– Ладно, иди спать, я не буду мешать.
Моя челюсть упала куда-то на пол от такого неожиданного и несвойственного Шишу заявления.
– У тебя что-то случилось? – все еще надеясь на ответ, уточнила я, пытаясь заглянуть парню в глаза.
– Просто небольшие семейные дрязги, – отмахнулся маг. – Иди спать.
– Бабушка всегда повторяет, что лучше выговориться, – осторожно намекнула я, хотя подставлять уши под поток из чужого болота не хотелось.
«Не хочешь – заставим», – напомнила я себе, прекрасно осознавая, что злющий и язвящий партнер по занятиям для меня лучше, чем закопавшийся в собственные переживания.
Шиш не ответил, явно надеясь, что я устану и сама оставлю его в покое. Наивный!
Подождав еще немного, я сбегала в кладовку, отыскала там саморазогревающиеся чашки, снять которые с верхней полки у меня не доходили руки, распотрошила большую стеклянную банку с чаем, этикетка на котором обещала успокаивающий эффект, и собрала несколько видов маленьких пирожных на одной тарелке.
– Ну-с, больной, поведайте, о чем тоскуете, – всучив магу кружку с чаем и поставив поближе сладости, я села на ковер, помешивая сахар в своей порции горячего напитка.
– Липа, отстань, – вздохнул маг, но взялся за ложечку, повторяя мое медитативное движение.
Пусть кто угодно утверждает обратное, но есть что-то невероятно успокаивающее в самом процессе чаепития. Древние это подметили очень верно, а нам, потомкам, память об этом впечаталась в мозг не хуже, чем условные рефлексы. Совсем не важно, какая именно жидкость исходит вкусным паром над чашкой. Главное – момент, когда можно сидеть, согревая заледеневшие ладони о керамику и думать о чем-нибудь бессмысленном, но таком одновременно важном.
– Так что печалит, друг милый? – включая бабушкин любимый тон, мягко спросила я. – Давай, расскажи. Не носи за пазухой грусть и тоску. Открой душу, да выложи все.
Посмотрим, подумаем.
Дальше баба Верия еще добавляла что-нибудь про сердце, дорогу и успокоение тоски.
Вспомнив про ведьму, я улыбнулась и утащила с тарелки круглую вафельку с кремом.
– Да ничего особенного, – сдавшись, промямлил Шишень, – просто дядя все рассказал родителям, мать устроила истерику…
– Уф-ф-ф… – вздохнула я.
Сейчас по всем писанным и неписанным законам и правилам что-либо говорить не стоило, достаточно банальных одобрительных кивков, сочувственных вздохов и огорченного сопения. И не важно, приходится ли слушать девушку или парня, правила для всех одинаковы. Разница лишь в одном: девушке по итогу выплеска эмоций нельзя давать советы, если частью их не является решение всех проблем за нее. Рассказывая, как лучше всего справится с чем-то, вы рискуете из утешения сразу перейти в ссору, миновав другие остановки!
– Она тут же вспомнила, что не хотела отпускать меня в академию и что лишь усилиями Думрана и Доруса я здесь, – отхлебнув из чашки, Шиш сбросил ботинки и устроился на диване поудобнее, скрестив ноги.
Мне очень хотелось спросить из-за чего так расстроилась Медеа Бок, но маг и сам жаждал рассказать про излишне эмоциональную реакцию матери на похождения старшего сына.
– Отпуская меня сюда, мать требовала, чтобы я ни во что не ввязывался. – Шиш потрепал пальцами челку и уставился в чашку. – Участие в делах Надзора как-то не вяжется у нее с обликом сына, который тихо и спокойно учится в Академии магического искусства.
– Но ведь ты не закон нарушил, – удивленно заметила я. – Ко всему прочему… Всем и каждому понятно, что Надзор не пустит даже тень слуха за пределы своих стен, а значит, в газетах никто не упомянет ни твоего, ни моего имени.
Шиш криво усмехнулся и заметил бархатным от презрения голосом:
– Ты и правда ничего не понимаешь.
Хотелось обидеться, но я сдержалась, поймав себя на мысли, что рада этой злобе в голосе мага. Так он больше напоминал себя привычного, чем бесхребетный овощ, устроивший мне неожиданный сеанс обнимашек!
– Так растолкуй, раз я не понимаю, – с капелькой обиды в голосе предложила я.
