- Потому что то создание попытается воплотиться снова. И ему понадобиться новая форма, новая живая плоть. Чудовища, появившиеся когда-то в результате магических опытов, этакие производственные отходы, хорошо подходят для этого. Их тела выдерживают перерождение, а разум исчезает без остатка. Если то, о чем ты говоришь, правда, мне остается только немного подождать.
- А откуда взялось проклятье? – спросил я.
Магик устало вздохнул.
- К тому моменту, как вы убили чудовище, то существо уже обрело сердце. Поэтому выброс энергии от его смерти был довольно большой. Он и породил проклятье. Это как если бы кто-то умер жестокой смертью или был принесен в жертву… Такие вещи вам, я надеюсь, объясняют?
Я кивнул. Соответствующий курс у нас в училище был. И бороться с последствиями нас тоже учили.
- Тебе не стоит переживать из-за этого. Ничего страшного, в сущности, не произошло. Ты же просто выполнял свою работу. Ты не хотел причинить вред тому существу. Но препятствовать действию проклятья невозможно. Можно только защитить тех, на кого оно пало. Если, конечно, еще не поздно.
Сказав это, он отвернулся и замолчал. Видя, что на еду он больше не претендует, я прикончил остатки цыпленка и под салатными листьями обнаружил бутылку вина. Я достал ее и протянул магику. Тот, не глядя, взял, откупорил. Стаканов у нас не было, мы пили из горлышка. Сначала он, потом я.
- Скупщик, которому мы пытались продать сердце, рассказал мне кое-что, - начал я. – Он сказал, что бывают такие червяки, которые, поедая яблоко, становятся яблоком. Только яблоки таким червякам неинтересны. Им нужно что-то посерьезней. Вроде меня.
Магик повернулся и одарил меня крайне скептическим взглядом.
- Вроде тебя не подойдет, - уверенно произнес он.
- Скупщик так сказал, - напомнил я. – Ты, кстати, не знаешь, откуда в яблоках берутся червяки?
Магик повернулся снова и посмотрел на меня на этот раз с недоумением. А потом вдруг расхохотался. Он отдал мне бутылку с остатками вина, потянулся, поднялся. Сделав пару шагов вперед, он встал у края крыши и засунул руки в карманы.
- Мне пора идти, - сказал он. – Надо проверить этого вашего скупщика. Где он живет?
Я объяснил, как найти лавку, и спросил:
- Значит, ты мне ничего не расскажешь?
Он обернулся.
- А что еще ты хочешь знать?
Я задумался. Интуиция подсказывала мне, что я что-то упускаю из вида – возможно, что-то важное. Но сформулировать соответствующий вопрос я еще не мог. Поэтому я воспользовался шансом узнать хоть что-нибудь.
- Скажи хотя бы, как тебя зовут.
- Киф.
- Вот что, Киф… - я поразмыслил секунду и все же решился. – Я ведьмак. Думаю, я мог бы…
Магик вздернул плечами.
- Да хоть сам великий жрец! Какая разница? Забудь об этом. Сейчас для тебя главное без дурных последствий выпутаться из этой истории. Ну, бывай! Привет твоей подружке!
С этими словами он ушел… Просто сиганул с крыши, и его зыбкий силуэт размыло сумраком: темное исчезло в темном, и никаких искр, огня или тумана, обычно сопровождающих появления и исчезновения магов. Вот бы мне так уметь! Но нет – придется пораскинуть мозгами, чтобы придумать, как спуститься с крыши, куда этот странный магик затащил меня, спасая мою жизнь.
Когда за твоей спиной со скрипом закрывается решетка тюремной камеры, это производит неизгладимое впечатление. Первые несколько минут я боялся обернуться и увидеть, что она настоящая. Меня трясло. Но потом, когда шаги двух стражников и тюремщика стихли и растворилось даже эхо, на меня накатила такая слабость, что я едва удержался на ногах. Доковылял кое-как до нар, сел на плохо оструганные доски. Нары были одиночные. Кроме меня, в маленькой камере никого больше не было и не должно было быть: магиков по-другому не держат. Вот бы только мне теперь как-нибудь доказать, что я не магик… не государственный преступник… и не убийца.
