— Твоя, твоя! — добродушно рассмеялся парень, сгружая большую охапку травы перед кобылкой. — Для Милы там кое-что другое есть.
На свет была извлечена длинная рубаха и расшитая панева, а, главное, нарядные выступки. При виде такого богатства (своя то одежа совсем уже поистрепалась!) у девушки захватило дух. Не в силах вымолвить ни слова она только крепко обняла Жура и, найдя его губы своими, длила и длила их первый в жизни поцелуй.
Она не спрашивала, а Александр так никогда и не рассказывал ей, как остановил и зарезал молодого мужика с женой на дороге из Ратного в Огнево. И спасло его только то, что ехавшие намеревались задержаться и погостить у огневской родни, потому никто их особо не хватился до того времени, как искать следы стало поздно. Иначе не уйти бы ему от облавы.
В этот вечер в маленькой баньке был настоящий пир — ведь кроме всего прочего в телеге обнаружились и давно позабытые съестные припасы: пара ковриг хлеба, круг сыра, увесистый кусок копченого мяса, корчага с пивом и, к безумной радости Веснянки, туесок с липовым медом. Прижав его к животу, она отказалось от любой другой еды и только ждала разрешающего кивка старших, чтобы свести близкое знакомство с подаренным пчелами лакомством. Укоризненно покачав головой, Милорада отрезала пару ломтей хлеба и, намазав их медом, протянула маленькой сладкоежке:
— Держи уж, ради праздника можно!
Но видно так сильно сказалась усталость от напряжения последних дней, что Веснянка заснула прямо за столом, сжимая в ручонке недоеденный кусок. Пока Жур перекладывал малышку на лавку, Милорада задула лучину и затем повлекла его за собой на двор, к снопам, укрытым рядниной. Усадив парня на импровизированное ложе, она, встав на колени, развязала и стащила с него сапоги, а затем поднялась, выжидающе глядя на него. Лунный луч осветил его лицо, полное недоумения. Конечно, происходящее было совсем не похоже на те веселые свадебные обряды, что еще совсем недавно рисовала девушка в своих мечтах. Но все равно постаралась соблюсти все как должно. Затем, как бы отвечая на его немой вопрос, скинула с себя рубаху, открыв восхищенному мужскому взору прелесть юного тела. Пока он лихорадочно срывал с себя одежу, Милорада легла на постелю, широко раскинув ноги, и прикрыла глаза. Ее вдруг прошиб холодный пот при мысли, что ее возлюбленный может быть хоть в чем-то походить на давешних насильников. От этого страшного видения все мышцы до предела напряглись, и она чуть было не пустилась бежать, куда глаза глядят. Но, к счастью, Жур уже накрыл дрожащее девичье тело своим. Его губы скользнули по ее груди, шее, мягко коснулись щеки, а большие и загрубелые, но удивительно нежные руки были, казалось, везде. Милорада открыла глаза и с удивлением прислушалась к своему естеству — такого она не испытывала никогда. По всему мокрому от пота телу шли жаркие сладкие волны, голова отказывалась думать, девушку словно несло куда-то бешеным потоком чувств. Обезумев от этой сладострастной пытки, она вся раскрылась навстречу его настойчивому напору, почувствовав, что он, наконец, бережно и любовно входит в нее. Стремясь продлить это восхитительное ощущение, Милорада крепко-крепко обхватила его ногами вокруг талии, всем телом вжимаясь в тело любимого, двигаясь в такт его движениям. Она потеряла счет времени, потеряла ощущение пространства, потеряла даже самою себя, и так и неслась подхваченная сладострастной волной, пока девятый вал страсти не захлестнул с головой их обоих. И отхлынул, оставив двух любящих лежать в объятиях друг друга.
— Спасибо тебе, Журик мой! Теперь я верю, что мы друг другу посланы свыше, ведь я тогда брела по ручью с одной мыслью — встретить русалок и пусть они заберут меня к себе, так мне была не мила жизнь. Но вместо этого они подарили мне тебя…
— А мне тебя. И я знаю, что лучшей мне не найти во всем свете…
Утром Веснянка, увидев переплетающую волосы Милораду, с подозрением спросила:
— Ты зачем это делаешь?
