— Это мой муж, — сказала Кэррадайн.
— О! — воскликнул лейтенант Кэррадайн, заметив ее, и принялся бормотать нечто совсем неразборчивое.
— О, помолчи, Эрик, успокойся, — проговорила она, опускаясь на колени у койки и целуя его в подбородок. Но он не мог. Его мозг был перевозбужден и дезориентирован, лейтенант продолжал что-то бессвязно и неразборчиво бормотать.
— Это нормальное явление, — пояснил молодой врач, словно наблюдал подобные явления на протяжении долгой клинической практики. — Это нормально для раненного в голову.
— Да, — шепнула Митчи на ухо Кэррадайн.
— Дауг аск рага, — произес лейтенант Кэррадайн и тут же заплакал.
— Нет, — сказала Кэррадайн. — Нет, не надо, ты только не плачь.
Митчи отошла, после чего по настоянию Кэррадайн одна за другой стали подходить остальные женщины. Пока Салли дожидалась своей очереди, лейтенант забылся тревожным сном, лицо его оставалось мертвенно-бледным. Во сне он пробормотал:
— Ау рог.
Ни одна из них долго не задерживалась. Сказать было нечего. Они оставили Кэррадайн наедине с мужем.
Были и медсестры, проживавшие в роскошном отеле «Бо Риваж». Но пристанищем для женщин Митчи остался стоящий на якоре «Архимед». Они продолжали свою рутинную работу, а в часы сиесты им разрешалось сойти на берег, взять такси и осмотреть все то, что стремительно промелькнуло у них перед глазами, пока они искали лейтенанта Кэррадайна, — Великий Цезариум, который, как гласила местная легенда, Клеопатра воздвигла как памятник любви, Александрийский столп и все остальное. Но медсестру Кэррадайн одолевали совсем иные заботы. Митчи выбивала у начальства льготы для Кэррадайн, поскольку ее тяжело раненный в голову муж был явно не в себе. И прошлой ночью Кэррадайн исключительно благодаря особому статусу мужа все же дали разрешение посвятить себя уходу за ним. Она пожелала, чтобы и медсестры навестили его, побеседовали с ним, поскольку это могло способствовать пробуждению его мозга и постепенному восстановлению нарушенной речи. Собрав сумку, они с Митчи стремглав бросились к карете «Скорой помощи», которая должна была доставить их в Сакре-Кёр.
Прямо из столовой, от накрытого к завтраку стола, где пар поднимался над овсянкой, чаем, от оставшейся с мирного времени посуды и блюд с вареными яйцами и такими французскими булочками, подобных которым не испечь ни одному австралийскому пекарю, четверо медсестер — Наоми, Неттис, Фрейд и Салли — устремились вниз по трапу.
В этот день воздух был на удивление прозрачен и прохладен, город четко просматривался вдаль на целые мили. Британский военный полицейский помог им найти такси и объяснил водителю, куда ехать. В Сакре-Кёр. Поскольку они считали, что прежде всего следует откликнуться на просьбу Кэррадайн и попытаться разговорить ее впавшего в сумеречное состояние мужа.
Добравшись до места, они вошли в сад, где стояли палатки, в отличие от вчерашнего те уже не показались им столь беспорядочно разбросанными. В холле они увидели Митчи, представлявшуюся старшей сестре, казавшейся измученной и раздраженно-нетерпеливой. Митчи сказала, что у одной из ее сестер здесь лежит родственник, лейтенант Кэррадайн, чей отец — известный всей Империи крупный политический деятель Содружества наций.
— Содружества наций? — спросила старшая медсестра. — Австралийский Кромвель или что-то типа того?
Митчи пропустила фразу мимо ушей, как обычную несдержанность, вызванную многочасовым недосыпанием. И добавила от себя, что им пришлось тоже столкнуться с огромным притоком раненых, у себя на госпитальном судне «Архимед» они тоже через это прошли и все понимают. И что не хотят отнимать у нее время. Им известно, где лежит лейтенант Кэррадайн. Что, если она проведет туда медицинскую сестру Кэррадайн и представит ее палатной сестре. Все документы, по ее словам, уже переданы в канцелярию.
Четыре медсестры, словно претендентки на должность, кротко дожидались за дверью. Они ощущали себя лишними и старались казаться незаметнее, и, если бы не Кэррадайн, наверняка бы ушли.
