— …Да ты не беспокойся: по полям я тебя в такой снегопад водить не собираюсь. На этот раз посмотришь ферму.
Я осматриваюсь в кабинете. Все, кажется, по-старому. Портрет Владимира Ильича Ленина, стеллажи с книгами, пачки газет, незаменимый селектор, горит настольная лампа. В правом углу — три Красных знамени. Два года назад их было только два.
Христенко ловит мой взгляд и тут же поясняет:
— Последнее ЦК Компартии Казахстана нам вручил недавно. За успехи в животноводстве. Ведь мы за четыре с половиной года выполнили одиннадцатую пятилетку по продаже государству молока. А мяса сдали на четверть больше, чем нами планировалось. Стадо коров в области у нас, правда, не самое лучшее — пока. Но зато показатель надоя на одну особь самый высокий.
…Пастухи из африканского племени ватусси говорят так: «За исключением короля, нет ничего выше коровы». Впрочем, если верить и директору СХОС, они, безусловно, правы. Вот, например, мировая рекордистка Скэгвейл Грейсфул Хэтти из Канады за один только год выдает по 19 985 килограммов молока! По пять с половиной ведер в день! Как тут не согласиться с пастухами из племени ватусси!
Но у Хэтти, видите ли, всеми способами поддерживали «спортивную форму»: поили, кормили сплошными витаминами, холили, ласкали. А как быть тем животным, которые занимают свое скотоместо на обычной ферме? Да плюс ко всему если ферма расположена в условиях резко континентального климата, когда зимой температура не то что на улице, но и в коровниках резко понижается, а летом в такую жару и пастись не захочешь. Да и саму ферму поначалу строили не рядом с богатыми пойменными лугами, а в засушливой казахстанской степи, неорошаемая земля которой способна давать всего лишь по 10–12 центнеров кормовой травы с одного гектара!
Вот тут-то у Христенко и сыграла большую роль водица, накопленная в плотине, помните? В результате орошения ею близлежащих земель, где выращивается кормовая люцерна, урожай возрастает до 300–400 центнеров с гектара.
Что еще нужно корове? Ага, жилье.
…Очищенная от снега асфальтовая дорожка тянется к похожему на точильный брусок коровнику. За ним по невидимой дуге расположился второй, дальше — третий, пятый… Аллейка ведет как раз в центр круга коровников, к елям и карагачам, рядом с силосной башней. Здесь по замыслу директора СХОС будет зона отдыха для доярок.
— Ну, с какого начнем? — спрашивает Христенко. — Тот, что ближе? Тогда — вперед.
Коровники у Христенко можно сравнить разве что с заводскими цехами, ну а животных в них в таком случае со станками-полуавтоматами. К каждому скотоместу протянуты шланги и рукава — это для подачи воды и воздуха. Тут же транспортеры для удаления навоза, подачи корма. Все электрифицировано: вентиляция, дойка. Есть даже радиотрансляционная сеть: лучше ли под музыку коровы отдают молоко — этого Христенко сказать не может, но вот дояркам работать веселее.
По мнению специалистов-животноводов, для индустриального молочного комплекса «порог продуктивности» содержащихся в нем коров должен равняться пяти тысячам литров молока в год. Не меньше. При таких автоматизированно-механизированных коровниках слишком дорога цена одного скотоместа, чтобы держать животных с меньшей продуктивностью. Но это больше касается средней полосы страны. Засушливый Казахстан — дело совсем другое.
Показатель удоя на одну корову на ферме чуть меньше трех тысяч литров. Маловато, конечно. Но опять-таки цифра-то самая высокая в области! Да и для всего Казахстана тоже немалозначительна. Поэтому и задал я Христенко дежурный журналистский вопрос:
— Какими методами ваши доярки достигли таких относительно высоких надоев? Ну, корма, естественно, всегда есть. Ну, коровники, словно производственные цеха… Ну…
— Стоп, — прервал Христенко. — Стоп. Ты все-таки коровник с цехом пока не путай. Коровнику далеко еще до цеха. Хотя поточно-цеховую линию на ферме мы уже ввели.
