— Зачем же вы мне это рассказываете, бедняжка? Надо пощадить мою чувствительность! Я уверен, что мое пищеварение расстроится от этого горя…
— Какого горя?
— Да ведь я теперь все время буду повторять себе: «Ах, этот милый Ангелочек, он скоро умрет на осине!». Вы, видимо, меня совсем не любите, если внушаете мне такие грустные мысли…
Граф сделал такой огорченный вид, что его тюремщик почувствовал безумный страх.
— Но это же невозможно, чтобы вы убежали!
— Извините, но я так убежден в своем выигрыше, что даже намерен увести с собой Лабранша.
— А вот этому я уж никак не поверю!
— Почему?
— Потому что я сейчас же освобожу вас от его присутствия.
Он тут же крикнул в дверь:
— Эй, уведите эту собаку и привяжите в ее конуре!
Лабранш исчез. Торжествуя, что наконец, удалось показать свою власть, негодяй обратился к пленному:
— Теперь я уверен, что с одной стороны вы не сдержите слова…
Подавив взрыв негодования, Кожоль улыбнулся.
— Это уж совсем нелюбезно с вашей стороны: лишать меня моего камердинера…
— Я вам его заменю, — насмешливо сказал тюремщик.
— Возможно ли! — восторженно вскричал Пьер, лицо которого прямо-таки засветилось от удовольствия.
— Уверяю вас!
— О таком счастье я даже мечтать не смел!
— Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Будьте уверены, что я не спущу с вас глаз, — рассвирепел негодяй.
И он вышел, преследуемый взрывами хохота молодого человека.
Ангелочек сдержал слово. Каждый час он врывался к заключенному, постоянно кутившему и отказывавшемуся от свидания с Точильщиком.
В конце недели у графа поломались часы, видимо, не без участия Ангелочка. Теперь он не мог следить за сменой дня и ночи.
Пьер составлял планы побега. Конечно, бежать надо, было только через дверь, так как другого пути просто не существовало. Но тут требовалась какая-то хитрость. А он все еще ничего не мог придумать…
Ангелочек торжествовал. Молчание пленного он принимал за сломленную волю.
— Я думаю, — хохотал он, — что еще не посеяна пенька для веревки, на которой меня должны вздернуть!
— Ты будешь повешен, — отвечал граф.
— В таком случае — накануне моего столетия!
Ангелочек был так уверен в своей победе, что решил быть великодушным.
— Честное слово, мне жаль Лабранша. Бедняга чахнет в своей конуре. Я пришлю его вам. Это придаст ему бодрости. Ведь вы же должны забрать его с собой…
Пять минут спустя явился Лабранш.
— Я думал, что граф давно ушел, — сухо сказал он.
— Ищу средство.
— Много же вам на это требуется времени.
— Да ведь я здесь совсем недавно, — удивился молодой человек.
— Вы здесь уже десять месяцев.
Кожоль подпрыгнул от изумления. Он подумал о Бералеке.
— Если он пришел в себя, так считает, что я мертв.
Он представил себе Елену, из-за которой он находился здесь. Подумал о том, что за десять месяцев она могла разыскать Ивона и узнать от него, что на свидании был не он…
— Пусть это стоит мне жизни, но я должен бежать!
— Нам надо бежать, — произнес лакей таким странным голосом, что Кожоль невольно поднял на него глаза.
Это был все тот же старик, но глаза его сверкали жестко и беспощадно.
— О-о! — воскликнул Кожоль. — Они вас опять пытали?
— Да, на этот раз они не трогали тело, но терзали сердце. Да, я хочу бежать, чтобы мстить!