— Нет, брат, — ответил он, не думая о том, что говорит, а мечтая только о ней.
— Тогда уходи и запомни это, — рявкнул сэр Вильям.
Джордж вышел из комнаты брата и направился к себе. Он
бросился на кровать и стал перебирать в уме все случившееся. Он помнил каждое слово, сказанное ею. Скоро — очень скоро — он отставит эти восхитительные воспоминания и должен будет приступить к разработке плана.
Дверь его комнаты тихонько отворилась; вошел Вилли и встал у края постели.
— Ваше величество, — передразнил он, — я бы с радостью отдал жизнь, чтобы исполнить ваше желание.
Джордж с тревогой уставился на дерзкого сорванца.
— Где ты был?
— Какие слова! — Вилли изобразил глубокий поклон. — С того момента, как вас привезли в замок, я мечтал служить вам.
Джордж вскочил с постели, но Вилли оказался проворнее.
Он уже выбежал из комнаты, и до Джорджа донесся его удаляющийся издевательский смех.
Не было смысла преследовать его. Никто никогда не мог угадать, куда направится Вилли. Но что именно он успел подслушать? И как он поступит, зная их разговор?
Джордж вернулся в комнату и бросился на постель. Он не верил, что ему стоит опасаться Вилли. Между ними всегда существовала невидимая связь. Они были друзьями. Он часто помогал Вилли избежать наказания. Они никогда не говорили об этой связи, но она была, и они оба знали это.
Вилли хотел только поиздеваться. Он никому не скажет о том, что слышал разговор между Джорджем Дугласом и королевой.
Дверь снова отворилась, и появилось насмешливое лицо Вилли.
— Вилли, — окликнул Джордж, не вставая.
Вилли был начеку, готовый убежать.
— Да, Джордж Дуглас?
— Ты никому не скажешь о том, что слышал?
Вилли приложил палец к губам и принял глубокомысленный вид.
— Это важно. Это действительно важно.
Вилли состроил одну из своих гримас и сказал:
— Да, но она — красотка. Джордж Дуглас, ты не единственный, кто так думает.
Затем исчез, насвистывая.
На Вилли можно положиться. Джордж вновь погрузился в восторженные мечтания.
Настал один из счастливейших дней для Марии с момента ее заточения. В то утро прибыл большой сундук, присланный по приказу сэра Роберта Мелвиля.
Леди Дуглас и сэр Вильям пришли в ее комнату посмотреть, когда его станут распаковывать, испытывая подозрения насчет его содержимого.
У Марии поднялось настроение, пока она читала сопровождавшее посылку письмо от сэра Роберта Мелвиля, в котором говорилось, что, будучи уверенным в том, что она испытывает недостаток в удобствах, к которым привыкла, он высылает ей кое-что из Холируда.
Улыбаясь от удовольствия, Мария позвала Джейн Кеннеди и Мари Курсель.
— Посылка может означать только, что Мелвиль сожалеет о том, как обращался со мной, — объяснила она. — Он стремится дать мне понять, что не связывает себя с этим жестоким Линд- сеем. Это хороший знак.
В этот момент вошла леди Дуглас. Она не могла скрыть своего любопытства по поводу содержимого сундука. Если бы она не знала, что заточение Марии так много значит для ее любимого сына Морэя, то все ее симпатии были бы на стороне королевы.
— Прошу вас, садитесь, леди Дуглас, — сказала Мария. — Я вижу, что вас не меньше, чем меня, интересует содержимое посылки.
— Я покорно прошу, ваше величество, простить меня за вторжение, — прошептала леди Дуглас, — но…
— Я понимаю, — сказала Мария. — Вы, как и все в замке, должны подчиняться приказам тех, кто правит нами.
Леди Дуглас с покорным видом пожала плечами. Она наслаждалась жизнью, но наиболее восторженным периодом для нее стал тот, когда она была любовницей отца Марии. После его смерти она вышла замуж за Дугласа Лохлевенского, и жизнь продолжала оставаться прекрасной.
У нее была большая семья, которой она посвящала себя целиком. Ей не грозило одиночество, и жизнь никогда не утратит для нее смысла, потому что всегда рядом окажется кто-нибудь из сыновей или дочерей, на ком ей можно сосредоточить свои помыслы. Она родила тринадцать детей — шестерых Джеймсу V и семерых Дугласу. Самым любимым для нее был Джеймс Стюарт, граф Морэй, человек великой судьбы; но с другими, вроде ее дорогого Джорди, жить было приятнее.
Что касается Марии, то от ее сходства с отцом у леди Дуглас теплело на душе всякий раз, когда она смотрела на нее, и к ней возвращались воспоминания, от которых она вновь чувствовала себя молодой.
Джейн Кеннеди склонилась над сундуком и вытащила черные бархатные туфли, отделанные мехом куницы.
Мария вскрикнула от восторга:
— О, как я рада снова видеть их!
Мари Курсель достала мантию из красного атласа, также отороченную мехом куницы.
Мария подхватила мантию и завернулась в нее.
— Я чувствую, что вновь оживаю, — объявила она.
Сэр Вильям, присоединившийся к матери, с сардоническим видом смотрел на это. Ему очень хотелось уйти, но как знать, что могло быть спрятано среди всей этой мишуры!