Но по мере расширения знаний все шире становится освещенная площадка. Человечество действует как бы на растущей сцене. Сфера действия фантастики не сужается, а, напротив, растет, поскольку удлиняется периметр круга знаний. Но фантастика все время отодвигает место действия дальше и дальше в неизвестность. В XVI–XVIII веках она предпочитала неведомые острова в неведомых морях («Утопия», «Путешествия Гулливера»), потом центральные области материков и полярные страны, а с конца XIX века — планеты, прежде всего Марс с его каналами и кажущимся сходством с Землей.
Но теперь планетная фантастика доживает последние годы. Планеты Солнечной системы стали слишком близкими. Стоит ли опираться на догадки, которые через несколько лет могут быть проверены или опровергнуты?
Выше я сравнивал фантастическую литературу со старушкой-нянюшкой, которая рассказывает будущему владельцу планет о его поле деятельности, о надеждах и опасениях, связанных с этим обширным космическим имением.
Но ведь нянюшка и сама не бывала в том имении. Рассказы ее опираются на наблюдения ученых людей, которые там тоже не бывали, а только рассматривали его в подзорные трубы. И поэтому в повествование вкрадываются и ошибки наблюдателей, и ошибки пересказчицы.
Да, встречаются ошибки и в пересказе. Даже у Азимова, посвятившего большую часть жизни популяризации солидной науки без всяких выдумок, вкралась ошибка в рассказ о Весте — правда, это первый научно-фантастический рассказ Азимова. Его герои, выпуская воду из бака, надеются совершить мягкую посадку на Весту, считая, что притяжение астероида ничтожно. Оно и в самом деле невелико, но и не ничтожно. Притяжение Весты раз в сорок меньше земного, тела падают на нее раз в сорок медленнее, чем на Землю, но это составляет около 300 м/сек — скорость звука, скорость реактивного самолета. Если космический корабль врежется на таком ходу в скалы, едва ли это можно назвать спасением. Впрочем, своевременно заметив просчет автора, герои могли бы спастись, пробив вторую дыру в баке и тормозя более мощной струей воды.
Азимов сам ошибся, а Нурса подвели учебники. Вплоть до последних лет в учебниках астрономии писалось, что Меркурий обращен к Солнцу одной стороной, как Луна к Земле, как луны Юпитера к Юпитеру, как вежливый придворный, который никогда не покажет королю спину. Но взялись за дело радиотелескопы, и оказалось, что такое представление ошибочно. Меркурий вращается так, что на всей его поверхности день сменяется ночью. Нет теневой, нет и солнечной стороны, и нельзя совершить по ней героическое путешествие. Правда, это не меняет сути дела. День на Меркурии продолжается около полутора земных месяцев, и температура в полдень доходит до 300–400 градусов, и течет сера, и плавится свинец, если есть там самородная сера и свинец. Но открытия последних дней, увы, опровергают многое.
Так со всеми планетами. Каждое новое наблюдение, каждый космический аппарат что-то меняет в прежних представлениях. И не за горами то время (1980–2020 годы по таблицам футурологов), когда космические корабли, автоматические или с людьми на борту, посетят все планеты. И будут проверены все гипотезы и вся планетная фантастика, в том числе и пятнадцать рассказов, помещенных в нашем сборнике.
Пойдут ли все они насмарку?
Вряд ли.
Ибо в каждом рассказе, помимо космической декорации, которая будет проверена наукой, есть еще и литературная сторона: герои, люди со своими человеческими переживаниями.
Пусть окажется неточным описание планет, где совершают подвиги герои Нурса, Вейнбаума, Гаррисона. Но не устареет жажда подвига, и чувство долга, и мужество, и вдохновляющая на героические поступки память о Гагарине.
Вероятнее всего, на дне газового океана Юпитера нет многолюдных городов. Но рассказ Азимова не потеряет значения, пока не исчезнет на Земле тупое самодовольное чванство и трусливая боязнь внешнего мира.
Возможно, вся Солнечная система разочарует мечтателей, не окажется жизни ни на Марсе, ни на Уране, и в глубинах Юпитера не обнаружится радостных неожиданностей, на которые уповает Саймак. Но разве перестанут люди мечтать о встрече с братьями по разуму, об удивительных вариантах жизни и о радужном непредвиденном — не обязательно на планетах, пусть за пределами Солнечной системы?! Мало ли в космосе звезд и других планет?!
