— А недавно наши ребятишки из Воинской школы, то бишь Академии Архангела Михаила, подоспели: часть из них полон погнали — баб с ребятишками. А другая часть — ратникам коровье стадо вести помогает. Им бы успеть до темноты болото перейти, назад они только завтра днем придут.
— А много еще всего осталось?
— Много. И большая часть, как на грех — тяжести. Те же бочки с вином возьми. На телеге можно увезти, а как на коня навьючить? Фаддей Чума с Буреем уже предложили все вино из бочек выпить прямо здесь. Корней наорал на них — не дай Бог, ратники перепьются, сам знаешь, как это бывает, — тут Мишка вспомнил свое кальвадосное "обезболивание" и невольно покраснел. — Ведь если на пьяных местные навалятся — перебьют ведь, как курей. А еще велел лодье нашей завтра с утра вверх по Случи плыть — самый тяжелый груз она возьмет. Но все равно и ей несколько ездок сделать придется. Со снопами так и вообще никто не знает что делать — свалили на берегу, а раз плотов нет — так и лежат. А, ведь опасность, что враги опомнятся, с каждым днем все больше. Как бы часть более ценной добычи бросить не пришлось. Ну ладно, что-то заболтался я, скажи, тебя как, раны сильно беспокоят? Я уж тебе лечебную траву подкладывал, может еще чего надо? Пить-есть не хочешь?
— Знаешь, Илья, — Мишка прислушался к своим внутренним ощущениям, — вроде почти и не болит ничего, а вот в желудке сосет — быка бы съел, да и в горле пересохло.
— Пересохло, это после винца завсегда так, — понимающе усмехнулся Илья. — Но ничего, кроме квасу, тебе давать не велено. На, держи баклажку. А за ужином я сейчас схожу.
Спустя некоторое время он возвернулся в сопровождении молодой девчонки, державшей в руках обернутый тряпкой горшок, из которого ужасно аппетитно пахло рыбой. У Мишки от этого сытного запаха враз потекли слюнки, и даже заурчало в животе.
— Ешь, ешь ушицу-то. Для раненых самая полезная еда, — он передал Михайле ложку и отрезал от принесенного каравая несколько широких ломтей, накрыв каждый шматком копченого сала.
Девушка аккуратно поставила перед ним горшок и вскинула глаза на боярича, как бы спрашивая — что еще от нее потребуют?
Встретившись со столь откровенно голодным взором, Мишка поперхнулся и закашлялся — есть, когда смотрят тебе в рот, было просто невозможно. Приподнявшись, он забрал у Ильи остаток каравая с куском сала и сунул девчонке в руки.
— Благодарствую, — едва слышно прошептала та, опустив вниз заалевшее лицо.
— Как звать-то тебя? — Илья с интересом и каким-то особенным значением покосился на Мишку.
— Тоня. Антонина.
— Да? Так ты крещеная?
— Я совсем маленькая была, когда мы сюда попали, а здесь Христу класть требы не велят, только Сварогу. И родители у меня умерли, так что не знаю, крестили меня или нет.
— Ладно, иди, — бросив взгляд на Михайлу, отпустил ее Илья. — Кликнем еще, если что.
Но тот, уже не глядя по сторонам, с огромной скоростью работал ложкой, уплетая за обе щеки содержимое горшка, и не забывая откусывать большие куски хлеба с салом. Наконец, он с блаженной улыбкой отодвинул пустой горшок и довольно откинулся на сено:
— Ух, хорошо. А откуда же здесь рыба?
— Как откуда? Деревенька вон неподалеку рыбацкая, как на речке и без рыбы? Вспомни, сами же бочки с разной рыбой грузили.
— Так вон оно что, а у меня совсем из головы… — от теплой сытости глаза неумолимо смыкались, и Мишка сам не заметил, как провалился в глубокий сон.
