— Или учителем фехтования…
— Это все мсье Дюма-отец! Уж не знаю благодарить его или ругать за такую рекламу моих соотечественников!
— Благодарите, благодарите! По крайней мере видеть в каждом французе д'Артаньяна, а не Наполеона для русского человека куда приятнее, поверьте мне.
— Возможно. Тем более что судьбу героев Дюма я норовлю повторить.
— Продолжайте, это чрезвычайно интересно.
— Да. Так вот. В поезде я познакомился с двумя местными жителями. Во-первых, это граф Будрыс, жуткая фамилия. Думаю, он из поляков или литвинов…
— Бардзо поганый чловек. То ведзмин! — пробормотал под нос убирающий со стола хозяин гостиницы и вдруг испугавшись, хлопнул себя по губам. — Ой, проше пана, что скажешь…
Не разобрав ни слова из услышанного, француз удивленно приподнял брови.
— Не обращайте внимания. Добрый хозяин ругает скверную осеннюю погоду, — усмехнулся в усы Пашутин. — Я немного знаю Будрыса. Он действительно литвин. Большой оригинал и незнакомому со своими чудачествами может показаться странноватым. Кстати, он князь, а не граф. Но большого значения это не имеет.
— Оригинал?! Да он просто зверь! Дикарь! Медведь! Но его спутница…
— Панна Агнешка?
— Да, именно так. Она очаровательна!
— О, вижу, вы истинный сын великой Франции.
Водемон пропустил иронию мимо ушей, продолжая говорить с пылом, выдающим его с головой.
— Вы знакомы и с мадемуазелью?
— Я был представлен ей в прошлом году в Варшаве. Они с князем посещают литературный салон…
— Не может быть? Этот зверь и литература?
— Я же говорил вам, внешность обманчива.
— И все равно. Пусть он трижды ценитель искусств и меценат, это не дает ему права так поступать с людьми.
— Бог мой! Что же такого дурного он сделал вам, Шарль?
— Они уехали, не попрощавшись, не сказав ни слова. Бежали от меня прямо с Варшавского вокзала!
— Я не задену вас, если предположу, что ваш повышенный интерес к панне Агнешке мог быть тому виной?
Прямая постановка вопроса на долю секунды смутила француза, но он тут же тряхнул головой:
— Что с того? Ведь она не жена ему!
— Конечно же, нет! Но князь является ее опекуном до совершеннолетия и очень щепетильно относится к своим, так сказать, обязанностям.
— Пусть так, но можно было хотя бы объясниться?
Не дождавшись ответа, Водемон продолжал.
— Оставив заботу об образцах продукции на компаньона, я кинулся в погоню. Выяснить, куда они поехали, не составило труда, гораздо труднее было…
— Купить коня?
— Истинно так. Но и с этой задачей я справился.
— И находитесь сейчас в десятке верст от родового замка Будрысов.
— ?..
— Я еду туда же. Был по делам службы в Люблине и решил заскочить по случаю. Презентовать князю любопытный сборник стихов. В последнее время он ни с того ни с сего начал интересоваться символистами.
— Вот как?
— Я отношу это ко все тем же его чудачествам. Если вы не против, я бы хотел предложить отправиться туда вместе. После того, как ваша лошадь отдохнет.
— Плевать на лошадь! — с горячностью воскликнул француз. — Я готов скакать ехать прямо сейчас!
— Э, нет… Животное-то в чем виновато? Знаете что? Хотите ехать на лошади моего денщика? Его мерин туговат на шенкель, но в целом очень даже ничего…
— Боже! Вы спасаете меня! Даже не знаю, чем смогу расплатиться с вами. Да и смогу ли?
Пашутин рассмеялся.
— Может, и сможете. Как знать?
Старинный замок вырос из лесу, подобно сказочному уснувшему сидя великану.
Черная угловатая громада, заслонившая неяркие ноябрьские звезды, заставляла с живостью вспоминать времена междоусобиц и кровавой резни. Перечеркнутые черным крестом плащи тевтонцев и яркие жупаны казачьей гулевой вольницы. Казалось, соскочи с коня, прижмись лбом к замшелым, ледяным на ощупь камням, и простоишь до утра, внимая легендам седых веков.
И все же в узких окнах-бойницах мерцали отблески огня. Довольно яркие. А из глубины донжона, куда их впустил вислоусый дородный мажордом в темно-синем кунтуше, доносились звуки органа.
Прибежавший с конюшни парень в каракулевой, сбитой на затылок, шапке улыбнулся Николаю Андреевичу, как старому знакомому. На Водемона глянул настороженно, но беспрекословно забрал поводья из рук гостей.