Действительно, до сходства с цехом коровнику еще далеко. Чтобы убедиться в этом, достаточно познакомиться с рабочим днем доярки. Рабочий у станка находится восемь часов. Доярка — с раннего утра до позднего вечера. К тому же она «многостаночница», обслуживает по 50 коров. У каждой из них нужно подмыть дезинфицирующим раствором вымя — значит, все время полное ведро теплой воды приходится носить за собой, периодически менять ее. После же доения необходимо произвести замер надоенного от каждой подопечной, проконтролировать качество молока, слить его в общий бидон — труд, прямо сказать, адский. Может быть, поэтому многие деревенские девушки желают стать «станочницами городскими». Так на многих фермах.
Христенко сократил рабочий день доярки вдвое. Перевел работу фермы на двухсменку. Первая смена начинает в шесть утра и заканчивает в два часа дня. Вторая занята с обеда до одиннадцати вечера. Смены еженедельно чередуются. Создана и группа подменных доярок, которые подменяют основных, когда им предоставляются выходные, отгулы или отпуска. Все, казалось бы, проще пареной репы, не правда ли?
— Это только так кажется. При переходе на двухсменку необходимо учесть, что теперь у коров появляется и вторая доярка. И здесь очень важно, чтобы две работницы доверяли друг другу. Лучше, когда напарницы сами себя найдут и сработаются. Подбор же операторов машинного доения сверху себя, как правило, не оправдывает. Это, так сказать, человеческий фактор.
Но двухсменка двухсменкой, а труд животновода по-прежнему очень еще сложный. Правда, уже ходят слухи, что вскоре доярок на ферме совсем упразднят, а их обязанности перепоручат роботам-автоматам. Такие уже, к слову будет сказано, имеются. Например, в отделе робототехники Московского института инженеров сельскохозяйственного производства ВАСХНИЛ создали экспериментального робота-животновода. Автоматическая доярка ростом 185 сантиметров аккуратно объезжает стойки в коровнике, берет в руки ведро и моет каустиком стены. Она свободно может накормить животное, проверить, все ли коровы здоровы, следить за температурой и влажностью воздуха на ферме, взвешивать, маркировать коров, переводить их в другое помещение, а в случае драки молодых бычков берет в руки брандспойт и ледяной струей успокаивает животных.
В поселковой школе, где я рассказал ученикам о необычной работе, меня спросили, а когда будет такой автомат на всех фермах?
Действительно, когда? Наверное, тогда, когда потребители будут заинтересованы в его внедрении. Школьники опять удивились: а разве не заинтересованы?
И тут я решил поменять тему разговора: не хотелось только начинающим входить в рабочую жизнь юношам и девушкам говорить о выжидательной позиции многих руководителей. Не хотят перестраиваться, внедрять новую технику, предпочитая выполнять план по старинке. Сказал я тогда ребятам только об одном: что, как только роботы появятся в серийном производстве, будьте уверены, ваш директор приобретет их в первую очередь. Он и сейчас уже внедрил на ферме столько новшеств, сколько не внедрено во всех вместе взятых хозяйствах района.
О первом своем появлении на ферме Христенко вспоминать не любит — морщится. И в самом деле, пять лет назад, когда его назначили директором СХОС, на ферме не было ни одного теплого помещения. Старые постройки пришли в негодность. На одном из коровников крыша разрушилась. На двух других прогнулись — плиты перекрытия, племенные телки содержались в полуразрушенных аронниках. В аварийном состоянии находилась и конюшня, не работал кормоцех. Как говорится, дохозяйничались на ферме…
Таких условий, как для канадской Хэтти, он для всех коров, естественно, создать не мог, не согласился и на строительство нового типового животноводческого городка. Собрали людей: как быть? Строительство городка обойдется слишком дорого, да и времени уйдет на это уйма. Лучше конечно же сразу провести реконструкцию всех помещений фермы. Начали с прифермерских дорог. Все постройки соединили кольцевым маршрутом. Для этого уложили высокие настилы, застлали ухабы щебнем и гравием. Для стока воды заложили трубы. Коровники не только отремонтировали, но успели и переоборудовать на мобильную раздачу кормов. Полностью реконструировали и кормоцех.