— Вот и хорошо, вот и славно, сон лечит, — Илья принес попону и укрыл спящего, затем знаком подозвал одного из опричников и наказал ему бдительно охранять покой своего боярича.
Раннее солнце так и норовило запустить свои лучи Мишке в глаза. Всласть потянувшись, он попытался отвернуться от разыгравшегося светила и еще поспать, но сон возвращаться не захотел. Пришлось подниматься, тут-то снова дали о себе знать полученные раны. Скорчившись от боли, он отправился искать Мотьку с его травами, но так и не нашел, зато наткнулся на деда, неторопливо обходящего стан.
— А, боярич Михаил, победитель двух бочек и трех ульев, — иронически протянул тот, — не рано ли на ноги поднялся? Или все раны зажили уже?
— Не, болят еще, деда! Ты Мотьку нигде не видел?
— Что, взаправду, болят? — Сразу посерьезнел Корней. — А Мотька еще вчера с ранеными через болото отправился. Сейчас Илюху покличу, он уже приноровился тебе повязки делать.
— Илю-у-ха!!!
— Здесь я, Корней Агеич! — буквально через пару мгновений рядом с ними нарисовался Илья с котелком, полным запаренной травы. — Сейчас, поменяем повязки, и полегчает.
— Ну что, как там переправа идет, деда? — спросил Мишка, пока Илья перетягивал его тряпицами со свежезапареной травой.
— Кхе, переправа-то? — Корней оторвался от малоприятного зрелища, что являли собой раны внука и вздохнул. — Да идет, хоть и хотелось бы побыстрее. Сейчас лодья прибудет, я уж выслал десяток к Случи, чтобы ее встретить. Сразу полегче станет. Мы на нее бочки с вином, что ты в походе взял, погрузим. А иначе и не увезти никак. Жаль лодья одна всего. Придется еще раз ей сюда плыть, и снова за твоей добычей — ульи да воск тоже во вьюках не увезешь! А снопы бросить придется, хоть и жалко. Но не увезти их никак. Про неудачу с плотами Илья тебе уже рассказал, небось?
— Рассказал, деда. А далеко здесь до рыбацкой деревни?
— Что, снова рыбки захотелось? Вон же она — полверсты всего!
— И от рыбки тоже не откажусь, но нам бы челны рыбацкие найти, да побольше.
— Так ты хочешь на них добычу везти? Не выйдет ничего — на каждый гребца нужно, а груза всего ничего и положишь. Да и застрять они, так же как плоты, могут запросто.
— А вот и не угадал — можно груженый челнок через болото полоняников заставить руками толкать, все равно их через болото вести. А еще челны узкие, они по вешкам, что Стерв ставил пойдут и на топляки и не наткнуться.
— Ну, ты и хитер на выдумки, внучек, а ведь и правда, пущай поработают.
— А еще сподручнее каждый челнок конем тащить, как зимой сани, — подал голос Илья, до этого молча прислушивавшийся к их разговору.
— …!!! — удивлению деда и внука не было предела. — Илюха, да ты ведь и впрямь у него в Академии настоящим мудрецом заделался, раз такие мысли рождаешь.
— Да вот придумалось случайно как-то! — но по лицу Ильи было видно, что он чрезвычайно доволен похвалой Корнея.
