— Какая правда? Знаешь, мам, я не могу понять, чего ты добиваешься. Хочешь, чтоб мы с Машей расстались?
— Чего ты так за нее держишься? Как будто других девок нет.
— Для меня нет. Ты понимаешь, что если она уедет, то вместе с Олей?
— И что?
— Тогда ты ее увидишь только на праздники и то не на все.
— Другие же так живут. Ничего страшного, — спокойно ответила мама.
— Я промолчу. Спасибо.
— За что? Ты суп даже не доел.
— Так наелся, мам.
Заплакала Оля. Он взял бутылочку, навел смесь. Зачем его было так подставлять? Это просто в голове не укладывалось. Малышка смотрела на него глазами цвета стоячей воды. Они у нее темнели с каждым месяцем. Скоро станут как у мамы. А волосы не потемнели. Его остались. Светлые. И как он ее мог потерять? А Маша? Он к ней привык. Это стало таким естественным, что когда он приходит домой, она и Оля его ждут. Пусть он не был уверен, что Маша его ждала, но думать, что ей не все равно, где его носит, было приятно. Может, он сам все придумал? Хотя и придумывать было изначально нечего. Маша четко дала понять, что он ей не нужен. На браке и совместной жизни он настоял.
— Грустно все это, принцесса, — сказал Андрей, ложась на кровать, а малышку кладя рядом на пеленку. — Чувствую себя порой бродячим псом. Кому я нужен? Твоя мама и получше найти может. Она красивая, умная. Настоящая королева. Она и без меня проживет. Не знаю, смогу ли я без нее. Ане? Ей там уже кто-то шоколадки дарит. А скоро и цветы дарить будет. Матери? Что-то в последнее время я начинаю сомневаться, что я ей нужен как сын, а не как банкомат. Тебе? — Оля взяла его за палец, продолжая одной рукой придерживать бутылочку. — Так ты вырастишь. У тебя будет своя семья. А я буду старым и ворчливым. Куплю муляж дробовика и буду им от тебя женихов отгонять. Ты не улыбайся. Ешь лучше. Опять плюешься. Как ты будешь расти, если столько выплевываешь. Теперь и меня, и тебя переодевать надо.
Он положил Олю на пеленальный столик. Стащил с себя грязную футболку. Начал снимать испачканный комбинезон с Оли.
— Что тут у вас? — из ванной вышла Маша. Она провела ладонью по его спине, призывая отодвинуться. Невинное прикосновение, а подействовало на него ожогом. Она склонилась над Олей. Что-то ей говорила. Только сейчас он заметил, что она изменилась. Короткая стрижка делала ее моложе. На губах задорная улыбка. Ушло болезненное выражение с лица. Она посмотрела на него. Улыбнулась.
— Мы пойдем помоемся. Больно сильно испачкались, — сказала Маша, унося Олю.
Андрею оставалось лишь посмотреть ей вслед. Мысли роем пронеслись в голове. А потом накатила усталость. Тяжелая, выматывающая усталость. Он дождался, когда освободилась ванная. Сходил в душ. Бороться бесполезно. Он все равно проиграет. Оставалось только ждать и считать дни, когда разразится буря. У него не было времени, чтобы что-то изменить. Больше проводить времени с Машей он не мог, потому что тогда придётся бросать или учебу, или работу. Ни от того, ни от другого он не мог отказаться.
— Андрей, ты уже на зомби похож. Сегодня хоть эту ночь дома будешь? — спросила Маша, возясь с Олей.
— Да.
— Тебе надо выспаться. А то себя в могилу сведешь. Глаза уже все полопались. Ложись спать, а мы постараемся не шуметь. Сейчас гулять пойдем.
— Вы мне не мешаете. Наоборот, так спокойнее, — остановил ее Андрей.
— Как скажешь. Будем тогда тебе под ухом ворчать. Мы сегодня какие-то ворчливые.
— Ворчите. Я так устал, что меня сейчас ничего не разбудит, — ответил он. Даже натянуто улыбнулся. Стоило закрыть глаза, как сон навалился тяжелой плитой. А там все было хорошо и просто. Маша была рядом. Ее пальцы прошлись по его волосам. Они даже целовались. А потом заплакала Оля. И он потерялся в обрывках сновидений.
Больно. До стиснутых зубов. Это называется: что такое не везёт и как с этим бороться. Ублюдки, только помяли. И на том спасибо. Хоть ничего не сломали.
Андрей зашел в квартиру. Нужно умыться. Руки дрожат. Грязные. И сам весь в грязи и крови. Он глянул на себя в зеркало. Рожа вся разбита. Хорошо, что все спят. В квартире тихо и никто не испугается. А раны надо обработать. Пусть и не кровят, но все же. Не хватало еще заразу подцепить.
В комнате тепло. Намного теплее, чем в грязном снегу. Свет включен. Маша темноты боится, поэтому спит при ночнике. И к малышке подходить удобно. Девочка спит. Сладко сопит. Андрей поправил тонкое одеяло и достал аптечку. Сил не было. Он сполз прямо на пол, зажав вату в кулаке. Боль пройдет. Синяки заживут. Обидно, что деньги потерял. Да еще и перед праздниками. Специально откладывал деньги на подарки. И останутся все без подарков.
— Что случилось? — Маша подошла к нему, на ходу завязывая шелковый халат.
— Все нормально. Отдыхай.
— Ага, ты будешь здесь кровью истекать, а я спать? — ее брови взлетели вверх.
— Не истеку, — заверил ее Андрей.
— Кто тебя так? — доставая вату и перекись, спросила она. Села рядом с ним на колени.
— Ограбили. Всю выручку забрали, — он поморщился, когда она приложила вату к ране.
— Так и думала, что этим все и закончится. Потерпи, — она стала дуть на рану.
— Это лишнее. Мне вроде не пять лет.
— Я прекрасно знаю, сколько тебе лет, — ответила она. — И какой ты упрямый, тоже знаю. А еще знаю, что гордый. Но, может, все-таки послушаешь меня и уволишься? Нормально доучишься, а потом будешь геройствовать. Я каждый день боюсь, что ты за рулем уснешь. Так нельзя. Об Оле подумай. Как она без тебя будет?
— А жить на что? К отцу я помощи просить не пойду, — он посмотрел на нее. Опять сидит губы кусает. — Вот тебе губы не жалко? Мне их уже жалко. Они для поцелуев созданы, а не чтоб их ели.
— Что? О чем ты? — не поняла его Маша.
— О твоих губах, — не сводя с них взгляда, ответил Андрей.
— Я тут на серьезные темы думаю, а ты…
— По мне, так тоже серьезная тема. Мне их жалко, — сказал он. — Лучше бы меня поцеловала.
— Дай вначале раны обработаю.
— И что? Потом будем целоваться?
— Как ты можешь думать о таких вещах?
— Я и о других вещах думаю. И даже был бы не против, — усмехнулся он и тут же скривился, когда задел ссадину.
— Может в травмпункт съездить? — с тревогой спросила Маша.
— Не надо. Я ничего не сломал. Помяли только. Тем более меня поцеловать обещали, — он закрыл глаза.