— Без этих преобразований, — говорит Александр Федорович, — на ферме невозможно было бы начать внедрение коллективного подряда. Сами посудите, разве можно всерьез вести разговор об этом методе, если ферма утопает в грязи, кормоцех бездействует, а в помещениях холодно? Ясно, что нельзя. Но может возникнуть и такой вопрос: раз на ферме наведен образцовый порядок, то зачем в таком случае коллективный подряд? В том-то и дело, что можно иметь полностью механизированную ферму, но агрегаты на ней будут бездействовать. Можно иметь вдоволь кормов, но скот будет кормиться от случая к случаю. Доярки будут опаздывать, а то и вовсе пропускать работу. Чтобы ферма действовала четко, необходимо весь ее коллектив и каждого работника в отдельности заинтересовать в результатах его труда. Вот таким мощным фактором и является бригадный подряд.
Работники СХОС ничего нового во внедрении бригадного метода труда не изобрели. Идею эту они позаимствовали в Киеве, во Всесоюзном научно-исследовательском институте по испытанию машин и оборудования для животноводства и кормопроизводства (ВНИИМОЖ).
Внедрение бригадного подряда способствовало изменению и характера людей, и их отношения к труду. Внешне, конечно, могло показаться, что доярки на ферме Христенко трудятся так же, как и в других совхозах области. Но это только внешне. На самом деле из разговоров было видно, что каждая доярка теперь болеет не только за свой участок, но и за конечный результат, чего раньше не было. Бывало, что подвезут корм, двое скотоводов поднимаются в кузов и не спеша сгружают. Все остальные смотрят. Сейчас такого не увидишь. Напротив, механизаторы помогают скотникам, те — дояркам. Иначе каждый зарплаты недоберет.
— Да и доброе имя свое потеряет, — добавляет секретарь парткома СХОС, член бюро Тельманского райкома партии Владимир Юсупович Юсупов. — А на это теперь далеко не все согласятся. Люди видят, что руководство станции старается, чтобы работали и жили они хорошо. И мы понимаем: чтобы у человека было хорошее настроение, чтобы он сделал для хозяйства как можно больше и качественнее, надо этому человеку предоставить приличную квартиру, обеспечить его личный скот кормами, поместить детей в теплый детский садик и школу. Рабочий должен быть уверен, что во время недомогания или несчастного случая его встретит квалифицированный и приветливый врач, что после работы он может принять горячий душ или попариться в бане…
День клонился к вечеру. Усталость давала о себе знать. Да и усилившийся ветер с крепким морозом щипали щеки. Видимо, дело шло к буре. Хотелось побыстрее добраться до теплой комнаты, выпить горячего чая…
— Ну, а теперь в баню, — сказал Христенко, когда мы сели в машину.
Попробовал было отказаться. Да Христенко уговорил хотя бы заглянуть. Без особого энтузиазма ехал я в баню, которую «сработали» у себя на машинном дворе механизаторы. Но вошел и обомлел: рядом с дверью в парилку целый комплекс из различных душей. Горизонтальный, вертикальный, массажный. Рядом бассейны с холодной и горячей водой. Тут же бильярдная, комната отдыха.
Пропарились мы до глубокой ночи. Усталости как не бывало. На щеках горит румянец. Стали уходить — я спохватился: нехорошо, мол, столько времени из парилки не выходили, а может, как раз в это время кто-нибудь из механизаторов хотел помыться…
Но и тут Христенко просил не огорчаться: в СХОСе несколько бань — и русских и финских.
Ложился я в тот вечер спать и думал: многие завидуют директорской должности. А чему, собственно говоря, завидовать? Ну, понятно, со вкусом обставленный кабинет, приветливая улыбка секретарши, персональная машина, постоянное место в президиуме собраний, известность в конце концов. Но ведь большая часть людей и не замечает, что рабочая неделя у директора совхоза в два раза больше, чем у других работников. Не знают, что порой и сердце пошаливает, что число всякого рода выговоров у Христенко превышает число наград, что весной, летом и осенью практически не остается времени для семьи. Но все же он, Христенко, работает увлеченно, самоотверженно «идет на грозу», спорит, доказывает, если того требует необходимость, вступает в конфликты. Потому что он, Христенко, не только руководитель, но и первоцелинник. Один из числа тех людей, кто дал клятву превратить зону рискованного земледелия в зону плодородия. Один из тех, о которых в Политическом докладе на XXVII съезде партии Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев говорил: «Сегодня сельскому хозяйству как никогда нужны люди, заинтересованные работать активно, с высоким профессиональным мастерством, с новаторской жилкой».
Художник В. Роганов
Научно-технический прогресс ныне стержень экономической стратегии партии, он придает ускорение экономике, он позволяет творчески, по-хозяйски изменить отношение к природным ресурсам и природной среде: чтобы брать у природы все необходимое, но оставлять потомкам землю более плодородной, воздух и воду — более чистыми, недра — неистощенными, леса — шумящими листвой.
Нужно ли напоминать, что когда-то — совсем недавно! — казалось, что нет никаких экологических проблем, по крайней мере о них многие не задумывались, говоря о грандиозных перспективах экономики; что месторождения представлялись неисчерпаемыми, и даже серьезные ученые не избегали этого кажущегося теперь бессмысленным слова; что чистота природы и здоровье людей так же связаны между собой, как вода и рыба, как воздух и птица? Ответы на эти вопросы словно вехи истории, с которой начиналась нынешняя экология.
Науки о Земле не ради престижа вели свое просветительство, прежде чем подобные истины овладели сознанием многих, а не только ученых-естественников. Эмоциональность, страстность публицистических выступлений тоже лила воду на мельницу экологии. Какие только не приводились (и в печати, и устно) примеры природных микрокатастроф, вызванных человеком, его неумелым хозяйствованием!
Порой читатель явно захлебывался в потоке предостерегающей, пугающей, но заставляющей задуматься информации. 70-е годы и начало 80-х были богаты на события. В печати зачастили сообщения о катастрофах танкеров или крупных лесных пожарах в самых разных уголках мира, говорилось об угрожающих загрязнениях рек, воздуха в промышленных регионах планеты. Словом, общественность начала привыкать к экологической информации, которой раньше не было, начала воспитываться на ней.
Нет, действительно во всех этих публикациях чувствовалась не только газетная сенсация, но и истинная тревога за судьбу Земли, людей, с которыми делилась экология — завоевывающая всеобщее признание наука. Делалось все, чтобы крылатая фраза замечательного нашего писателя Михаила Пришвина стала близкой и понятной каждому: «Охранять природу — значит охранять Родину»…
То, бесспорно, были годы гуманного просветительства. А дальше? Что делать экологии дальше — сейчас, завтра? По-прежнему собирать, констатировать новые случаи нарушений? Или по совету некоторых западных ученых добиваться отказа от промышленного строительства и даже от хозяйствования вообще — число природных катастроф, сотворенных руками человека, с годами отнюдь не уменьшается? Нет, видимо, нельзя так ставить вопросы.
Хотя, конечно, зачем отрицать — путь самозаточения, путь отказа приведет рано или поздно к экологической гармонии на планете, но не придется ли тогда людям сменить одежду на набедренные повязки или шкуры? Кроме того, желаемый результат — экологическую гармонию — видимо, даст и улучшение очистки стоков и выбросов на действующих предприятиях, тогда тоже можно будет почти обойтись без новых загрязнений природы.
Но те ли это пути? Вернее, единственны ли они? Как известно, охрана природы — категория экономическая. Она требует затрат, отвлекает материальные и трудовые ресурсы. И значительные ресурсы! Возможны даже случаи, когда очистные сооружения грозят сравняться по стоимости с самим предприятием или превзойти ее.
Полагать, что нынешняя природоохранительная «игра» стоит свеч, значило бы принять правила этой «игры» и выкладывать на стол каждый год новые и новые миллиарды рублей, считая, что расходуем их на благородное дело. Но так ли это? Истинное ли это благородство или безумное растранжиривание в угоду сиюминутным заботам?