Интересно, подумал я, долго ли он будет надо мной издеваться? Хотя… последние полтора года… совсем не могу поверить! Чувствую, наслушаюсь я еще от них леденящих душу историй о моей… мм… болезни. Надеюсь, время для этого будет. А ведь они еще и приврут смеха ради!
Мы шли по улице, проезжая часть которой была сделана из «вечного асфальта». Сейчас им уже давно не пользуются из-за чересчур огромной стойкости к внешним факторам, а вот раньше! Мода на «Загальское чудо» была фантастическая: ведь производители (раса людей-карликов из системы Загаль) давали гарантию ни много ни мало на пять тысяч лет! Это уже как-то потом выяснилось, что обратное превращение асфальта в пушистую стружку специальным и опасным облучением обходится в миллион раз дороже, чем его производство и укладка. А ведь транспортные артерии меняются довольно-таки часто. Асфальт, правда, легко разрушался в открытом космосе, но от этого было не легче. Я вспомнил, как «убирали» подобные улицы при необходимости. Двух-, а то и четырехкилометровые участки отрезали друг от друга, поднимали гигантскими дирижаблями и топили в отведенных для этого самых глубоких участках океанов. И там загальский асфальт будет мокнуть еще не одно тысячелетие (если не один десяток).
А здесь подобная стойкость не была излишней. Видно было, что вся жизнь местных обитателей вращается возле подобных «стержней», прочнейших и неизменных. И если бы не проносящиеся изредка огромные грузовики, то, вероятно, даже всю проезжую часть давно бы заставили жилищными модулями (кто же хочет жить в зданиях, готовых в любой момент рухнуть?), коробками, домиками и различными торговыми и прочими точками.
Гарольд иногда здоровался с кем-то, а я косил глазами, припадая на обе ноги, и давал себя тащить за руку. Армата сразу же ушел вперед, и я его уже не видел. Ну а нам, видимо, не приличествовала излишняя поспешность.
— Ты чего идешь, как гусь лапчатый?! — зашипел Гарольд обернувшись. — Иди просто ссутулившись и помыкивай негромко под нос! Ты же так раньше не ходил!
— М-мордашка м-милая м-моя! — замычал я в ответ, распрямляя ноги и горбясь. — Тебе не угодишь!
Мы свернули на заброшенную улочку, ведущую к громадине полуобвалившегося завода. Здесь уже никто не жил, по крайней мере на виду. Кому же была охота окончить свое существование под обломками. А если кто и жил внутри, то у них наверняка имелись более опасные угрозы для бренных тел, чем падающие глыбы с арматурой. Как мы, например. Интересно, сколько мы прожили в этом подвале? И все это время я ел эту ядовитую кашицу? Ужас какой!
Дойдя до угла, стали аккуратно из-за него выглядывать. Машина у них действительно была внушительная. А если она и вправду летала?! Только бы захватить ее, не повредив! В противоположном конце улицы послышались резкие выкрики продавца водой. Этого свидетеля нам только не хватало! А тут еще, обгоняя нас, торопливой походкой просеменил какой-то местный в длинном халате, островерхой шляпе и с огромной корзиной за плечами. Корзину он нес с помощью ремня, надетого на лоб. И только по острому, мелькнувшему в профиль носу я с облегчением узнал его — Армата! Он уже почти поравнялся с машиной, когда на противоположном тротуаре показался бегущий к «большой» дороге разносчик, скорее по привычке продолжающий расхваливать холодные напитки.
— Ей! — крикнул Армата, призывно махнув рукой.
Разносчик — теперь я уже прекрасно рассмотрел Роберта — подбежал, поставил заплечный бак с бутылками и баночками рядом и, обмахивая шляпой разгоряченное лицо, стал ждать, пока заказчик не даст деньги. А тот всем своим видом напоминал прижимистого, скупого крестьянина, который если и расстается с деньгами, то чуть ли не целуя каждую монетку. Медленно достал завязанный в узел платок, медленно отсчитал нужную сумму. Одну монетку даже поднял вверх, как бы просвечивая ее в луче заходящего солнца — не фальшивая ли. Разносчика это нервировало, видно было, что он торопится. Он то нахлобучивал свою шляпу на голову, то снова срывал и начинал яростно обмахиваться ею, как веером. По нашим кодовым сигналам это означало: машина не просматривается внутри, непрозрачные стекла. А это было чревато при применении парализатора. Стекло могло быть с отражающим слоем, а если и нет, то могло ощутимо снизить поражающий эффект при стрельбе.
И тут в здании глухо зацокали разрывные пули. Дверь машины неожиданно открылась, из нее выскочил юнец очень внушительного вида и, презрительно гаркнув:
— Пошли вон отсюда, крысы! — сделал шаг вверх по полуразрушенным ступенькам.
