Когда тележка остановилась, Генюк подошел к молодому человеку и, обнимая его, сказал:
— Теперь за кружкой сидра поговорим.
— Постой-ка, сначала, я помогу вылезти своей попутчице.
— А! Так ты не один? — спросил испуганный шуан.
— О! Ты можешь говорить при этой девушке, она принадлежит к правой стороне.
Елена вылезла из-под навеса тележки.
— Теперь, Генюк, подавай есть, пить и хорошего огонька это самое главное. А после посоветуемся, — сказал Шарль.
Крестьянин бросил в камин связку тонкого хвороста, который тотчас же вспыхнул, потом поставил на стол горшок сидра, большой круглый хлеб, кусок сала и толстый круг сыра.
— Постарайся есть при каминном огне, — сказал он, — не следует привлекать внимание синих.
— У тебя есть причина бояться их?
— Ого!
— Ты, верно, принял к себе беглого или раненого вандейца?
— Да, но я упрятал молодца в такое местечко, что синие, обыскав мой дом, не смогли ничего отыскать. Впрочем, не он меня беспокоит, а другой…
— Какой другой?
Генюк почесал за ухом.
— Синие говорят, что они избегали всю страну, отыскивая отъявленного разбойника. Вышел приказ изловить его и доставить с отрядом в Париж. Судя по данным полиции, он направился в наши края.
— Вероятно, это какая-нибудь значительная жертва, которую революционный трибунал хочет поймать, — заметила мадемуазель Валеран.
Крестьянин сжал губы.
— Пф! — произнес он. — Как послушаешь двух полицейских агентов, посланных Фукье Тинвиллем, так подумаешь, что это отъявленный негодяй, способный на все…
— Ба! — сказал Шарль. — Они обо всех поют одну сказку, когда хотят кого послать на гильотину!
— А к тому же, — прибавила Елена, — ведь ваш беглец не тот, которого ищут? Ему можно помочь бежать, достав какой-нибудь костюм.
— Но прежде следует допросить его, — заметил проводник.
Генюк засмеялся.
— Вы предлагаете две самые неисполнимые вещи! Пусть на него напялят какой угодно наряд, все-таки даже слепой узнает его. Что касается допроса, то тут также нечего толковать: он только и понимает, что по-французски.
— Приведи его. Мы с мадемуазель поговорим с ним, — отвечал проводник шуану, понимавшему только свое родное бретонское наречие.
— О, — отвечал крестьянин, — за ним недалеко ходить!
Он подошел к скамье, на которой лежал человек. Разбуженный, тот встал и сладко потянулся.
— О, да, — сказал Шарль, — с таким ростом трудно переодеваться.
Человек был настоящим великаном.
— Тебя хотят спасти, но скажи правду. Кто ты? — спросил проводник по-французски.
Незнакомец быстро осмотрелся и, вероятно, успокоившись, ответил:
— Я возвратившийся эмигрант, за которым гонятся, чтобы послать на эшафот. Я пробирался в Вандею, чтобы сражаться за своего короля…
— Как тебя зовут?
Гигант гордо выпрямился и прбизнес:
— Я граф Баррасен.
Введенный в заблуждение костюмом Елены, великан, которого читатели вероятно узнали, решил, что видит перед собой простых бретонских поселян.
Он даже не заметил легкой улыбки, скользнувшей по губам Шарля, когда тот переспросил:
— А! Так вы граф Баррасен?
— Как и мои благородные предки.
— И вы из Парижа?
— Прямо из Парижа, а проклятая полиция гонится по пятам после моего бегства из Консьержери!
— Говорят, эта тюрьма переполнена благороднейшими жертвами? — спросила Елена.
— Да, но они там не соскучатся. Самым важным головам — лучшие услуги, — ухмыльнулся Баррасен.
— Так они не принимают во внимание ни возраста, ни пола?