Кое-как спустившись с крыши храма, я двинулся вниз по улице. Мне нужно было найти место, где я, оставшийся без денег и личных вещей, мог бы провести предстоящую ночь. Час был еще не поздний, но прохожие почти не попадались. Ставни почти всех лавок были уже заперты. Смеркалось; над крышами показался месяц, но, тонкий и бледный, света почти не давал. Квартал, по которому я шел, был тихим. Ни одна тень не решалась подозрительно шелохнуться и смутить вечерний покой.
Мне тоже не хотелось никого беспокоить, но и проводить остаток ночи под открытым небом я не хотел. Было место, куда я мог пойти – постучаться в дверь небольшого домика у самой Третьей стены, дождаться, пока за дверью послышится звук шагов хозяйки или хозяина, постучать снова, чтобы дать понять, что я не ушел, когда тот, кто спустился, с тревогой замрет с внутренней стороны двери… А потом назваться и, когда мне откроют дверь, войти в дом. Там я смогу найти ночлег, я мог бы получить там и поздний ужин, если бы был голоден. Но мой путь лежал в другом направлении. Я шел в сторону главного корпуса училища.
О том, чтобы заночевать в моей прежней комнате в мужском общежитии, не могло быть и речи: там уже давно жил другой парень. Но, если комендант окажется в не самом скверном расположении духа, какой-нибудь угол для меня найдется… Так я рассуждал, пока не заметил, что уже давно прошел училище и по привычке иду к тому месту, где мы жили с Ридой. В сердце у меня защемило болезненно, до рези в глазах. Впрочем, это можно было списать на едкую гарь, носившуюся в воздухе: пожар уже потушили, но дым от теплого остова выгоревшего изнутри дома еще валил.
Я покрутился среди толпы полночных зевак, послушал охи и ахи, понял, что ничего от нашего с Ридой дома не осталось, и, повернувшись, побрел прочь. Вот теперь уж точно следовало идти в училище. Но и на этот раз, правда, уже сознательно, я пошел в другую сторону.
Я брел по полночным улицам затихающего города, встревоженного, но не взбудораженного пожаром. Я ни о чем не думал, мне не хотелось думать. Даже о Кифе – хоть он и спас мне жизнь, я сердился на него, словно во всем, что со мной произошло, была и его вина. Так я добрел до роскошного поместья, окруженного высокой кованой оградой, звенья которой перемежались с белыми квадратными каменными столбами. Центральные ворота были заперты, особняк белел в конце аллеи, ведущей к нему, словно накрахмаленная манишка. Я покрутился у ворот, подумал о том, что можно было бы перебраться через ограду, но даже если меня не почуют сторожевые псы, шансы попасть в дом очень малы. Я очень хотел поговорить с Ридой (ведь именно сюда мою девушку увезла карета с помпезным фамильным гербом) – сказать ей, что я знаю, почему она так поступила, что мне все объяснили и я не сержусь. Но Рида теперь была на вражеской территории. Ее тетка госпожа Алосия, одна из признанных магов, допущенная к королевскому двору, на дух меня не переносила и была категорически против наших с Ридой отношений. Рида, конечно, обладала сильным характером, и пока у нее получалось отстаивать наш союз. Но ведь вода камень точит, тем более – в таких обстоятельствах. Впрочем, в этом есть и свои плюсы: тетка и ее напыщенные компаньонки сумеют защитить Риду так, как не смогу этого сделать я. Если, конечно, Киф не наврал и его слова о проклятии – правда.
Я потоптался у ворот еще немного. Мне хотелось дать Риде какой-нибудь знак, что я здесь. Но, так ничего и не придумав, я отправился восвояси. Месяц поднялся и засветил ярче, выбелив камни мостовой и стены домов. Там, куда ложился его свет, было светло, но от этого там, где царила темнота, было только еще темней. Вечер затягивался, и событий для него одного было более чем достаточно. Не только среди ровесников, но и среди сокурсников в училище я отличался завидной выносливостью (в том числе и из-за этого мне прочили неплохую карьеру). Однако сегодня мне уже хотелось наконец бросить куда-нибудь свои кости, закрыть глаза и забыть обо всем. Но у шутницы-судьбы были иные планы.
- Сеймор! Эй, Сеймор! Сэм! – услышал я голоса, окликавшие меня. Обернувшись, я увидел Арси, Вена и еще двоих их приятелей постарше, имен которых я не знал. Всю эту четверку я частенько видел вместе после занятий. Сейчас они вальяжно выходили из переулка – вероятно, шли они из какого-нибудь кабачка, где можно было допоздна разжиться алкоголем. – Ты представляешь, что только что было?..