Это был последний шаг в его жизни: Армата раскроил его глупый череп увесистым трофейным кинжалом. А секундой раньше Роберт задействовал парализатор, направив его в проем, оставленный еще не закрывшейся дверцей. Машина резко дернулась, потом клюнула носом, судорожно проехала метров десять задним ходом, забрала вправо и с ускорением грохнулась в одиноко стоящую стену. И вроде как замерла. Зато стала раскачиваться стена, зашатавшись как живая. Мы обмерли, наблюдая, куда она рухнет. И она обвалилась — к счастью, в противоположную от машины сторону.
Под этот шум из темнеющего проема, бывшего некогда парадным входом, прямо-таки выкатился последний из моусовцев. Он действительно был опытным бойцом. С одного взгляда оценил обстановку и стал стрелять по Армате и Роберту. Тех спасла только сноровка да чудом уцелевшая до сих пор высокая тумба, стоявшая у подножия лестницы. Они рухнули за нее как подкошенные. А моусовец продолжал стрелять из автомата, кроша в пыль кирпичную тумбу, одновременно отбегая в моем направлении. И при этом левой рукой он умудрялся стрелять из пистолета в портал, откуда только что выскочил. Было очевидно, что его кто-то преследовал, он даже имел явное ранение в ногу и заметно ее тянул. Иногда, оборачиваясь, он приближался к нашей засаде. Я уже мысленно представлял, как мы с Гарри его заломаем, но моусовец, словно что-то почувствовав, вдруг метнулся через улицу к большому пролому в стене. А в приближающихся сумерках у него была неплохая возможность уйти, да и крабер вроде у него имелся. Вдруг успеет кому-нибудь дать сигнал?! Мне ничего больше не оставалось делать, как выстрелить ему прямо в голову из пистолетика, позаимствованного у его уже покойного товарища. Они, наверное, сразу же и встретились на том свете, удивляясь, как быстро судьба их вновь свела вместе.
А нам было не до них, мы бросились к машине. Как она нам была нужна! Роберт уже возился с дверцей, пытаясь ее открыть. Но надо было еще узнать о наших в здании.
— Армата! — скомандовал Гарольд. — Ищи Малыша и Николя. Давай им знать о себе голосом. Потом тащите сюда переводчика!
— Меня уже не ищи! — сказал Малыш, выходя из здания и хлопая по ладони пробегающего мимо Армату.
— Ты еще больше вырос или мне кажется? — обрадованно спросил я, протягивая обе руки для приветствия.
— Не знаю, вырос ли я, но то, что ты вроде как заново родился, меня радует и воодушевляет! — Мы обнялись. Затем он отстранился, разглядывая мое лицо, и с трагизмом в голосе добавил: — Хотя и огорчает тоже!
— Почему?
— Посуди сам: тебе стало легче ориентироваться в жизни, но вокруг сразу выстрелы, кровь, смерть… То ли дело витать в блаженном неведении относительно мерзостности бытия нашего…
— И ты собираешься меня поддевать насчет моего недавнего недомогания? — Зная Малыша, я в этом не сомневался.
— Слышь, ты, Боендаль! — не дал нам порадоваться встрече Гарольд. — Открой-ка лучше машину! Еще успеете наболтаться о вашем потустороннем мире! — И хихикнул, радуясь удачному намеку на общность моей болезни и способа мышления Малыша.
— Это он всегда так — обижает маленьких! — пожаловался незлобно Малыш и стал ощупывать своими длинными чуткими пальцами замок двери. — Я уже дождаться не мог, пока ты выздоровеешь. Этот хам совсем раскомандовался — каждый день мне давал внеурочные наряды.
— Он что, серьезно? — Я воззрился на Гарольда.
— Да что ты его слушаешь?! — возмутился тот. — Этот длинный шланг вообще за холодную воду браться не хочет. Где прислонится к стене, там сразу и дрыхнет. Только и ищет, где полегче.
— А почему это я должен искать, где потяжелее? — наивно спросил Малыш, весело мне подмигивая.
Планка замка под его пальцами пошла внутрь, и дверь разблокировалась. Мы осторожно ее открыли, заглядывая в салон. Водила был парализован, но не на все сто процентов. Он пытался непослушной рукой вернуть кресло, которое разложилось при ударе, в прежнее положение. Хорошо, что мы успели успокоить его раньше.
— Гарольд! — обратился я к другу. — Иди обыщи того, последнего, моусовца. Ты не забыл, что у него может быть крабер? Забери у него все, что есть. Да, кстати, Малыш, это ты ему поранил ножку?
— Да! Вот таким диском. — Он вытащил из кармана круглый металлический блин, по краям которого хищно торчали изогнутые острые лепестки.
— Это я его научил! — похвастался Роберт, помогая мне связать водилу и запихнуть его в отсек за пассажирскими сиденьями.
— Да, староват только немного твой ученик! — констатировал я.
