- Будешь постарше, поймёшь, - ответила она. Такой ответ меня, конечно, совсем не удовлетворил.
Михалыч пришёл с работы и, садясь обедать, весело сказал:
- Какой пациент у меня сегодня в больнице был, ни за что не угадаете!
- Кто-нибудь из знакомых? - спросила мама.
- Ну, как сказать, лично ты его не знаешь, а вообще очень даже знакомый, - посмеиваясь, отвечал Михалыч. - Ты знаешь портного Никольского Петра Ивановича?
Мама отрицательно покачала головой.
- И я до сих пор не знал, - пододвинув к себе тарелку с супом, сказал Михалыч. - А оказывается, есть такой. - И продолжал: - Мастер-то, наверное, он неважный, разное старьё перешивает. Вот этот самый портной и явился сегодня ко мне на приём. Гляжу - входит в кабинет какой-то старикашка, худенький, щупленький, в чём душа, и сразу же начинает извиняться: «Уж вы простите, что обеспокоил. Прямо не знаю, как к вам обратиться?» А я говорю ему: «Вы, папаша, не стесняйтесь. Что у вас за болезнь? На то мы и врачи, чтобы лечить, какое тут беспокойство». - «Да нет, отвечает, я-то не болею, я только хочу посоветоваться, если не прогневаетесь, как мне самому полечить». - «Кого полечить?» - «Скворца». - «Ничего не пойму - какого Скворца? Фамилия, что ли, такая?» - «Нет, не фамилия, а самого обыкновенного птичьего скворца». Я, признаться, подумал, что дед маленько того, рехнулся от старости. Нет, вижу, как будто всё в порядке. Говорю ему: «Вы, дорогой, не волнуйтесь, расскажите, в чём у вас дело». Он и рассказал. Оказывается, по профессии он портной, а по душе - птицелов. Всю жизнь разных птиц ловит и в клетках держит. Есть у него, между прочим, любимый скворец, ручной совсем, по комнате летает. И вот этот самый скворец вчера лапой за что-то зацепился, рванулся и ногу сломал.
- Ах, какая жалость! - вздохнула мама. Михалыч продолжал:
- Я старику говорю: «Вы бы, Пётр Иванович, к ветеринару обратились». - «Был, отвечает, только зря проходил. Ветеринар и смотреть не стал. «Мы, говорит, скотину лечим: коров, лошадей, овец… А разных синиц и щеглов лечить не берёмся». Вот я и решил к вам зайти, может, вы не откажете». И поверишь, Надя, - обратился Михалыч к маме, - сам говорит, а сам чуть не плачет. Ну, что тут делать? «Тащите, говорю, вашего пациента к нам в больницу. Давайте попробуем его полечить». Только сказал это, старик пулей из кабинета выскочил. Полчаса не прошло - он уже опять является, в руках скворца держит. Первый раз я с таким пациентом дело имел. Выстрогал из спичек две шинки, привязал их ниткой с двух сторон к сломанной ножке, потом настоящую гипсовую повязку ему устроил. Кончаю и говорю Петру Ивановичу: «Только нужно, чтобы он на больной ноге не скакал, пока гипс как следует не затвердеет. А то и повязку сбросит, и костям срастись не даст». Пётр Иванович всё это внимательно выслушал и спрашивает: «А сколько времени нужно, чтобы повязка окрепла, и вообще - сколько времени ему нельзя двигаться?» - «Ну, точно ответить, говорю, на это мне трудно. Я переломы костей у птиц никогда не лечил. Чем дольше, тем лучше. Во всяком случае, дня два-три больной ноге обязательно надо покой дать». - «Хорошо, отвечает. Я его эти дни на руках подержу». Я, признаться, даже не понял: «Как, целые дни на руках?» - «А что же поделаешь, раз такое несчастье с другом случилось. Ведь он мне первый друг: и песенку мне споёт, и поговорит со мной. Он ведь учёный, разные слова говорить может». Вот какой пациент у меня сегодня в больнице побывал! - закончил Михалыч.
После обеда я стал приставать к Михалычу, чтобы вместе пойти к Петру Ивановичу навестить скворца.
- Обязательно сходим, - ответил Михалыч, - только дня через два, через три. Пусть за эти дни немножко оправится.
С тех пор как Михалыч рассказал мне про больного скворца, прошло не два дня, а целая неделя. Михалычу всё было некогда навестить своего крылатого пациента. Наконец как-то раз он сказал мне:
- А сегодня у меня в больнице опять Пётр Иванович был, заходил сказать, что скворец его поправляется. Повязка держится крепко, и скворушка уже начал опираться на больную ножку. Пётр Иванович просит зайти посмотреть на его птичье хозяйство.
- Когда же мы пойдём? - спросил я.
- Да я бы думал - сегодня, если у тебя особо срочных дел не имеется.
