Один из танцующих и снующих кораблей вдруг зависает над кварталом, над улицей, надо мной. Он заслоняет собой городские огни и несколько звезд, чей свет до этого пробивался сквозь электрическое зарево. Мир видится под непривычным углом. В поле зрения попадает лицо Ястреба. Я ожидал увидеть его перепуганным или хотя бы расстроенным. Но на его лице – ступор. Ястреб сейчас похож на мальчишку, у которого сломалась кукла. Появляются другие лица. Все они смотрят на меня с замешательством. Некоторые – с заметным интересом. Такие же лица и с тем же выражением я видел на вечеринке.
Я смотрю не на Ястреба – дальше, на застывший корабль пришельцев, и понимаю, что умираю. Здесь, прямо на улице. «А ведь я наконец собрался отправиться в Орегон»… Почему этот корабль висит надо мной? Ястреб говорил, что однажды они вступят в контакт. Где-то. С кем-то.
А потом я ощущаю лед. Я хотя бы могу что-то чувствовать. Нечто странное, запутанное извне входит в меня. Холодное вторжение в мою сущность.
Корабль снижается еще немного. Рядом с ним все становится маленьким. Он целиком завладевает моим зрением. Ястреб говорил, что они дадут нам знать. Я очень этого хотел. А сейчас мне очень тесно, и уже ничего не хочется.
Где-то глубоко внутри меня разрастается, расширяется, изгибается и разрывает мне внутренности лед. Он пронзает все тело. Обжигающе холодный лед. Я пытаюсь сжаться и не могу. И тут что-то начинает двигаться. Моя нога Она дергается: один раз, затем второй. Следом дергается лодыжка. Колено трескается, оттуда выдавливается хрящ. Потом все собирается воедино, но не так, как должно быть. Я дрожу всем телом, мои суставы бунтуют и крошатся.
И я начинаю двигаться. Медленно, жутким образом, без всяких мысленных приказов. Это приводит меня в ярость. «Остановись!» – велю я телу, но остановить его не могу.
«Интересно, а пришельцы тоже считают нас двуногими, лишенными перьев?»
Тело силится встать на колени, и на лицах тех, кто окружает меня, вижу болезненные гримасы. Никто уже не смотрит на зависший корабль. Все пристально следят за моими движениями.
Я призван… По крайней мере я нужен пришельцам.
Но почему я не умираю? Я двигаюсь и не могу прекратить это движение. Суставы выворачиваются в разные стороны, изгибаются под немыслимыми углами. Я ощущаю внутри себя чью-то руку. Она осторожно поворачивается. Мне хочется распластаться и застыть, но такой конец – непозволительная роскошь. Смерть меня не спасает. Я слишком долго выжидал и провалил свой побег. По крайней мере я все-таки попытался уйти. Это нечестно, но со мной никогда не поступали по-честному.
Кулак внутри меня сгибается, снова проверяя податливость тела.
Мои глаза начинают моргать. В поле зрения опять появляется Ястреб. Он смотрит бесстрастными глазами, отливающими блестящим черным металлом.
Чего хотят эти пришельцы?
Кур… танцующих.
Первый сборник рассказов Томаса Лиготти – «Песни мертвого мечтателя» – вышел в 1986 году и успел стать библиографической редкостью. Через три года была издана его расширенная версия. В числе других сборников этого автора стоит назвать «Летописец зловещего?», «Ноктюарий», «Моя работа еще не закончена» и «Театр гротеска».
Лиготти не раз удостаивался премии Брэма Стокера, присуждаемой Ассоциацией писателей, работающих в жанре «хоррор». Он также получал премии Британского общества фэнтези и Международной Гильдии Ужаса По его рассказу «Шалость» в 2007 году был снят короткометражный фильм. На основе сборника «Фабрика кошмаров», выпущенного в 1996 году, в 2007–2008 годах были изданы романы-комиксы. Критики часто называют Лиготти самой удивительной и заметной фигурой в литературе хоррора, каких не было со времен Г. Ф. Лавкрафта. Его творчество причудливо гротескно и надолго запоминается.
