— Давно умной такой стала?
Я стиснула зубы и отвела взгляд. Прекрасно. Он просто ищет на ком сорваться. И сложно его за это осуждать. У мужика жизнь рухнула. Удивительно, что он вообще себя в руках все это время держал.
Машину Костину сжег. Будь я на его месте в тот момент, я бы, наверное, Костю сожгла вместе с машиной, квартирой и всем, что у него было. Но это я. А это он. И он другой человек. С этими операторами, наебавшими его с нефтью, тоже момент занимательный. Я бы, вероятнее всего, рвала бы и метала. А он сел, поугрожал, узнал схему, поставил на счетчик и уволил. Он всегда поступает умнее, максимально по человечески, и то, что сейчас происходит, не укладывается у меня в голове, даже с учетом его критического эмоционального состояния. В Испании он знал, что машина в пропасть может сорваться, знал, что сам вылезти не может, но меня выпроводил. Тоже такая себе экстремальная и весьма показательная ситуация. Но сейчас… А имеет ли смысл сравнивать?..
— Маш, прости. — Его голос глухой и сиплый.
Я вскинула голову и меня пришибло его видом. Раздавленным. На мгновение. Он быстро взял себя в руки. Искоса взглянул на Рамиля и велел пробить, когда Костя возвращается и начать чистить бумаги. Рамиль тяжко вздохнул и, кивнув мне на прощание, пошел на выход.
Нужно умыться. Холодной водой. Черт знает в который раз за этот сраный день. На этот раз не помогло. Я смотрела на свое отражение в зеркале, прикусив губу. Меня била нехилая такая нервная дрожь и что делать, я вообще не знала.
Паша, крикнув из коридора, что за ним приехали, и чтобы я его не ждала, хлопнул входной дверью. Охренеть. Просто охренеть и все. Бессильно сползла на пол. Не заю сколько так в прострации просидела. Сколько еще сидела на кухне, глядя в одну точку и допивая вино. На часах было около четырех утра, когда он вернулся. Зашел в кухню, невесело хмыкнул, забрав у меня бутылку. Присел на корточки возле моего кресла, глядя в глаза. Вид у него усталый замученный, мрачный, а на губах такая горькая полуулыбка. Подобие той, что мне привычно. Сердце дрогнуло, сорвалось и пустилось в галоп.
— Кис, вот тебе наказание досталось, скажи же. — Устало усмехнулся, разворачивая кресло со мной так, чтобы оказаться прямо у моих поджатых под себя ног. — Ты знаешь… я пойму. Правда, пойму. Ты мне ничем не обязана. Да и вообще, отношения у нас изначально странно начались…
— Бросить себя предлагаешь? — хохотнула я, оглаживая пальцами его по щеке.
— Я же не дурак, кис. — Отвел взгляд, прикусив губу и собираясь с остатками сил, которых его лишили. — Все я понимаю и…
— Ты дурак, и ничего ты не понимаешь. — Негромко перебила я его, взяв пальцами за подбородок и поворачивая голову к себе, заставляя смотреть в свои глаза. — Вырулим. Понял меня, Коваль? Вырулим.
Он невесело хмыкнул и прикрыл глаза. Тень облегчения расправила все еще стянутые напряжением черты. Взял мои пальцы, удерживающие его лицо и прижал к губам. Вот сижу я и смотрю на него, еще не полностью узнаю в нем своего Пашку, еще чувствую это пугающее веяние безумия, а отстранить руку не могу. И не хочу. Подалась вперед, хотела обнять, прижать к себе. Возмущенно вывернулся и подхватив на руки понес прочь из кухни. На второй этаж. В спальню. Положил на кровать и присел на край рядом. При требовательном звонке его мобильного, черные в полумраке глаза недовольно закатились, и он вышел из спальни, разговаривая с кем-то на весьма повышенных тонах.
Я повернулась на бое и сжалась в калачик, слушая стертые пространством слова и почему-то успокаиваясь от его достаточно резких интонаций. Не знаю, нервное перенапряжение ли сказалось, либо выпитый алкоголь, либо все вместе, но я уснула. Благо без сновидений.
А Коваль за ночь так и не прилег. Впрочем, и я поспала мало.
Он рылся в бумагах, все так же повиснув на телефоне. Был странно зол, раздражен и парадоксально довольно улыбался. Отмахнулся от моих предложений кофе или завтрака, сказав, что ему «нужно все подготовить» и чтобы я ехала на учебу, которая вообще у меня из головы вылетела. Настолько вылетела, что я и не помнила, что сегодня у меня день итогового зачета.