Шиш отставил чашку на подлокотник дивана и поднялся. Я проследила взглядом за его движениями, увлеченно подмечая детали. Похоже, у напарника была привычка раздумывать в движении, попутно, будто случайно касаясь вещей. Склонив голову на бок и прихлебывая чай, я следила, как Шишень провел длинными пальцами по столбику кровати, по подоконнику и раме окна, прищурился на темное небо за стеклом и только после этого повернулся ко мне.
– Это совсем разные уровни, – медленно произнес он, скорее объясняя себе, чем мне. – Газеты – это для масс. Для людей, не обладающих магическим дарованием. Для тех, кого можно напугать любым упоминанием про колдунов, ведьм, магов и волшебниц.
– Нас не любят, – фыркнула я, – не нужно мне объяснять азы, которые познаются вместе с первыми попытками ходить.
– Именно поэтому магическое сообщество скрывает очень многое от остальных обитателей мира, миров, – присев на подоконник, продолжил говорить маг, не замечая сарказма в моих словах. – Но внутри этого, не такого уж большого, кстати, сообщества новости разлетаются мгновенно.
– И что с того?
– А то, что мать не любит, когда обо мне судачат, – вздохнул Шишень и вернулся на диван. – Очень многие были против, когда встал вопрос о моей учебе в академии, а оппозиции только дай тему.
Я фыркнула, наконец разобравшись из-за чего Шиш не в настроении. Пусть я и прожила половину жизни в другом мире, но прекрасно знала про отношение всех людей в целом к оборотням. Среди бабушкиных книг даже нашелся отдельный томик об опасности, которую представляют оборотни. Причем в трактате не делалось разделения на одаренных магией и обычных людей. Представителю человеческого рода при встрече с оборотнем предлагалось по возможности его умертвить любым подручным средством. Книга, конечно же, была старая, с момента ее выпуска исследователи обнаружили, что с оборотнями можно вполне успешно сосуществовать, если те сами готовы сдерживать свои порывы и принимать успокаивающие зелья в период полнолуния. Но, как и в любом вопросе, всегда находились полярные мнения. До сих пор вокруг обитало слишком много тех, кто выступал за полное уничтожение двуликих, а редкие срывы оборотней лишь подпитывали эту людскую позицию.
– Но ты ведь не оборотень, – сказала я, допивая чай. – Это любой скажет.
Тут я даже не покривила душой и не приукрасила. Описание оборотней значилось в любой книге о них: специфический запах псины, присутствующий даже в человеческом облике, нечеловечески крупная радужка глаза и звериный вертикальный зрачок. У некоторых еще и клыки с когтями не исчезали, что смотрелось особенно устрашающе.
Шиш ни по одному параметру под описание не подходил.
– Частичная трансформация – не повод считать тебя опасным, – уверила я мага.
– Кое-кто с этим не согласен, – вздохнул Шишень, хрустя песочным печеньем основы пирожного. – Мать распереживалась, услышав, что кто-то из ее знакомых опасается за жизни остальных студентов, орала, поливала обвинениями ректора и профессора, хотела забрать меня домой. Еле дядя ее успокоил.
– Ну и что ты из-за этого страдаешь? – пожала я плечами.
– Мне и так слухов и сплетен выше крыши, а скоро еще и новые добавятся, – прошипел парень. – И будут однокурсники меня не за метр обходить, а напишут коллективное требование об отчислении. Да еще мать с ее советом магического сообщества…
– Глупости! – уверенно отмахнулась я. – Никто этого не будет делать. В академии маги, волшебницы, колдуны, ведьмы, полно преподавателей. Все прекрасно понимают, что опасаться нечего.
Шиш не ответил, лишь многозначительно хмыкнул, этим перечеркивая все мои доводы, подхватил гитару и, прижав струны пальцами, вмиг удлинившимися когтями выдал душераздирающий скрежет.
– Ох! – застонав, я прижала ладони к ушам. – Прекрати! Что ты за человек такой? Я сама на тебя накатаю жалобу! За нарушение моего сна и покоя! Или покусаю!
Вскочив, я, грозно топая, направилась к двери, понимая, что со стороны смотрюсь скорее забавно, чем устрашающе. Обернувшись на жалобный стон гитары, я раздосадовано воззрилась на то, как маг вытягивается на диване, пристраивая на живот тарелку с оставшимися пирожными.