— Договорились! Давай после всего пойдем куда-нибудь? Нам суточные выдали!
— Вдвоем?
— Зачем же? Втроем! В Москве первый раз, никого не знаем.
— Ну, я подумаю.
Вошел мужчина в сине-белом комбинезоне, с планшетом в руке:
— Так, парни, десять минут. Готовы?
— Олвейс! — тряхнув кудрями, Мейерхольд кинул окурок на пол, припечатал пяткой голой ноги.
— Грим, долго еще?
— Семь минут, — пробормотала Поля.
— Парни, время пошло! — мужчина скрылся.
— Ребята, а можно быстро селфи? — попросила Поля, проворно вытирая руки салфеткой. — А то потом не успею.
— Конечно!
Родос в кителе и полуголый Мейерхольд обняли ее с двух сторон, и она сделала селфи.
Через десять минут красную занавеску отдернули в сторону. Человек в сине-белом закричал через мегафон в пеструю праздничную толпу, колышущуюся на Тверской:
— Дорогие друзья! Перед вами камера знаменитой Бутырской тюрьмы, где в октябре 1939 года следователь НКВД капитан Родос проводил допрос известного советского режиссера Мейерхольда, которого подозревали в троцкизме и шпионаже! Метод допроса у Родоса был простым: бить подследственного резиновой палкой по старым кровоподтекам!
В собранной из ДСП и картона, выкрашенной под бетон камере Мейерхольд в одних черных сатиновых трусах лежал на кушетке. Руки его были пристегнуты браслетами к ножкам. Рядом стоял Родос в кителе, сапогах, с поролоновой палкой в руке. В углу лепился небольшой письменный стол с коричневой папкой «Дело № 1939».
— Признавайся, гадина! — заревел Родос и стал размашисто и показательно наносить удары поролоновой палкой по спине с кровоподтеками.
— Я старый, больной челове-е-е-ек!! — завопил Мейерхольд с такой силой, что кудряшки на его голове затряслись.
Толпа возбужденно зашумела, сотни смартфонов, планшетов и фотокамер поднялись над ней.
— Признавайся! Я из тебя бифштекс сделаю!
— Я ни в чем не виноват! — вопил Мейерхольд.
Родос стал бить его по ногам:
— Оставлю только голову! И руку! А остальное… Вот! Вот! Вот! Сделаю бифштексом! И тебе, гадина троцкистская, скормлю!
— Я ни в чем, ни в чем не винова-а-а-ат!! — вопил Мейерхольд.
— Ты винова-а-а-ат! — ревел Родос. — Ты — скрытый враг народа!
Толпа одобрительно закричала и зааплодировала. Немногочисленные выкрикнули: «Позор!» — но их быстро выхватила из толпы полиция. Родос размахивался, слегка замедленно бил и рычал. Мейерхольд вопил, трясясь и суча голыми ногами. Человек с мегафоном повторял свой текст для вновь подходящих. Так продолжалось два часа и сорок две минуты.
Три запотевших пластиковых цилиндра с нефильтрованным. Сросшиеся скворцом брови официантки-узбечки. Два шашлыка. Один салат «Цезарь». Три порции помфри с кетчупом.
— Поль, а я, в натуре, не вдуплил, что ты незамужняя! — вороний нос Мейерхольда потно нависает над пивной пеной.
— И даже неразведенная… — глядя в смартфон, Поля из цилиндра отхлебывает.
— А я сразу догадался! — Родос жадно пьет, рыгает. — Ой, пардон…
— Сто двадцать пять уже, — Поля лайки считает пенными губами. — Нет, сто двадцать восемь!
— Поперло! — Мейерхольд шашлык жует.
Его узкое, носатое, смуглое, жилистое лицо. Большие глаза. Бисер пота на перекатывающихся желваках скул. Слипшиеся смоляные кудряшки.
Широколицый, лысоватый, белокожий Родос. Сует сигарету в лиловый маленький рот:
— Хорошо у вас на Арбате.
— Сто тридцать, ребята! — Поля смеется радостно. — Нет, ну это круть!
— То ли еще будет, — Родос помаргивает русыми ресницами, и щеки его быстро розовеют.
— Нет, ребята, я не смаю, не сваю… — пьяновато простонала Поля. — Я борела, брушала… Меня давно так ничего не восляло! Это круче товартра, урартра. Вы такие… Ну… Вощные!
— Вощные! А? — Мейерхольд шлепнул Родоса по пухлому плечу.
— Вощные! Хрощные! — быстро моргал захмелевший, розовый Родос.
Его желтая майка с китайской надписью. Белого шелка безрукавка Мейерхольда.
— И ты прям все время фросмояла? — Мейерхольд в упор буравил черными глазами.
— А куда мне с убопром? — Поля двумя пальцами боднула стоящий возле столика чемодан. — До метро не жолесть, не дулесть. Ну, и потом… — она глаза закатила. — Вы же меня волосили?
— Ртуто! Ты стояла, хрустела на нас, на сцас?