Просто у фантастики переменится место действия. Отодвинется за передний край человеческих возможностей. Фантастику планетную заменит иная — звездная, или галактическая, или многомерная по Лобачевскому, или фантастика антимиров, или какая-нибудь совсем новая. Переменится место действия, но останется романтическая жажда подвига, жажда открытий, и ветка сирени в космосе, и мечта о покинутом доме, и многое другое, человеческое.
Я хочу напомнить, что фантастику надо уметь читать, отличая в ней местное от вселенского, декорацию от сути, преходящее от долговременного, долговечного (не скажу — вечного).
Фантастика, говорящая об изменчивости пространства и времени, сама меняется во времени.
Г. Гуревич
Войдя вечером в ресторан «Красный лев», Джеймс Бэрон не испытал особого удовольствия, когда узнал, что его кто-то спрашивал. Он никого не ожидал, ломать голову над загадками, неважно — серьезными или пустяковыми, вообще не любил, да к тому же в тот вечер у него хватало своих неотложных забот. Едва он переступил порог, швейцар ему выложил:
— Прошу прощения, мистер Бэрон. Вас тут спрашивал один джентльмен, фамилии назвать не пожелал. Сказал, будто вы сами не против повидаться с ним. Часам к восьми вернется сюда.
И вот Бэрон сидел, барабаня пальцами по столику, и от нечего делать поглядывал на сидевших за другими столами. В ресторане было тихо. Уличных дам отсюда выпроваживали — вежливо, но весьма убедительно; клиентуры для них здесь было немного.
Направо, у противоположной стены, сидела группа людей, мало знакомых Бэрону. Кажется, альпинисты, восходители на вершины Андов — может, не все, но двое из них точно. Ближе к двери он заметил старого Балмера — того самого, который проложил и нанес на карту первый маршрут в недра кратера Вулкан на Венере. Бэрон ответил на его приветливую улыбку кивком головы и, откинувшись на спинку кресла, стал нетерпеливо ждать непрошеного гостя, который потребовал его времени и внимания, не доказав своего права на них.
Вскоре в дверях показался щуплый седой человек и через весь зал направился к столику Бэрона. Он был невысок ростом, худощав, с изможденным и чудовищно уродливым лицом. Возраст его угадать было трудно: ему могло быть и тридцать лет, и двести… На буро-коричневых, покрытых буграми щеках и лбу были заметны свежие, еще не совсем зажившие рубцы.
— Рад, что вы подождали меня, — сказал незнакомец. — Я слышал, вы собираетесь пересечь Солнечную сторону?
Бэрон пытливо глянул на него.
— Я вижу, вы смотрите телепередачи, — холодно бросил он. — Да, сообщение это соответствует истине. Мы собираемся пересечь Солнечную.
— В перигелий?
— Конечно. Когда же еще?
Седой человек скользнул по лицу Бэрона ничего не выражающим взглядом и неторопливо произнес:
— Боюсь, вам не удастся пересечь Солнечную…
— Да кто вы такой, позвольте вас спросить?!
— Фамилия моя Клэни, — ответил незнакомец.
Поело долгой паузы Бэрон переспросил:
— Клэни? Питер Клэни?!
— Он самый.
Гнев Бэрона как рукой сняло, глаза его взволнованно заблестели, и он закричал:
— Тысяча дьяволов, да где вы прятались, старина? Мы разыскиваем вас уже несколько месяцев!
— Знаю. Надеялся, что перестанете искать и вообще откажетесь от этой затеи.
— Перестанем искать вас? — Бэрон перегнулся через стол. — Дружище, мы уже потеряли надежду, по искать все равно не перестали. Ладно, давайте-ка выпьем. Вы ведь можете так много рассказать нам…
Клэни взял бокал, и было заметно, как дрожат его пальцы.
— Ничего не могу рассказать такого, что вам хотелось бы услышать.
— Послушайте, вы просто должны сделать это. Вы же единственный человек на Земле, кто попытался пройти по Солнечной стороне и вернулся живым. То, что вы дали прессе, — чепуха. Нам нужны подробности, понимаете? Где отказало ваше снаряжение? В чем вы просчитались? Что вас подвело? — Бэрон ткнул пальцем в лицо Клэни. — Вот, например, это у вас что — эпителиома? Почему? Что случилось с защитным стеклом? Со светофильтрами? Нам надо знать все. Если вы нам расскажете, мы сумеем пройти там, где вам не удалось…
— Вы хотите знать, почему нам не удалось? — спросил Клэни.
— Да, конечно! Мы обязаны это знать.
— Ответ простой. Нам не удалось потому, что этого нельзя сделать. Мы не смогли, и вы не сможете. Ни один человек никогда, ни сейчас, ни через сотни лет, не сможет пересечь Солнечную сторону и остаться в живых.