Эти же босоножки я и надела. И куртку с вешалки снимать не стала — подъезды рядом.
Первое, что сделала, — оглядела потолок у Юркиного лифта. Слава Богу, беленький. Не напрасно поработала. Затем подошла к батарее. Газеты там не оказалось. В мусоропровод выбросили? А что же я сама не догадалась? На втором этаже немножко постояла у двери бабушки Марьи. Даже ухо приложила к щели. Но тотчас отпрянула, что же в пустой квартире можно услышать? Бабушки нет. И больше никогда не будет. Я тупо посмотрела на банку в своей руке и тихонько пошла наверх.
На мой короткий звоночек (боялась, что тётя Клава лежит в постели, может заволноваться) дверь неожиданно быстро открыл Юрка. Да так широко, будто автомобиль собирался пропустить. Я удивилась, покрутила пальцем у виска.
— Рехнулся? — сказала шёпотом. — И спрашивать надо. Откроешь, а там — грабители.
— Я тебя из окна видел! — громко рассмеялся Юрка.
— Не кричи. Тётя Клава дома?
— Зачем она тебе?
— Но я спросила первая.
— Ладно, отвечаю: дома её нет.
— А где она?
— Но теперь же твоя очередь отвечать!
— Ох, хитрюга! — Я усмехнулась. — Пришла передать тёте Клаве салат. Мама приготовила. Доволен?
Юрка тоже усмехнулся и снял с рукава зелёной клетчатой рубашки белую и закруглённую, как запятая, стружку.
— Она ушла в парикмахерскую.
— Куда-куда? — изумлённо переспросила я. — Уж не делать ли завивку?
— Может, и завивку. И маникюр. У неё послезавтра день рождения. Гости придут. И обязательно Леонид Васильевич. А кто такой Леонид Васильевич, не скажу. Не нашего ума дело.
— Значит, мама уже не болеет?
— Таблеток наглотается, как козочка бегает.
— Зачем о матери так говоришь?
— Это не я, Леонид Васильевич называет её козочкой.
— Салат всё-таки возьми. И сам можешь поесть. Салат с укропом, пальчики оближешь. — Я протянула банку и заглянула в открытую дверь кухни. А там этих стружек-завитушек — весь пол усыпан.
— Ого, наработал! Это что мастеришь?
Юрка понюхал закрытую банку и недовольно сказал:
— Что надо, то и делаю.
— Фу, какой ты! — вздохнула я. — Колючка… Да можешь и не говорить — сама догадалась. Вон, лежит она.
— Кто? Где? — нахмурился Юрка.
— Не кто, а щётка. На подоконнике. — С таким грязным полом снимать босоножки было бы смешно, я прошла в кухню и взяла с подоконника новенькую деревянную щётку с белым длинным волосом. Сказала уверенно: — Вот и дырка для палки. Обстругаешь, вставишь — хороший подарок для мамы на день рождения.
— Попала пальцем в небо. — Юрка поднатужился и снял с банки крышку. Тотчас вкусно запахло укропом, луком. Вилку из ящика он не успел достать. Я твёрдо положила ему на плечи ладони и приказала:
— А ну, дыхни на меня!
— Придумала чего-то, — пробурчал он в сторону.
— Да ты дыхни… Ага, боишься!
— Боюсь?! На! На! — Юрка ростом был пониже меня, и он даже привстал на цыпочки. Наверное, в две банки не поместилось бы столько воздуха, сколько он выдохнул мне в лицо.
— Всё ясно, — удовлетворённо заключила я. — Ты врун. Верить тебе нельзя. Никакой не курильщик. Совсем не пахнет дымом и табаком.
— Сегодня, правильно, не курил.
— И вчера не курил. И раньше.
— Да откуда ты знаешь?
— Знаю, Юра. Точно знаю. Ну, раз такое дело — покажи сигареты. Давай, показывай.
— Сейчас у меня нет. Кончились.
— Не выкручивайся. И раньше не было. Ведь не было?
— Да иди ты! Было, не было. Нужны мне эти вонючки!
— Ага! Ага! — сильно обрадовалась я. — Сознался.
— Ну и что?
— А то… — Я потрогала карман его рубашки. — Сегодня нет. А почему тогда был коробок со спичками? Когда с дерева слез. Скажешь, не было?
— Ты зачем пришла? — покраснев, спросил Юрка. — Салатом угощать? Не нужен. Забирай обратно!