Который я с треском провалила. Потому что находится вдали от Коваля, не знать, что с ним там, когда случился адовый пиздец — выше моих сил. Я не помню, сколько раз читала строки вопросов в билете, но смысл написанного так и не дошел до меня. Я нервничала. Несмотря на дорогие успокоительные, которые купила по дороге в центр.
Пересдача была назначена через две недели, меня отчитывали за отсутствие ответственности, безалаберную подготовку, непременно обещая отметить это в личном деле. Но было похер. Я даже не скрывала этого. Когда забирала документы мне прилетела смска.
«Маш, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить.»
Сообщение от Кристины, вызвавшее внутри вихрь противоречивых чувств. Я прикусила губу, когда оповещение сказало, что от этого же абонента пришло еще одно сообщение. Открыла.
«Я прошу тебя. Пожалуйста!»
Не понимаю ее реакции. Паша сжег машину Кости. Паша… Перед глазами встало воспоминание о прошедшем вечере. О его ярком и мрачном безумии.
Сбросила ответ смской, чтобы подъезжала к моему обучающему центру.
Она подъехала. Мигнула фарами на парковке, когда спускалась по ступеням. Сев в машину, я обнаружила радостно поздоровавшихся со мной близняшек на заднем сидении, тут же снова углубившихся в просмотр мультика на планшете. Кристина выглядела осунувшейся и мрачной. Кивнула мне на улицу. Я, нервозвозо согласилась, настороженно оглядывая ее лицо.
Встали рядом с машиной. Я выжидательно на нее смотрела, готовая в любой момент проявить агрессию на нападки. Но тон ее сообщений говорил, что в режиме готовности я зря, а ее вид утверждал, что все-таки настороже следует остаться. Она выдохнула и твердо посмотрела мне в глаза.
— Маш, все, что я прошу — время. Дайте мне чуть-чуть времени. Я поговорю с Костей, он прилетел в город примерно сорок минут назад. Должен скоро домой приехать. Сегодня вечером его отец из другого города прибудет, мы сумеем его убедить. Пожалуйста, Маш, сдержи Пашу просто до вечера. Пожалуйста!
Ее голос дрогнул в конце и погас. Она отвела взгляд в сторону, сжимая побелевшие губы и изо всех сил стараясь не заплакать. Но страх, расходящийся от нее волнами, как круги на воде, ощущался четко. Он питал мое напряжение, побуждая упиться положением, унизить жену предателя, поизгаляться и поиздеваться, пользуясь ситуацией. «Сдержи Пашу просто до вечера». Ее, как и меня вчера напугал аффект Коваля, очевидно. Только она не слышала, что он потом говорил на кухне. Иначе, думаю, так бы и не решилась через меня на него попытаться воздействовать. Сразу бы пошла и пала ему в ноги.
Я безотчётно и невесело усмехнулась, опираясь бедром о глянцевый бок ее внедорожника. Из которого послышался детский смех, отчего-то заставивший мое горло пересохнуть.
— Что значит «сдержать до вечера»? — глухо спросила я, не понимая, почему в голове не глохнет эхо смеха близняшек. — От чего сдержать?
— Маш… — и она не выдержала.
Ужас вырвался из нее хриплым выдохом сквозь стиснутые зубы. В глазах мелькнуло темное, всепоглощающее безумие, очень сходное с хаосом, который я вчера видела в глазах Паши. Кристина, безуспешно пытаясь справиться с собой, зло вытерла ладонями слезы сбежавшие по щекам и бросила взгляд в тонированное заднее окно своей машины. За которым смотрели мультики ее дочери. Их дочери.
— Ты не понимаешь, с кем связалась да?.. — тон ее изменился, в нем прорвалась грубая хрипотца, возразившая моему предположению относительно того, что она стала бы умолять Пашу на коленях, если бы услышала, его речь на кухне. Очень убедительно возразила, что заставило меня напрячься. — Маш, Пашка может быть очень жестким. Вот чего я боюсь. Костя натворил дел, но я клянусь тебе своими дочками, что я сумею его переубедить. Я и его отец. Маш, просто не дай Паше… ничего сделать. До вечера. Мы все исправим. Пожалуйста, Маш, помоги мне.
Отчаяние, страх, ужас в ее голосе. Она боится Коваля. Она смертельно его боится. У нее дети, материнский инстинкт при виде вчерашнего Пашиного аффекта вывел этот страх в абсолют и, очевидно, дикие фантазии. А может не фантазии. Меня саму вчера он напугал.