— Старшая медсестра, — обратилась к старшей медсестре-англичанке младшая медсестра-англичанка. Красной пелерины на ней не было. — Прибыл генерал Арчибальд.
В госпиталь не спеша, с достоинством вошла группа офицеров, среди них человек с красными генеральскими нашивками и, как и у его свиты, без единого пятнышка на мундире, а на кожаной амуниции от портупеи до ботинок ни следа бойни на том берегу Средиземного моря, и британская старшая сестра, кивнув в знак приветствия, повела группу вверх по лестнице. Генерал Арчибальд, как им стало известно, был легендой британской неврологии и по просьбе Министерства иностранных дел прибыл осмотреть рану на голове лейтенанта Кэррадайна.
За ними незаметно последовали Митчи и Кэррадайн.
Подошла и очередь Салли посетить лейтенанта и медсестру Кэррадайн на балконе. Больной спал, но повязки были на время сняты, и рана сочилась зловонным гноем. Кэррадайн, заметив упавшую на нее тень Салли, повернулась и, едва приметно подняв пальцы левой руки в перчатке, указала на раны своего мужа или, как, вероятно, считала старшая сестра-англичанка, — брата.
— Рана сильно загрязнена, — негромко сказала Кэррадайн. — Но сэр Джеффри Арчибальд уверяет, он будет и говорить, и ходить.
Загрязнение раны заставляло усомниться в оптимистичном прогнозе сэра Арчибальда.
— Поможешь мне сделать перевязку? Перчатки на тележке.
Салли вышла, надела перчатки и вернулась к Кэррадайн и ее мужу. Она чуть приподняла его голову, и Кэррадайн стала менять повязку. На веранду вышел молодой человек с рукой на перевязи. Он был в накинутом на плечи легком офицерском френче с единственной звездочкой и эмблемой «Австралия» на плече. Не по годам густые усы казались неуместными на лице, которое все еще не привыкло к ним.
— Мисс Дьюренс? — спросил он со знакомым акцентом. — Я случайно узнал, что вы здесь.
Она посмотрела на него, поздоровалась и спросила, как он.
— Должен заметить, год назад я чувствовал себя веселее, — произнес молодой человек.
Его глаза были точно окаймлены сажей. Он сочувственно произнес:
— Очень сочувствую… Возможно, вы уже слышали… Капитану Эллису Хойлу не повезло на второй день. Вы не знали? Ненавижу быть вестником…
Она поддерживала затылок лейтенанта Кэррадайна. А его супруга проворно и со знанием дела перевязывала его.
— Я не знала, — сказала Салли. — Но моя сестра…
— Знаете, он до конца был в сознании. И передал мне кое-что для вас.
Сунув руку в карман френча, он извлек серебряные часы.
— Тут его имя, видите, вот здесь, на задней крышке.
У него был вид человека, который уже с нетерпением предвкушает отдых после выполнения задачи, которая наконец позади. Было неловко его разочаровывать.
— О, — сказала она. — Но, извините, это не по адресу — моя сестра была знакома с капитаном Хойлом. Она сейчас тоже в этом здании. Если вы устали, я ей передам.
Тень пробежала по его лицу. Он опустил глаза.
— Очень любезно… с вашей стороны. Но он попросил сделать это именно меня, и я думаю, что это мой долг. — Казалось, он еще раз обдумывает ее предложение. — Хорошо, — заключил он. — Наверное, вы правы.
Он кивнул и, пройдя через в палату, выглянул в коридор, отделявший его от Наоми.
Кэррадайн пробормотала:
— Бедный Хойл. Половина их погибла всего за несколько дней! Ты помнишь группу вечерних чаепитий. Группу сфинкса. Маклин тоже погиб. Тот лейтенант.
Салли поддерживала Эрика Кэррадайна за шею. Этот юноша убит, подумала она. Ни одна из серьезных мальчишеских теорий Маклина никогда не будет проверена на практике. Она почувствовала, что по лицу текут слезы. Но не могла их вытереть. Обеими руки она держала голову Эрика Кэррадайна.
Кэррадайн закончила перевязку и закрепила бинт, и Салли мягко опустила голову. Лейтенант Кэррадайн проснулся и произнес: