В конечном итоге ни одна из клик мне не подошла. О, я, разумеется, завела друзей, кое-чему научилась. Например, как получить доступ к архивным данным Флота. Если ты все делал правильно, то мог подумать о предмете, как будто в «Гугл» залезал, и вся нужная информация тут же появлялась у тебя в голове, словно всегда там находилась. Правда, тут существовала большая опасность: стоило увлечься или проявить излишнее рвение – и можно было затеряться в перегрузке: развивалась настолько огромная и всеохватывающая память, что личность исчезала в ее нескончаемом потоке. Когда такое случалось, смотреть на это было страшно. Какое-то время я зависала с кликой, исследовавшей историю нечеловеческих цивилизаций, которые Флот вознес много эр назад… пока лидер группы, иорданский студент по имени Нури, не нырнул слишком глубоко и буквально не развеялся туманом. На его лице появилось это особенное выражение повышенной концентрации, а несколько секунд спустя тело превратилось в воздушный вихрь, а потом испарилось, как утренняя дымка в солнечном свете. Меня тогда затрясло. А ведь Нури мне нравился – я тосковала, когда он пропал.
Но общими усилиями мы умудрились узнать немало интересного. (Думаю, Эразмы нам бы и так все сказали, но мы просто не знали, как правильно спрашивать.) Например, хотя все виды после вознесения могли умереть – и умирали, превращаясь в дымку, как несчастный Нури, – было и несколько реальных долгожителей. Я имею в виду индивидуумов, переживших своих сородичей и сумевших сохранить чувство идентичности в гиперсложном разуме Флота.
Мы спросили Эразмов, можно ли встретиться с этими созданиями.
Те ответили, что нет, это невозможно. Старейшины, как назвали их Эразмы, существовали в другом временном ритме. Так и уцелели: устранившись из течения реального времени.
Как оказалось, внутри Флота не было необходимости жить последовательно, от одной секунды к другой. Ты мог попросить отключить тебя на день или на неделю, а потом снова включить. Момент активного восприятия назывался саккадой, и ты мог расположить их как угодно друг от друга. Хочешь прожить тысячу лет? Легко, просто надо выбрать по одной секунде из каждого проходящего миллиона секунд. Конечно, субъективно все прошедшее тысячелетие как таковое не ощутишь, но оно пройдет, а возраст на тебе не скажется. Примерно так старейшины и поступали.
И мы тоже так можем, сказал Эразм, если захотим. Но у всего есть цена. Хроноскольжение могло унести в непостижимо далекое будущее, которое никто предвидеть не мог. На нас постоянно нападал Невидимый враг, и Флот мог потерять целостность, и на стабильность виртов ему бы не хватило сил. В таком случае долгой жизни не получится, а мы невольно совершим самоубийство.
– Так ты никуда не идешь, – подытожил Эразм. – По сути, просто быстро бежишь на месте. Если честно, я бы не рекомендовал.
– А я разве просила у тебя совета? В смысле, ну кто ты такой? Всего лишь крохотный фрагмент Флота, которому приказали присматривать за Карлоттой Будэн. Кибернетическая нянька.
Клянусь, он обиделся. И я услышала боль в его голосе.
– Я – часть Флота, которая о тебе заботится, Карлотта.
Большинство из группы не решилось отправиться в путь. Люди не слишком-то приспособлены для хроноскольжения. Но для меня оно стало непреодолимым соблазном.
– Ты не можешь приказывать мне, Эразм.
– Тогда я пойду с тобой, – ответил он. – Если ты не возражаешь.
Мне даже в голову не пришло, что он может остаться. От одной мысли стало страшно, но я виду не показала.
– Конечно, думаю, так будет хорошо.
Враги тоже тут, замечает Карлотта. Целое небо врагов. Как наверху, так и внизу. Словно на той старой картинке из древней книги – какое там у нее название? «Utrisque cosmi». Забавно, что человек помнит. Девочка, а ты слышишь, как плачет твоя мать?
Юная Карлотта беспокойно металась в спутанных простынях.
Обе Карлотты хорошо знали историю своей матери. Но только старшая могла думать о ней без смущения и ярости. Там все было старо как мир. Мать звали Эбби. Она забеременела, ее выкинули из школы, девочка покинула тоскливый родительский дом в Южной Каролине и отправилась на запад с двадцатилетним парнем, а тот бросил ее где-то под Альбукерке. Эбби родила в калифорнийском отделении скорой помощи, нянчила Карлотту в подвальной комнате дома пенсионеров, которые приютили ее в обмен на работу уборщицей, пока беспрестанное нытье малышки не достало даже стариков. После этого Эбби зацепилась за очередного парня, тот работал на энергокомпанию и растил марихуану на чердаке, просто так, для карманных расходов. Отношения длились пару лет, возможно, протянули бы и дольше, но Эбби имела слабость к «запрещенным препаратам» – так те фигурировали в протоколах – и в среде, где свободно ходили кокс и мет, сдерживать себя не могла. Пару раз Карлотта попадала в интернат, в то время как Эбби Будэн проходила предписанное судом лечение или уходила в запой. В конце концов мать все-таки забрала десятилетнюю дочь из-под опеки государства и, пытаясь спастись от правосудия, уехала в другой штат.
– Мы больше никогда не расстанемся, – сказала она, и голос ее звучал как-то напряженно, то ли Эбби была слегка под кайфом, то ли хотела быть. – Никогда! Ты никогда не покинешь меня, малышка. Ты моя, и только моя.
Старшей Карлотте ее детство кажется вполне обычным, но младшая считает себя проклятой и обреченной на такие страдания, каких не знает никто в мире.
О да, ребенок, думает Карлотта, попытайся пожить бестелесной сущностью во Флоте, который пожирают какие-то невидимые монстры, и вот тогда посмотрим, кто кого.
Но ответ она знает. По ощущениям разницы мало.
– Так теперь ты еще и воруешь? – Голос Большого Дэна сверлит стену ржавым буром. Юная Карлотта мечется во сне и всхлипывает. Она в любой момент может открыть глаза, и тогда что? Неизменное прошлое неожиданно кажется непредсказуемым, незнакомым и опасным.
Когда я отправилась в хроноскольжение, Эразм меня не оставил, и я была благодарна ему за это еще до того, как поняла, какую жертву он принес.
Еще раньше я спросила его о том, как Флот начал свое существование. Как оказалось, ответ на этот вопрос уже давно потерян в энтропии. Эразм никогда не знал времени без Флота, да и не мог, так как был всего лишь его независимой частью.
– Как мы понимаем, – сказал он мне, – Флот эволюционировал из сетей самореплицирующихся ИИ, собирающих информацию. Их явно создали какие-то органические существа для исследования межзвездного пространства. Судя по имеющимся доказательствам, мы лишь немного младше самой Вселенной.
Флот пережил своих создателей.
– Биологический разум в долгосрочном плане нестабилен, – чуть самодовольно заявил Эразм. – Но из этого первоначального непреодолимого желания искать информацию, делиться ею мы эволюционировали и оптимизировали нашу собственную коллективную цель.
– Тогда зачем вы впитываете обреченные цивилизации? Чтобы каталогизировать и изучать?
– Чтобы о них не забыли, Карлотта. Это самое страшное зло во Вселенной – энтропийное разложение организованной информации. Забвение. Мы презираем его.
– Больше, чем Невидимого врага?
– Враг – зло в той степени, в какой он подстрекает энтропийный распад.
– Зачем он это делает?
– Мы не знаем. Мы даже не понимаем, что такое Враг в физических терминах. Он словно действует за пределами материальной вселенной. Если он и состоит из материи, то не из барионной, его невозможно засечь. Он пронизывает некоторые части галактики, как легкий газ. Когда Флот проходит через объемы пространства, зараженные Врагом, уровень наших потерь многократно взлетает вверх. И когда эти зараженные участки расширяются, они поглощают и разрушают миры, населенные жизнью.
– Но Враг растет. А Флот нет.
Я уже научилась распознавать, когда Эразм расстроен, и не только потому, что мой спутник медленно обретал человеческие черты.
– Флот – мой дом, Карлотта. Более того, мое тело, мое сердце.
Он не сказал одного: отправившись со мной в хроноскольжение, Эразм изолировал себя от сети, которая породила и поддерживала его. В реальности он был частью чего-то успокаивающе огромного. Но в скольжении испытывал практически невыносимое одиночество.
И все-таки, когда я приняла решение, Эразм пошел со мной, ведь он принадлежал не только Флоту, но и мне. Как бы ты назвала это, девочка? Дружбой? По меньшей мере. Я же в конце концов назвала это любовью.
Юная Карлотта украла пилюли (те самые, что спрятала под затертым номером «Пипл») не просто так. Как она сама говорила, чтобы заснуть. Но проблем со сном у нее не было. Нет. Если бы она не врала себе, то сказала бы, что таблетки казались ей чем-то вроде спасательной шлюпки. Достаточно проглотить побольше – и пошел ты, мир, на все четыре стороны! И меньше хлопот, чем на шоссе под машину бросаться, хотя о таком выходе Карлотта тоже думала.
Из соседней комнаты опять раздались крики. Настоящая заварушка, синяки будут точно. А потом еще хуже: голос Большого Дэна стал тихим и отрывистым. Очень плохой знак. Карлотта знает. Как запах озона в воздухе перед ударом молнии, прямо перед тем, как напряжение скакнет вверх и пойдет ток.
Эразм построил специальное виртуальное пространство для нашего путешествия во времени. Оно походило на просторную уютную комнату с окном во всю стену, выходящим на Млечный Путь.
Миллиарды крохотных плотных частичек, из которых состоял Флот, роились медленнее скорости света, но в хроноскольжении все становилось быстрее – и страшнее. Как будто ты смотрел на Вселенную в ускоренной перемотке, зная, что назад повернуть не получится. Во время первых месяцев нашего расширенного настоящего мы улетели от спирального рукава галактики, где ютилось Солнце. Тот рой Флота, где находилось мое самоосознание, шел по длинной эллиптической орбите вокруг сверхмассивной черной дыры в ядре галактики, и мы наблюдали за Млечным Путем, который падал под нами облаком светящихся жемчужин.
Когда я не находилась в комнате, то посещала других путешественников во времени, а некоторые из них заходили ко мне. Мы были самоизбранной группой экстремальных путешественников и знали друг друга довольно хорошо. О, девочка моя, как бы я хотела рассказать тебе обо всех своих друзьях, решивших стать племенем добровольных изгнанников! Из них даже не все были людьми: я встретила парочку старейшин других видов и умудрилась с ними пообщаться на дружеской ноге. Тебе, наверное, такое покажется странным. Думаю, да. Исключительно странным. Поначалу я тоже так думала. Но эти люди (по большей части) и инопланетные создания (но и чужой может быть человеком) мне нравились, я их даже любила, а они любили меня. Да, любили. По какой бы причуде сознания мы ни стали хроноскользящими, она объединяла нас против стремительной тьмы за виртуальными стенами. Плюс… ну, мы стали последними в своем роде. Меньше чем за месяц пережили остальное человечество. Другими словами, сгинули даже наши призраки, если, конечно, мы сами не были ими.