- Покурить не желаете? - не унимается солдат.
- Не курю, - сдержанно отвечает Елпидифор и вдруг просит, и в его голосе звучит страдание: - Оставьте вы нас, у нас горе…
Больше он ничего не добавляет, предоставляя соседям широкое поле для догадок.
- Извините, - смущенно произносит солдат и больше уже не осмеливается тревожить ни Таню, ни стариков.
Вагон вздрагивает, плывут станционные постройки, поезд набирает скорость. Они едут, едут - куда? зачем? для чего? - дедушка, бабушка и внучка.
Едва поезд тронулся, Таня притулилась у окна. Не спалось. Елпидифор и Раиса о чем-то перешептывались. Солдаты угомонились и залезли на верхние полки. «Так, должно быть, чувствуют себя арестанты», - подумала о себе Таня… И вдруг она точно провалилась. В никуда. И так же внезапно проснулась.
Рассветало. Вагон покачивало. Рядом дремала Раиса. Громко посапывали солдаты. Но Елпидифора не было. Почему-то она испугалась. «Вышел, - подумала она, - сейчас вернется». Елпидифора она боялась меньше Раисы. Но Елпидифор все не шел. Тогда Таня осторожно тронула пергаментную руку Раисы.
- Мать Раиса… Мать Раиса…
- А? Что? - встрепенулась та.
- Где старейший?
Раиса недовольно поперхнулась:
- Не твое дело. Сошел…
- А мы не вместе?…
- Бес в тебе говорит, девка, - рассердилась Раиса. - Обязательно поближе к мужику…
- А мы где сойдем?
- Где надо.
Сошли в Ярославле. Хоть Раиса приказывала беспрестанно смотреть в землю, Таня успела прочесть вывеску. «Не глазей, не глазей по сторонам», - не переставала твердить старуха. Ехали в трамвае, в автобусе, куда-то очень далеко. Сошли где-то в пригороде, нырнули в лабиринт немощеных улиц. Одноэтажные домики прятались в палисадниках, за заборами росли вишни и яблони.
- Вот и дошли, - сказала Раиса.
Остановились у глухого забора. Раиса оглянулась по сторонам и отчетливо постучала. Из-за забора послышался лай, потом чьи-то шаги, потом голос:
- Кто там?
- Во имя отца и сына и святаго духа… Странников принимаете?
Калитка распахнулась.
- Заходи, заходи! - прикрикнула Раиса на Таню и толкнула во двор.
- Аминь, - сказал впустивший их мужчина и захлопнул калитку.
На цепи прыгал лохматый пес, гавкал и злился, не обращая внимания на окрики хозяина.
Тот склонил голову перед Раисой, а на Таню бросил пытливый взгляд.
- Послушница моя, - лаконично пояснила Раиса.
- Виктор Фролович, - представился хозяин.
- Брат Виктор, - поправила Раиса.
Он сравнительно молод, пожалуй, нет тридцати, но брюшко уже выпирает, румяные щеки лоснятся, точно смазаны салом, только серые глазки шныряют, как у голодного зайца.
- Надолго, мать? - не удержался он от вопроса.
- Как поживется, - неопределенно ответила Раиса. - Странников нет?
Виктор Фролович поморщился:
- Живет одна, прошлогодняя.
- Не вздумай вместе поселить, - распорядилась Раиса.
- Зачем же…
Он повел их в дом, через комнату, где у окна сидела моложавая женщина с пухленькой девочкой на коленях. Возле них стояла рыженькая девушка.
Таня догадалась: у окна - жена, а стоит - та, «прошлогодняя», как назвал ее Виктор Фролович.
Обе бросили на вошедших любопытный взгляд, но хозяин тотчас провел прибывших в темный коридор, пошарил у стены, толкнул раздвижную дверь, и гостьи очутились в своем временном обиталище.
Комната не комната, чулан не чулан. Нечто такое, где можно находиться и в то же время оставаться как бы не существующим для любого неосведомленного посетителя.
Деревянная скамья, сложенная раскладушка и стул - вся обстановка их нового обиталища. Тане оно представилось унылой щелью, но Раисе, прятавшейся на своем веку в завалинках, в ящиках, в канавках и чуть ли не в печных трубах, жилище казалось вполне комфортабельным.
Здесь-то и поселились инокиня и ее послушница.
Большую часть времени они проводили в молитве, да еще время от времени Раиса вела с Таней душеспасительные беседы. Только странничество угодно богу, доказывала она, а жизнь обычная, какую ведет большинство людей, грозит погибелью…
- А как же брат Виктор? - удивилась Таня. - У него дом, жена, дочка…