Все четверо были в легком подпитии. Нагнав, они прилепили меня к своей вяло бредущей по улице компании и наперебой принялись рассказывать о пожаре, снабжая рассказ невероятными подробностями вроде черного духа, вылетевшего из пламени, или чего-то в этом роде. Я слушал молча и стерпел, когда Арси закинул мне руку на плечо и заявил кому-то, что его друг настоящий счастливчик – ведь он мог бы оказаться там, внутри, когда рванул котел… К счастью, это длилось недолго. На перекрестке компания разделилась: Вен и двое других, шумно распрощавшись с Арси и со мной, поплелись в сторону Второй стены, где жила семья Вена. Мы с Арси двинулись к училищу. Восторг у меня его общество не вызывало. Но сил отогнать его от себя у меня не было, да и идти нам все равно нужно было в одну сторону: городской особняк Риввейнов, в котором жил Арси, располагался неподалеку от училища.
- А я ей говорю: не надо тебе, деточка… - плел Арси какую-то невнятную историю без начала и конца, время от времени разбавляя ее фразами вроде «Магия для хлюпиков» и «Настоящий мужчина сумеет дать отпор обидчику без всяких там искр и молний, и ему не нужно сушеное сердце ласточки, чтобы очаровать возлюбленную». Немного странно было слышать такие слова от студента, которому магический дар передался по наследству и которому прочили блестящую карьеру в этой сфере. Впрочем, может быть, Арси просто пересказывал чьи-то слова – я слушал его вполуха и не очень-то вникал в то, что он говорил, а сам шел молча.
Вместе мы вышли на Круглую улицу. Никакой круглой она не была, просто делала очень длинный поворот, так что не просматривалась. Мне нужно было дойти почти до самого ее конца и свернуть в проулок. Так я оказался бы с боковой стороны училища.
Из-за того что улица заворачивала, я увидел этого человека, когда между нами оставался едва ли десяток шагов. Он выехал на нас – всадник на крупной белой лошади, закутанный в плащ. Лошадь шла еле-еле, едва не спала на ходу, и всадник, казалось, тоже спал: опустив руку с поводьями, он ехал, покачиваясь. Я отошел в сторону и оттащил вяло болтающего что-то Арси ближе к стене дома, уступая дорогу. И так бы мы, наверное, и разминулись, если бы всадник, едва стоило нам поравняться, не рухнул к нашим ногам. И так как он, грянувшись о мостовую, даже не шевельнулся, я понял, что он не спит.
Арси выразительно икнул и замолчал. Сонливая усталость слетела с меня, словно ее и не бывало. Разумеется, я понятия не имел, кем был этот всадник и что с ним произошло, но бросить человека посреди улицы и уйти я не мог. Шагнув к всаднику, я осторожно перевернул его на спину и тут же почувствовал характерный солоновато-металлический запах, а еще отчетливо пахло паленым. Темный плащ незнакомца отяжелел от крови. Тем не менее, всадник был жив. И, чтобы сохранить ему жизнь – кем бы он ни был – срочно нужно было что-то предпринять.
Я оглянулся по сторонам. Стражу я в одиночку не дозовусь, а если побегу за ней, потерянное время может стоить незнакомцу жизни.
- Эй, Сэм, что это с ним, а?..
Я взглянул на Арси – тот был растерян и бесполезен. Кажется, на Круглой улице жила Селейна, я как раз видел ее сегодня в классе… Это было будто бы вечность назад. Я уже говорил, что мы не были близко знакомы. Но я знал, что она дочь цирюльника. Вон как раз вывеска цирюльни – будем надеяться, это заведение здесь не имеет конкурентов. Перебежав улицу, я забарабанил в дверь, да так настойчиво, что лицо хозяина в окне второго этажа появилось довольно быстро.
- Господин… - я отчаянно вспоминал фамилию Селейны (будем надеяться, это ее отец). – …Гилмур! Господин Гилмур, пожалуйста! Нужна ваша помощь!
Лицо, подсвеченное масляным светильником, сморщилось.
- Ты еще кто… Чего тебе надо?
- Я Сэм, я учусь вместе с Селейной! Господин Гилмур, пожалуйста, помогите! Здесь человек, он тяжело ранен! А Вы… - я старательно собрал ту немногую силу, которой обладал, и втолкнул ее в слова, - Вы можете ему помочь! Пожалуйста!