Только к середине третьего дня удалось отправить последний караван вьючных коней с добычей. Однако утром того же дня произошло одно чрезвычайно встревожившее всех событие: небольшая группа — человек шесть всадников подкралась, прикрываясь небольшой рощицей, почти вплотную к лагерю. Дозорные вовремя подняли тревогу и на перехват по приказу Корнея поднялись два десятка одоспешенных ратников. Конные лучники противника выпустили в сторону лагерного скопления по стреле и стали на рысях уходить в сторону видневшейся вдалеке дороги через лес. Стрелы не причинили практически никакого ущерба — был задет стрелой на излете один из обозников, да пришлось прирезать битую двумя стрелами и бьющуюся в агонии кобылу. А меж тем с погоней едва не случилась беда: когда выжимая из своих скакунов все силы, преследователи втянулись в узкий лесной коридор, то поперек дороги, преграждая путь, обрушилась вековая ель. Двое передовых ратников были сброшены ее зелеными лапами на землю, и только то, что попали они под удар веток, а не толстого ствола, спасло их от увечья, а может и смерти. Остальным пришлось резко осаживать коней, чтобы не попасть в этот рукотворный завал. И тут же из-за деревьев на них густо обрушились стрелы. На сей раз потери оказались более чем серьезны — трое ратников были ранены (хорошо хоть одели брони, иначе бы без убитых не обошлось!), да четырех раненых коней пришлось бросить. По резкой команде Луки, возглавлявшего погоню, ратнинцы огрызнулись ответными стрелами и вроде даже попали в одну из бесформенных пятнисто-зеленых фигур, изредка выглядывавших из-за деревьев, чтобы совершить выстрел, но спасла их от искусно устроенной засады все же быстрота. Почти мгновенно развернувшись и подхватив спешенных товарищей, конники выскочили назад на открытое пространство, прикрываясь щитами и стремясь побыстрей уйти из-под обстрела. Вслед им полетели стрелы, но только одна из них нашла себе добычу, пробив ногу одного из всадников. Отъехав на безопасные триста шагов от кромки леса, Лука взмахом руки приостановил своих и отослал раненых назад в лагерь. Его не оставляла надежда, что дерзкий противник попробует повторить нападение и тогда удастся захватить пленника, допрос которого позволит прояснить силы и планы врага. Но хотя на опушке и промелькнули несколько зеленых фигур, на открытое место так никто и не показался.
— Ну что, Лука, перехитрили они тебя? — Корней с Федором, оба облаченные в полный доспех, с нескрываемой тревогой встречали возвращавшихся ратников.
— Это правда, — не стал скрывать своей неудачи Говорун, — больно уж доднесь все легко удавалось, вот и понадеялись на авось. А тут воины, пожалуй, не хуже наших. Хорошо хоть только ранениями обошлось, ну и коней жалко, конечно.
— А если не хуже, то что ж они боя с тобой не приняли? — с одной стороны боярин Федор, задавший вопрос был сильно встревожен, а с другой у него проглядывала мрачная удовлетворенность тем, что не только у него случились неудачи в этом походе.
— Ты, Федя, в корень зри, — уразумевший пантомиму друга Корней поспешил на помощь своему подчиненному, — старшой-то у них совсем не дурак. Его задачей было засаду устроить, да, наверное, пленника для расспросов о нас добыть. А одоспешеные воины у него в нужном количестве видно не подошли еще. Вот они и не стали высовываться, чтобы грудь на грудь с Лукой схватиться, а то б плохо совсем было. Повезло тебе, Лука, но и ты, молодец, что никого из раненых им не оставил. Теперь бери еще один десяток и в поле, охраняйте нас внимательнее. А мы с тобой, Федя, пойдем людишек своих торопить, а то чую, если умедлим, ой солоно нам всем здесь придется! Да Бурею надо сказать, чтобы когда погрузит лодью — велел корабельщикам назад не возвращаться. А и самому с обозниками беречься на обратном пути от реки сюда — раз опомнились неприятели, то как бы новую засаду не учинили.
Осторожность помогла — десятки Луки и Егора, сторожившие неприятеля в поле, одним своим видом держали противника в отдалении от места переправы. Уходить через болото они стали только через час после того, как лагерь опустел и последний вьючный конь был отправлен в путь. А может быть, действительно, у врага здесь не было достаточных сил, но в остальном переход через болото завершился без значительных происшествий.
Уже совсем вечерело, когда Мишка, с трудом проделавший в седле путь через болото — серьезно сказывались раны, во главе двух десятков опричников приближался к паромной переправе, предвкушая торжественную встречу.