В районе, откуда Носе начинает свои экскурсии, домов немного. Тем не менее их расположение наводит на мысль, что это сделано с расчетом на дальнейшее строительство. Чем-то напоминает пустые участки сада, откуда прежние растения уже убрали, но пока еще ничего не выросло. Носсу даже кажется, что эти гипотетические дома, которых сейчас нет, в какой-то момент могли бы поменяться местами с существующими, дабы исправить недочеты в ландшафте и дать ему ничтожную передышку. А от этих домов, что сейчас вытянулись ввысь или вширь, не останется ничего, о чем бы стоило говорить, поскольку они займут пустые места, подобные лицам-пустышкам, которым еще предстоит обрести черты. Таковы завершающие дни празднества, когда старое и новое, реальное и воображаемое, правда и обман – все сливается в маскараде.
Даже к концу маскарада некоторые только-только начинают проявлять значительный интерес к традиции посещать магазины костюмов и масок. До недавнего времени в число таких людей входил и Носе Однако сейчас он направляется в магазин, где, невзирая на завершающую стадию празднества, каждая полка буквально ломится от костюмов и масок, готовая выплеснуть их на покупателя. Совершая это небольшое путешествие, Носе продолжает наблюдать за окрестностями и видит, что число домов возрастает; вот они вытягиваются в улицу, и множество узких улочек образуют город. Замечает он и многочисленные признаки праздничного сезона. Иногда их не сразу и разглядишь, а иногда они так и лезут в глаза Например, немало дверей остаются полуоткрытыми в течение всей ночи, и в пустых комнатах горит тусклый свет. На одной улице кто-то нарочно разбросал кучу отвратительных грязных тряпок: лохмотья и лоскуты, которые без труда задирает и весело треплет ветер. Есть множество других примеров праздничного захламления – шляпа неопознанного фасона, втиснутая в пролом между досками высокого забора, прилепленная на ветхую стену афиша, половину которой оборвали наискось, оставив лишь кусочек лица и бумажную бахрому. Или закоулки, куда обязательно сунутся некоторые привередливые участники карнавала всего лишь затем, чтобы в дверях ободраться обо что-то острое либо нацепить на себя проволоки или пуха и потом отбрасывать диковинные тени. Остатки бесшляпных, безликих, скучающих от собственного лоска следов празднества Носе идет дальше, бросая на все это мимолетные (не более того) взгляды.
Внимание обостряется, когда он достигает центра города, где дома, магазины, заборы и стены расположены гораздо… теснее. Кажется, звезды здесь с трудом выискивают щели между крышами и башнями, чтобы брызнуть светом вниз, а громадная луна – зрелище непривычное для этих мест – светит безвестной незнакомкой, тускло отражаясь в серебристых окнах. Улицы здесь намного прямее, и одна и та же на своем протяжении может иметь несколько названий. Некоторые названия говорят не столько о продуманном выборе или зигзагах местной истории, сколько о явном стремлении к чрезмерности, словно улица постоянно сбрасывает свое название, как старую кожу, а дополнительные названия гарантируют – она не останется безымянной. Возможно, по той же причине на зданиях этой части города так много бессмысленных украшений: прихотливо отделанные двери, которым некуда открываться, поскольку за ними стена; массивные ставни, защищающие не окна, а все те же стены; изящные балконы с прекрасными перилами и заманчивым видом, но начисто лишенные доступа к ним; лестницы, что скрываются в темных нишах и кончаются… тупиком. Эти архитектурные излишества – дань таинственным капризам там, где пространство настолько уплотнено, что даже тени у домов общие. Подобных примеров – великое множество. Взять те же задние дворы, где до сих пор горят последние праздничные костры. Возможно, в этой части города торжества еще в самом разгаре или же признаки окончания пока не видны здесь отчетливо. Быть может, здешние празднующие и сейчас стоят на углах и толкают друг друга в бок, указывая на всякие несуразицы и кашляя посреди шуток. Здесь празднество пока еще не умерло, ибо весь экстаз, все исступление этих редких торжеств распространяется не из центра, а наоборот – проникает сюда с дальних пределов. Должно быть, празднество начиналось в какой-нибудь одинокой лачуге на окраине города, если вообще не в чьей-то лесной хижине. Как бы там ни было, возбуждение только сейчас достигло сердца этого сумеречного города, и Носе наконец-то решился посетить один из многочисленных магазинов костюмов и масок.
