— Лего зачем воровал? — строго спрашивает Агата. — Совести у тебя нет.
Агата сгребает вокруг себя все старые вещи, которые может найти, и начинает загораживать ими ту часть норы, которая ведет под кровать к Андрюше. В дело идут и полотенца, и плюшевый заяц, и даже старый чайник, который считался украденным с дачи. Когда Агата заканчивает, выясняется, сто большое чудище спустилось из разлома вниз, в нору. Большое и маленькое чудище смотрят на Агату, а Агата — на них.
— Туда не ходить, понятно? — строго говорит Агата и показывает на баррикаду из старых вещей. — Не ходить туда, ясно?
Агат кажется, что чудищам вполне себе ясно и понятно. Она не знает, который час, потому что телефон сел, но понимает, что мама с папой и Андрюшей вот-вот будут дома. В еле ощутимом свете ночника Агата нащупывает висящий конец скакалки. Ей нао вылезти и успать привести себя в порядок, сделать вид, что она спала все это время, как человек. И тут у нее за спиной маленькое чудище говорит:
— …нннооо. Темнноооо. Темноооо.
— Ох ты ж господи, — говорит Агата в отчаянии. — Ну что я могу сделать? Ну правда?
Тогда большое чудище показывает лапой наверх, туда, где колеблется еле видимый свет ночника, туда, где, знает Агата, идут по стенам в волшебную страну вырезанные папой из восковой бумаги волшебные слоны.
— Фигушки, — возмущенно говорит Агата и собирается лезть наверх. И тут маленькое чудище опять говорит:
— Темноооо.
Беда в том, что Агата очень умная девочка. У Агата, конечно, есть идея, — что она может сделать, — но это ужасно, ужасно неприятная идея. Она очень Агате не нравится. Кое-как, цепляясь за скакалку и царапая ладошки о края разлома, Агата выбирается наверх. Несколько секунд она отдыхает, прижавшись к ковру щекой. Пол не дрожит — впервые за очень, очень долгое время.
— Короче, — говорит Агата, — до свиданья, — и собирается вылезать из-под кровати. И тут пол опять начинает мелко мелко дрожать. Со стоном Агата смотрит вниз, в разлом. Чудища мелко дрожат от страха, смотрят на нее жалобно серыми человеческими глазами.
— Вот же свалились на меня, — с тоской говорит Агата. — Ну откуда вы на меня свалились?
Агата вытягивает руку и нащупывает воткнутый в провод для подзарядки телефона, воткнутый в розетку у изголовья ее кровати. Она вставляет кабель в телефон, и через секунду телефон издает длинное «бииип»: теперь его можно включать. Агата включает в телефон, потом включает в телефоне фонарик. Медленно и осторожно Агата спускает висящий на проводе телефон со включенным фонариком вниз, в разлом, поводит кабелем вправо-влево: телефон держится крепко, не падает. Получается маленькая голубоватая лампочка, от которой все синее, что есть в норе, становится еще синее: и одеяльце, и сложенные кучей старые вещи, закрывающие проход под андрюшину комнату, и стены норы, и сами чудища, большое и маленькое, косматые, неуклюжие, с одинаково заколотыми дурацкими челками.
— Не ходить туда, — говорит Агата и кивает в сторону андрюшиной комнаты. — Нельзя туда, понятно?
Ей кажется, что чудищам действительно понятно.
— А то заберу телефон, — говорит Агата и начинает выбираться из под кровати. Она ползет по ковру и знает, что наврала чудищам: конечно, она не заберет телефон, чего там. Медленно, медленно Агата выбирается наружу, надевает пижаму, приглаживает волосы, вытирает рукавом лицо, ложится на подушку и закрывает глаза. Ей начинает казаться, что темно-синяя густая вода больше не качается под ней, что Агата парит в этой воде, спокойной и надежной. Агата очень устала, но пока что не разрешает себе заснуть. Завтра утром ей придется объяснять маме и папе, почему она такая растеряха и как можно было прямо в квартире потерять не что-нибудь, а собственный телефон. Это будет нелегко, и Агате нужно как следует подготовиться.