- Какие там дела! - обрадовался я. - Идём, прямо после обеда идём.
- После обеда так после обеда, - согласился Михалыч. - Хотя это время, друг мой, природой отведено для небольшого раздумья.
- Нет-нет, никаких раздумий! - заволновался я. - А то скажете, что полчасика подумаете, а проспите до самого чая, а там и идти некогда.
- Ну что же, значит, на сегодня раздумье отменяется, - грустно вздохнув, согласился Михалыч.
Сейчас же после обеда мы отправились к Петру Ивановичу. Он жил на нижней улице у самой речки. Домик крошечный, в два окошка, и почти совсем в землю врос. Крыша тесовая, лишайниками, мохом обросла. А вокруг домика густые зелёные кусты сирени и жасмина. Из-за них только крыша виднеется да краешек белой, вымазанной мелом стены. Не домик, а настоящий гриб боровик или, ещё вернее, сказочный лесной теремок, в котором живут Мышка-норушка да Лягушка-квакушка.
Когда входили внутрь, Михалычу пришлось согнуться в три погибели, и всё-таки он больно стукнулся головой о притолоку.
Вошли. Я так и замер от восторга, даже с места! сдвинуться не могу. Это же и вправду терем-теремок. Весь домик внутри-только одна комната, но зато какая! Все стены клетками увешаны, и под потолком! тоже клетки. А в них разные птицы. Крик, писк, чириканье, будто не в комнату, а утречком в лес вошёл.
Посреди всех этих птиц за столом сам Пётр Иванович. Сразу он мне показался тоже вроде большой старенькой птицы. Лицо худое, жёлтое, нос длинный, как клюв. А на голове жиденький седой хохолок, будто его кто-то немножко выщипал.
Пётр Иванович сидел у стола и крошил на него творог - кормил скворца с завязанной ножкой.
- Кто там пожаловал? - не отрываясь от своего дела, спросил он.
- Мы, Петр Иванович, - ответил Михалыч. - Пришли больного навестить.
- А, доктор, да ещё с сынком! - воскликнул старичок. - Проходите, проходите. Я сейчас… - И, обращаясь к скворцу, сурово добавил: - Уродничаешь, не хочешь есть, и не надо!
- Хочу, хочу! - хрипло закричал скворец, пытаясь щипнуть хозяина за палец.
- Ничего ты не хочешь! - сердито ответил тот. - Только балуешься!
Мы сели возле стола на табуретки.
- Ну вот и всё моё хозяйство! - сказал, улыбаясь, Пётр Иванович, показывая рукой на птичьи клетки. - Так с этими дурачками и живу весь свой век. Я их пою, кормлю, а они мне песенки распевают. А вот это - ваш больной. Видите, какой озорник.
Пётр Иванович подставил скворцу ладонь. Тот сейчас же вскочил на неё и принялся щипать клювом за пальцы.
Михалыч надел очки, желая получше разглядеть, как держится гипсовая повязка на ножке птицы.
Пётр Иванович пододвинул руку поближе.
Тут скворец оставил в покое пальцы хозяина. Он приподнял головку, поглядел на Михалыча и потянулся клювом к его очкам.
- Стащит, стащит! - заволновался Пётр Иванович, отдёргивая руку вместе со скворцом.
- Ах ты, плутишка этакий! - засмеялся Михалыч. Он внимательно осмотрел больную ножку птицы и остался доволен.
- Всё в порядке, зажило отлично, - сказал Михалыч. - Но повязку снимать, пожалуй, рано. Пусть походит в ней ещё с недельку. Ножку она не давит, а всё-таки это поддержка, на кости меньше нагрузки.
Потом мы стали осматривать других птиц. Кого-кого тут только не было: чижи, щеглы, синицы, овсянки, поползни… Я уж всех и не упомню. Очень многие жили у Петра Ивановича по нескольку лет. Они были совсем ручные: вылетали из клеток, носились по всей комнате, а потом сами же возвращались обратно в свой домик.
- Они у меня и по воле летают, - сказал Пётр Иванович. - Я их почти каждое утро прямо в клетках в сад выношу. Открою дверцы - пусть погуляют, крылышки поразомнут.
- А не бывало такое, что совсем улетят? - спросил Михалыч.
- Как не бывало! Всякое случается, - добродушно отвечал Пётр Иванович. Иная по дурости улетит, а иная с пути собьётся, дорогу обратно в свой дом не найдёт. А какую ястреб на грех поймает. этого, чтобы совсем не пропадали, никак нельзя.
- А как же вы их ловите? - заинтересовался я.
- Ловлю-то как? Да по-разному: и сеткой, и западнями, и плёнками. Для разных птиц разные способы имеются. Вот если интересуешься этим делом! сынок, отпросись у папаши да приходи ко мне пораньше утречком, на зорьке. Вместе на ловлю сходим, тогда и сам увидишь.