Мороз пошел по коже, когда память услужливо подкинула воспоминание о его глазах. С расцветающим буйным цветом безумием на дне. С ненавистью. С отчаянной злостью. Но что, если Кристина и вправду сумеет все исправить? Но от чего его сдерживать? От чего? Я уезжала, он рылся в документах и о чем-то разговаривая с по телефону. Не хотела же уезжать. Выпроводил, мрачно улыбнувшись и сказав, что ему «нужно все подготовить». И улыбка дряная такая. Злая. Уродливая. Сжимающая сердце в тиски жалости, которую я не имею права ему показывать. Ехала в долбанный центр, умываясь злыми слезами и проклиная Костю. А теперь его жена стоит передо мной, тоже ревет и боится.
— Кристин, почему ты уверена, что он согласится на ваши уговоры? — почти сквозь зубы спросила я, напряженно глядя ей в глаза. — Почему, Кристин? Он наебал своего друга, отнял у него бизнес, оставив на нем пиздецовые долги. Твой шакал наплевал на Пашку, на их дружбу, на все то, через что они вместе прошли. Знаешь, каково это видеть, когда он этому поверить не мог? Когда сидел тупо в одну точку смотрел и не верил очевидным фактам? Что его друг, который и поднялся-то благодаря ему, приоритет деньгам отдал. Что обманул его и подставил. Что человек, которому он доверял, оказался просто жалкой гнидой, ставящей бабло выше всего. Знаешь, каково это было видеть?
— Он вернет. — Кристина твердо смотрела в мои глаза. — Вернет, Маш. Я это гарантирую. Дряной поступок, я знаю, не оправдываю. Но и ты пойми, что Коваль не из тех, кто безнаказанным оставляет попытки себя наебать. Я не понимаю, почему Костя так уверенно это сделал…
— Потому что Паше не до мести будет, потому и уверенно сделал. Паша теперь дохера денег должен из-за твоего Кости. И спрашивать будут не с твоего мужа.
— И именно это Пашу подстегнет к военным действиям. Маш, я их всех знаю дольше тебя. И я знаю, как Паша реагирует на подобное. — Она снова посмотрела на свою машину с дочерьми и прикусив губу тихо, с мольбой произнесла, — пожалуйста, помоги мне.
Из машины снова раздался смех девчонок, не подозревающих, какой урод их отец, и как их мать сейчас переживает из-за этого и боится что его за это накажут. Две дочери, маленькие совсем, не виновные в том, что их родители долбоебы. Будь ты проклят Костя!
Закрыла глаза и судорожно выдохнула. До вечера. Просто буду с ним до вечера. Неотступно. Я кивнула ей. И она снова расплакалась, с неверием и облегчением. Словно бы получила шанс выжить, спастись. Я смотрела, как она дрожащими пальцами вытирает лицо в безуспешных попытках взять себя в руки и не могла понять, как и чего она настолько сильно боится.
Ответ не заставил себя ждать. У нее зазвонил телефон. Кристина подняла трубку. И умерла. Я это видела. Жутчайшее зрелище. Будто у человека разом душу вырвали. Вырвали жестоко, грубо, со злостью. Оставив только пустое тело. Пустые глаза и восковую маску вместо лица. Я смотрела на ее неимоверно бледное лицо не скрывав своего испуга. Ее ноги подкосились и я едва ее успела подхватить.
— Кристин? Кристина! — сипло звала ее я, прижав к двери и глядя в опустошенные широко распахнутые глаза. — Кристина!
— Костю убили… — она перевела на меня расфокусированный взгляд и как-то не по-человечески жутко улыбнулась. — Расстреляли по дороге из аэропорта. Спасибо, Маш. Тебе и Паше. Будьте вы прокляты.
Пашу закрыли. В день убийства Кости он поехал в отдел, чтобы дать пояснения за поджог машины. А через несколько часов Костю расстреляли. И Пашу не выпустили. Рамиль сказал, что пиздец. Что у ментов видеозапись поджога. И Паше пиздец. Ибо они знают про мотив и не слезут.
И сейчас в кабинете начальника следственного отдела Центрального района было тихо. Пахло куревом и дешевым освежителем воздуха. Я стояла у окна и смотрела вниз на парковку для сотрудников позади здания. Ничего так, нет машин дешевле ляма. Зло усмехнулась, понимая почему. Эта встреча обошлась мне в шестьдесят две тысячи рублей. И то, Рамиль, который купил это свидание для меня, сказал, что это еще дешево. Шестьдесят две тысячи за пять минут. За которые я должна окончательно для себя решить, кто он.