавшийся в этом зале с такой густотой со времен последнего Съезда Советов, вырос от первого ряда до последнего. Теплов расстегнул пальто и трижды хлопнул в ладоши.
— Единогласно! — одобрил он депутатское решение. — Поздравляю вас!
Зал послушно зааплодировал, подражая новому лидеру. Единодушие было полным, как колымский песец. И овация искренней. Ибо, как говорилось выше, интеллигенция, впавшая в большую и малую политику, ничуть не изменилась по дороге от социализма в капитализм…
Карл Ильич величественно помахал рукой и слез с трибуны. Он подошел к столу президиума и пальцем поманил к себе старых знакомых. Петров и Худяков поспешно вскочили с кресел и замерли. Теплов снисходительно потрепал по плечу бывшего Поршня:
— Нам бы с президентом надо повидаться. Организуйте… — Теплый хмыкнул и, напоследок повернувшись к залу, произнес: — И за порядком тут присмотрите. Только не партаньте. Глядящий за вами будет. Помните…
Главный Кабинет страны располагался на последнем этаже Главного Здания страны. В самом конце Главного Коридора страны. Массивная металлическая табличка подозрительно знакомого желтого цвета была укреплена на ней точно в соответствии с данными Главного Управления статистики Российской Федерации. По данным уважаемого учреждения, именно на этом уровне от пола должны были располагаться глаза россиянина среднего роста и нормального телосложения. Крупными, понятными каждому печатными буквами по золоту таблички шла надпись. В переводе на нормальный русский язык она звучала просто и очень по-доброму: «Главный Человек страны».
Гражданин России среднего роста и нормального телосложения уже несколько минут стоял напротив заветной двери и, чуть прищурив свои серые, почти стальные глаза, всматривался в дорогую обивку. Его губы еле заметно шевелились, словно произносили молитву или заклинание.
Секретарю было рекомендовано ненадолго отлучиться по неотложным делам. Тот не спорил. В приемной осталось трое.
— Он ждет, — шепотом произнес Поршень и вопросительно посмотрел на Петрова.
— Да-да. Таки не извольте беспокоиться… — затараторил Иван Израилевич и тут же осекся под тяжелым взглядом Теплова.
— Я знаю, — спокойно сказал тот и тихо добавил: — Чувствую…
— Все согласовано… У вас двадцать минут… Можете не торопиться… — Иван Израилевич замолчал и неуверенно сделал шаг назад.
— Не буду, — равнодушно отозвался Карл Ильич и поскреб ногтем табличку на двери. — Партак гуманит. Не фуфло!
Он с уважением покивал головой в сторону кабинета.
— Это… Вы уж там поосторожнее, — Поршень просительно развел в стороны руки, — если можно, конечно. Он, в общем-то, это… человек-то хороший!
— Посмотрим, посмотрим.
Карл Ильич взялся за ручку двери, но вдруг на секунду задумался и негромко постучал по золоченой табличке.
— Да, да! — отрывисто прозвучало из кабинета. — Входите!
— Иду, иду, — отозвался Телов и не спеша надавил на ручку.
Он был абсолютно спокоен. Так было правильно. Потому что настоящим авторитетам волноваться ни к чему. Пусть волнуются не настоящие. Он уверенно шагнул в кабинет.
Главный Человек страны сидел за столом, приятно улыбаясь вошедшему. Проверенные методы всегда работали безотказно. Всяк сюда входящий внезапно чувствовал, что ему здесь рады, и сразу начинал испытывать удушливый позыв к откровенности. Но не в этот раз…
— Здравствуйте, — хозяин кабинета скосил глаз на бумаги, лежащие на столе, — Карл Ильич. Присаживайтесь.
— Здравствуйте, — твердо ответил визитер, но остался стоять. Он внимательно осмотрел помещение. Холодные глаза скользнули по безупречному дизайну интерьера. — У меня письмо.
Теплов достал из кармана и положил на стол небольшой конверт.
Президент передернул плечами, не в силах отделаться от внезапно возникшего ощущения дежа-вю, и почти автоматически произнес:
— Кому?
— Там написано, — ответил гость.
— От кого? — спросил президент, заранее зная ответ.
— От меня.
Хозяин кабинета еле заметно кивнул:
— Буду краток. Я должен прочитать.
— Должны — читайте. У меня от страны секретов нет.
Такая постановка вопроса президента несколько озадачила. Скорее с непривычки. У всех посетителей его кабинета были секреты. И именно от страны! А у этого не было. Тем временем гость наконец отодвинул стул подальше от стола и удобно устроился на нем, плотно прислонившись к спинке. Его серые глаза пристально следили за судьбой конверта в Главных Руках страны.
Хрустнула надорванная бумага, неприятно пощекотав барабанные перепонки, а заодно и нервы. Президент достал из конверта и развернул сложенный вчетверо лист. Через пять минут внимательного изучения, рассматривания на свет и переворачивания с одной стороны на другую на лице хозяина кабинета появились две незаметные морщинки в углах глаз. Что означало крайнюю степень удивления, неуверенность в психической нормальности посетителя и немой вопрос, как этот человек сюда попал. Президент поднял глаза:
— Государственная Дума утвердила кандидатуру на пост Генпрокурора?