Крутые ступеньки приводят его на тесное крыльцо, и через дверь, больше похожую на щель, он попадает внутрь магазина. Полки и вправду ломятся от костюмов и масок, и кажется, все вот-вот опрокинется. Полки очень темные – похожи на пасти, наглухо забитые тканями и причудливыми лицами. Носе тянется к маске, свисающей с края одной из полок, и на него падает целая дюжина масок.
– Превосходный выбор, – говорит хозяин магазина, выбираясь из-за длинного, темного прилавка – Наденьте маску, я хочу на вас взглянуть… Да, мои поздравления, вы выбрали отличный экземпляр. Видите, она закрывает практически все лицо от макушки до подбородка, но не дальше. И с боков плотно облегает. Вам нигде не жмет?
Маска утвердительно кивает.
– Хорошо, так и должно быть. Обратите внимание: маска хотя и крепится с боков, но уши остаются открытыми. Кстати, у вас очень красивые уши. Маска удобная и достаточно надежная. Она не спадет во время энергичных действий. Уверяю вас: через некоторое время вы перестанете ощущать эту маску! Отверстия для глаз, ноздрей и рта прекрасно соответствуют вашему лицу. Ни одна из естественных функций не будет затруднена. Это – обязательное условие для хорошей маски. А как замечательно она сидит на вас, особенно вблизи. Хотя уверен, она и издали будет замечательно смотреться. Пройдите к окну, я посмотрю, как маска выглядит в лунном свете. Честное слово, она будто специально сделана для вас… Простите, вы что-то сказали?
Носе возвращается к владельцу магазина и снимает маску.
– Я сказал, эта подойдет. Я ее возьму.
– Отлично. Тут все и так ясно. А теперь позвольте мне показать вам и другие маски. Пройдите вот сюда.
Владелец магазина тянется к верхней полке, что-то стаскивает оттуда и протягивает своему покупателю. В руках Носса оказывается другая маска, которая кажется ему… нелепой. Если первая маска удобно облегала лицо, эта лишена достоинств своей предшественницы. Ее поверхность представляет собой странную смесь выпуклостей и впадин, которые, если маску надеть, в лучшем случае доставят неудобства, а в худшем – причинят боль. К тому же вторая маска значительно тяжелее первой.
– Нет, – говорит Носе, возвращая маску владельцу. – Мне хватит одной.
Кажется, что владелец потерял дар речи. В течение минуты он просто смотрит на Носса и только потом вновь открывает рот.
– Вы мне позволите задать вам вопрос личного характера? Вы живете здесь… как бы это сказать… всю жизнь?
Владелец делает жест в сторону магазинных окон, подразумевая то, что находится за их толстыми стеклами.
Носе молча качает головой.
– Что ж, тогда не надо торопиться. Не принимайте поспешных решений. Побудьте в магазине, подумайте как следует. Время еще есть. Кстати, вы могли бы оказать мне услугу. Мне нужно ненадолго отлучиться, и я буду вам очень признателен, если вы согласитесь остаться и приглядеть за магазином. Вы согласны? Отлично. И не беспокойтесь, – говорит владелец, снимая со стенного крючка большую шляпу. – Я мигом вернусь. Мигом. Если зайдут покупатели, сделайте для них все, что в ваших силах, – уже с порога кричит он, прежде чем закрыть за собой дверь.