— Зато какой способный! — с умилением подчеркнул Малыш.
— Разбирайся давай быстрее с приборами, а мы уж тебя сами похвалим! — прекратил пустые разговоры Гарольд, подтаскивая тело убитого мною охотника. — Роберт, снимай амуницию с того молодого лопуха и тело оттащи куда-нибудь подальше с глаз долой. А я раздену этого. Дождемся всех наших — и будем сматываться.
Машина летела в тридцати сантиметрах над поверхностью океана. Хоть «летела» — это слишком громко сказано. Она ползла! Со скоростью всего десять километров в час. Это все, что удалось выжать из трофея, отвоеванного у моусовцев. Все-таки при ударе она получила весьма ощутимые повреждения. Если бы не это, со своими заботами пришлось бы нам распроститься. Ибо это была не простая машина, а самый настоящий космический челнок, искусно замаскированный под авто среднего размера, которые преобладали на земных магистралях. А такая шикарная и навороченная вещь не могла принадлежать простым торговцам или пусть даже контрабандистским миссиям и представительствам. В этом нам помог удостовериться и опрошенный водитель, оказавшийся крепким орешком и не желавший вообще с нами разговаривать. Поэтому он и пострадал: антидот мы сберегли — уж больно он дефицитная вещь, а вдруг как придется хорошего человека от домутила спасать. Водила нам выболтал все, что знал. К сожалению, очень мало. Явно недостаточно для выяснения повышенного интереса к моей персоне. Нас озадачило, что кто-то начал меня искать. Неизвестно, везде ли, но на Земле — несомненно. Нерадостное известие. Намного лучше находиться в списках отживших свое или хотя бы в числе якобы пропавших. Как, например, считает принцесса.
Принцесса! При воспоминании о ней у меня болезненно заныло сердце. Неужели она причастна к моему теперешнему положению? Ладно! Я в этом обязательно разберусь! Чего бы это ни стоило!
Но сейчас были другие проблемы. Со слов водилы, искали конкретно меня. Под большим, правда, секретом. И именно в невменяемом состоянии. Значит, моусовцы, как никто более, знают о том, что случилось со мной. Да и убийства во дворце полтора года назад — явно их рук дело. Это еще чудо, что я вернул себе память и здравый рассудок. По словам ребят, они уже и не надеялись на мое излечение. И прибыли мы на Землю только с одной целью — за лекарством. Его нужно было делать каждые пять дней из местных трав и растений и употреблять свежим. Если об этом противоядии знает Моус, то тогда его люди моментально спохватятся, что пропала целая миссия, и быстренько сумеют сложить два и два. Хоть мы и постарались запрятать хорошенько трупы и сделать вид, что случилось тривиальное ограбление, но… Мы ведь не знаем, какими силами они располагают на Земле. Захваченному моусовцу было известно о двенадцати миссиях! Это уже много. А о скольких он не знал? Не знал он также ничего о связях с местными правительствами и царьками. А о том, что эти связи были, говорило и наличие подобного суперавто, да и крабера тоже. Последний был с персональным кодом, и мы боялись без оборудования влезть в систему связи. Пока радовало, что и на крабер никто не пытался дозвониться. Значит, времени у нас еще достаточно. Надо было только успеть добраться до космопорта и как можно быстрее смыться с Земли. Как это банально: всю жизнь мечтал здесь побывать, а стоило оказаться — сразу приходится подаваться в бега.
Цой Тан нам действительно пригодился. Он был неумолкаемым источником информации обо всем нас окружающем и необходимом. Поэтому мы и направлялись не к коммерческому космопорту, через который сюда прибыли, а к иному, военному. Но когда переводчик узнал о выбранном нами маршруте, схватился за голову и стал яростно спорить:
— Напрямую идти к другому острову нельзя! Где-то на нашем пути находится остров Хаос, а на нем обосновалась целая клика самых отпетых негодяев, занимающихся контрабандой, пиратством и, самое страшное, работорговлей!
— Ну ты загнул! — не выдержал Николя. — Да если бы об этом узнали даже местные правительства, то сразу бы разогнали любую шайку подобных отщепенцев! Ведь именно работорговля карается строже всего по кодексу Союза Разума.
— Здесь не придерживаются никаких кодексов! — с горечью возразил Цой. — Мне кажется, что японское правительство их даже поддерживает и пользуется их услугами.
— А что ты скажешь на это? — вмешался Малыш, высветив на экране авто подробнейшую карту. — Где ты видишь хоть малейший островок? Ни новых, ни старых.
— Так ведь ему только лет тридцать. И о нем никогда и нигде не упоминается в официальных источниках. И то если хотят предупредить своих людей: мол, ни в коем случае не суйся в данный район, а то пропадешь.
— А ты сам-то там бывал? Что за остров такой, что его нет на карте даже у таких людей, как моусовцы? С их-то машиной и крабером?