— Мала еще, вот была бы старше, — отмахнулась та, — тогда знала бы, что замужние женки две косы носят, да голову покрывают, не то, что совсем маленькие соплюшки.
— Вот я подрасту и буду самой любимой женой Журика, а ты к тому времени старой бабой станешь!
— А я кем? Старым дедом? — со смехом вопросил Александр.
— Нет, ты будешь большим боярином, а я твоей любимой красавицей-женой. И еще я рожу тебе сына…
Иногда Боги говорят устами детей: все сказанное в тот день сбылось — и Жур стал большим боярином, и Веснянка, когда подросла, стала его женой, вот только совсем ненадолго. Через год она умерла от родильной горячки, оставив Журу и Милораде маленького Юрка…
— Кровь, Жур! Я вижу впереди у нас кровь и пепел! — женщина накрыла мужскую ладонь своей. — Многие не переживут этой зимы. Но, как шепнули мне Боги, если мы сами будем избегать лишней крови, то сумеем уйти от главной опасности. Хоть и придется пройти по тонкому льду…
— Не я первый заратился с ними! Али мне подставить им и правую щеку? — в глазах боярина полыхнул опасный огонек, рука его напряглась, для многих собеседников Журавля такое кончалось плохо, но сидящая ни единым движением не отреагировала на это.
— Дивно ли, ежели мужи умерли в полку? Лучшие из пращуров наших той судьбы не минули. Но берегись крови ПОСЛЕ РАТИ! Не то захлестнет она всех нас с головой!
Молодой изяславский князь Брячислав Давыдович был мрачен. Последнее время все шло наперекосяк. Недаром сердце изначально не лежало к этой отцовской затее. И Ксения долго со слезами отговаривала его от опрометчивого шага. При мыслях о жене Брячислав вздохнул. Его Ксюша была уже на сносях, поход пришелся на то время, когда она вот-вот должна была родить. Беременность проходила трудно, с многочисленными недомоганиями и обмороками, один раз она вообще чуть было не скинула плод. Слава Богу, повитухи и травницы, приставленные к жене после первого известия о том, что она ждет ребенка, оказались опытными и умелыми, и все обошлось. Конечно, они хотели первым сына, но сейчас Брячислав согласился бы и на дочку, лишь бы все закончилось благополучно.
Разумеется, все страхи жены можно было бы списать на ее состояние. Но ведь и дядя Борис, приезжавший на летний княжий снем из Друцка, тоже был противником этой затеи. И вот, похоже, его опасения начинают оправдываться. Начиналось-то все лучше не придумаешь — соединенная рать, спускаясь по Яцельде, легко взяла на щит Здитов, который сам по себе был неплохой добычей. В этом небольшом и мало примечательном с виду городке собирались в "товарищества" купцы, которым предстоял путь на Неман или на Вислу — вместе идти было намного безопасней. Оставив в Здитове полсотни воев, чтобы обезопасить себе обратный путь, Брячислав дал команду двигаться дальше. Но уже под Пинском их ждала досадная неудача. Город с наворопа взять не удалось, обороняющиеся, засевшие в детинце, легко отбили и первый приступ ляхов, сгоряча ринувшихся на стены в чаянии богатой поживы. Хорошо хоть он не стал посылать туда своих ратников, на чем настаивали ляшские воеводы. Приходилось приступать к осаде, которая длилась уже вторую седьмицу.
Впрочем, и здесь без добычи они не остались. Городские вымолы, с теснящимися на них купеческими лодьями, достались нападающим и Брячислав, настояв на немедленном разделе добычи, сразу отправил свою долю домой, негласно наказав боярину Тудору уходить после Здитова на полночь. Тот внимательно выслушал князя и с пониманием кивнул — теперешние союзники и ему не внушали доверия.
При дележе доходило до стычек, а потому князь был только рад, что ляхи разбрелись в зажитие по всей волости, оставив в лагере на берегу Пины только треть воинов — от них уже не приходилось ждать удара в спину.
— К тебе, княже, боярин ляшский просится, — раздался тихий почтительный голос доверенного холопа за спиной. — Прикажешь впустить?
Дождавшись кивка, он кинулся за дверь и спустя мгновение ввел в покой высокого воина средних лет. "Януш из Гродеца", — напрягши память, припомнил Брячислав, отвечая легким кивком на почтительный поклон ляха. Тем временем холоп внес в горницу на подносе кувшин с фряжским вином, пару кубков и блюдо с заедками, безмолвно расставил все на столешне и так же без единого слова удалился, плотно прикрыв за собой дверь.