Оставшись один, Носе приглядывается к нелепым маскам, что показывал ему владелец Различаясь внешне, как и подобает хорошему ассортименту масок, все они одинаково тяжелы и неудобны – отверстия для доступа воздуха расположены весьма странно, и к тому же отверстий слишком много. Бр-рр, какая нелепица! Носе возвращает все маски на полки, откуда их снимал владелец. Другой рукой плотно сжимает первую маску, которую этот человек назвал удобной во всех отношениях. Немного побродив по магазину, Носе обнаруживает с внутренней стороны прилавка табурет, садится и засыпает.
Кажется, задремал совсем ненадолго. Собравшись с мыслями, он обводит взглядом темный магазин, словно хочет найти место, откуда исходят голоса, зовущие его. Звук повторяется: негромкое постукивание у него за спиной, доносящееся из темных комнат в глубине дома Вскочив с табурета, Носе выходит через узкую дверь, спускается на несколько ступенек, где входит в другую, немного вверх, и он уже идет по короткому коридору, почти ощущая головой потолок. Носе оказывается возле задней двери. Здесь стук раздается снова, один или два раза, и уже громче.
«Сделайте для них все, что в ваших силах», – вспоминает Носе. Но ему не по себе. Дверь выходит в крошечный дворик, обнесенный высоким забором.
– Почему бы вам не зайти в магазин? – кричит он через дверь, но вместо ответа слышит просьбу:
– Пожалуйста, принесите пять тех масок. Мы находимся по другую сторону забора. Вы увидите костер. Мы возле него… Вы сможете это сделать или нет?
Носе наклоняется к темной стене. Одна сторона его лица скрыта мраком, черты другой размыты призрачным сиянием, не имеющим ничего общего с настоящим светом.
– Подождите немного. Я приду сюда, – наконец отвечает он. – Вы меня слышали?
Ответа с другой стороны нет. Носе поворачивает дверную ручку, оказавшуюся неожиданно теплой, и чуть-чуть приоткрывает дверь, выглядывая во двор. Ничего не видно, кроме квадрата темноты, образованного высокими досками забора, и нескольких тонких изогнутых ветвей на фоне бледного неба Возможно, над Ноесом подшутили, а может, он это придумал и сам поверил. Но даже если это чья-то шутка, она не противоречит традициям празднества; тем более если ты говоришь, что принимаешь этот город и его традиции, какими бы редкими они ни были. Прикидываться ничего не знающим и оправдываться – не сочетается с духом этого фантастически редкого празднества Поэтому Носе возвращается в магазин за масками и несет их на задний двор. Открыв дверь, он осторожно туда выходит.
В дальнем конце двора (путь сюда оказался длиннее, чем он думал) через щели в заборе Носе видит неяркое пламя костра и дверцу на кособоких черных петлях с дыркой вместо ручки. Отложив маски, он пригибается и заглядывает в дырку. По другую сторону забора находится точно такой же темный двор, как этот. Исключение составляет разложенный на земле костер. Вокруг него Носе видит несколько фигур со сгорбленными плечами. Их пять, а может, четыре. Спины этих фигур выгнуты в сторону пламени. Все они в масках. Поначалу кажется, что маски плотно прилегают к их лицам. Но затем одна за другой маски начинают сползать, будто каждая маска ослабила хватку. Наконец, кто-то срывает свою и швыряет в огонь, где она сморщивается, сжимается и превращается в комок пузырящейся черноты. Остальные, дождавшись своей очереди, делают то же самое. Освободившись от масок, фигуры вновь принимают сгорбленные позы, но теперь пламя костра освещает четверых (да, их все-таки четыре) безликих.
– Маленький идиот, это не те маски, – говорит кто-то в тени забора.
Носсу остается лишь отупело смотреть, как из темноты протягивается рука и утаскивает маски.