— С чем пожаловал, боярин? — князь взял себе один из наполненных кубков, жестом предлагая гостю другой.
— Мы стоим под Пинском уже почти десять дней, и все без толку. Пора кончать, — конечно, Брячислава весьма покоробил этот резкий и бесцеремонный лях, но он решил пока не подавать виду.
— Ты ведь не пошлешь своих воев на приступ? И я тоже. Да и не пойдут они, слишком крепок город, слишком большой крови будет стоить. К тому же я еще не слышал слова воеводы Скрибимира…
— Вот пока нет этого упрямца, мы и должны все решить. Совсем скоро похолодает и пойдут дожди. Я не хочу зимовать здесь, ожидая неизвестно чего, — тут Януш оглянулся на дверь и понизил голос. — Надо брать окуп с города, поделить его поровну и уходить.
— Задумка хорошая, но… — молодой князь сделал глоток из кубка и в сомнении покачал головой, — мой отец, князь Полоцкий, посылал меня не за этим.
— Послушай, княже, — горячий шепот так и проникал в душу, — лучше синица в руках. Промедлим, дождемся с Волыни Мономашича с ратью. Пусть Святополковы сыновья крест целуют твоему отцу быть в любви и помощь ратную при нужде давать. А более для Полоцка и не надобно, или… все же?.. — лях в упор взглянул в глаза Брячислава, покрывшегося алым румянцем. Потому как тайные замыслы (при удаче!) были головокружительно велики — оторвать Пинск и Туров от Киева, сделав Святополчичей владельцами дреговичских земель и подручниками Полоцка. Но это стало бы возможно только в случае перехода пинских упрямцев на полоцкую сторону. К чему пока не было даже и намека. А тут еще этот лях, так и лезущий прямо в душу, к сокровенному!-
Пойми, Брячеславе, промедлить сейчас — все истерять!
— И снова ты прав, черт возьми! — от удара кулаком по столу один из кубков опрокинулся, образовав на столе кроваво-красную лужицу. — Эй! Кто там есть?
И кинул спешно вбежавшему холопу:
— Пусть трубят вызов, хочу теперь же говорить с Пинскими…
— Ляхи, — уверенно констатировал Руальд. — Никаких сомнений, ляхи. По одеже, да и по оружию видать. Две лодьи, стало быть, всего десятков семь-восемь будет.
— Пусть себе плывут, — Тороп, полулежавший на травянистом пригорке, перевернулся на спину, широко раскинув руки, и уперся взором в бездонную синь неба. — Эх, лепота! Так бы лежал и лежал, да вот только дела, будь они неладны…
— А ляхи нас здесь нипочем не найдут, — немного погодя продолжал он, — даже если специально искать будут. Потому мы Коробий остров с Ольгимунтом и выбрали.
— Если я правильно считаю, то до встречи с Маргером два дня осталось, — подошедший Снорри был на удивление хмур, что, впрочем, имело свое прозаическое объяснение. — А пива уже НИ КАПЛИ НЕТ!!! И жрачка…
— Коль тебе обед не по нраву, то сготовь сам, а мы поглядим, насколько еда с приправой висами вкуснее обычной будет, — привыкший к терпеливому ожиданию в засадах Руальд слегка потешался над запальчивостью скальда. Не слишком, конечно, чтобы обидчивый Снорри не принял добродушные подначки за оскорбление, чреватое вызовом на поединок.
— А что? И сготовлю! Настоящему хирдманну все по плечу!
— Сготовь, сготовь! Тогда и поверим, что ты не только слова в пряди связывать мастак!
— Я же сказал — сготовлю! Давай сюда дрова и припасы! И двух помощников! Я в одиночку кормить такую ораву — не нанимался!
— Руальд, выдели ему двух человек, — Тороп с усмешкой взглянул на расходившегося Снорри. — А ты бы, сладкоголосый наш скальд, устроил поединок на котлах и вертелах со своим собратом, что у Чупры в ватаге обретается. Кто сготовит вкуснее, да кто висой приправит позатейливее.
— А что победитель получит, о хитромудрейший из хевдингов?