- Вот, Лешенька, - сказал он. - Я составил финиш-программу. Проверь, пожалуйста.
Обычно проверять курсовые программы, составленные Михаилом Антоновичем, не стоило. Михаил Антонович по-прежнему оставался самым толстым и самым опытным штурманом межпланетного флота.
- Потом проверю, - сказал Быков. Он сладко зевнул, прикрывая рот ладонью. - Вводи программу в киберштурман.
- Я, Лешенька, уже ввел, - виновато сказал Михаил Антонович.
- Ага, - сказал Быков. - Ну что ж, хорошо. Где мы сейчас?
- Через час выходим на финиш, - ответил Михаил Антонович. - Пойдем над северным полюсом Юпитера, - слово «Юпитер» он произнес с видным удовольствием, - на расстоянии двух диаметров, двести девяносто мегаметров. А потом - последний виток. Можно считать, мы уже прибыли, Алешенька…
- Расстояние считаешь от центра Юпитера?
- Да, от центра.
- Когда выйдем на финиш, будешь каждые четверть часа давать расстояние от экзосферы.
- Слушаюсь, Лешенька, - сказал Михаил Антонович.
Быков еще раз зевнул, с досадой протер кулаками слипающиеся глаза и пошел вдоль пульта аварийной сигнализации. Здесь все было в порядке. Двигатель работал без перебоев, плазма поступала в рабочем ритме, настройка магнитных ловушек держалась безукоризненно За магнитные ловушки отвечал бортинженер Жилин. «Молодчина Жилин, - подумал Быков. - Отлично отрегулировал, малёк».
В Школе мальками называли первокурсников и вообще младших.
Быков остановился и попробовал, чуть меняя курс, сбить настройку ловушек. Настройка не сбивалась. Белый зайчик за прозрачной пластмассовой пластинкой даже не шевельнулся. «Молодчина малёк», - снова подумал Быков. Он обогнул выпуклую стену - кожух фотореактора. У комбайна контроля отражателя стоял Жилин с карандашом в зубах. Он упирался обеими руками в края пульта и едва заметно отплясывал чечетку, шевеля могучими лопатками на согнутой спине.
- Здравствуй, Иван, - сказал Быков.
- Здравствуйте, Алексей Петрович, - сказал Жилин, быстро обернувшись. Карандаш выпал у него из зубов, и он ловко поймал его на лету.
- Как отражатель? - спросил Быков.
- Отражатель в порядке, - сказал Жилин, но Быков все-таки нагнулся над пультом и потянул плотную синюю ленту записи контрольной системы.
Отражатель - самый главный и самый хрупкий элемент фотонного привода, гигантское параболическое зеркало, покрытое пятью слоями сверхстойкого мезовещества. В зарубежной литературе отражатель часто называют «сэйл» - парус. В фокусе параболоида ежесекундно взрываются, превращаясь в излучение, миллионы порций дейтериево-тритиевой плазмы. Поток бледного лилового пламени бьет в поверхность отражателя и создает силу тяги. При этом в слое мезовещества возникают исполинские перепады температур, и мезовещество постепенно - слой за слоем - выгорает. Кроме того, отражатель непрерывно разъедается метеоритной коррозией. И если при включенном двигателе отражатель разрушится у основания, там, где к нему примыкает толстая труба фотореактора, корабль превратится в мгновенную бесшумную вспышку. Поэтому отражатели фотонных кораблей меняют через каждые сто астрономических единиц полета. Поэтому контролирующая система непрерывно замеряет состояние рабочего слоя по всей поверхности отражателя.
- Так, - сказал Быков, вертя в пальцах ленту. - Первый слой выгорел.
Жилин промолчал.
- Михаил! - окликнул Быков. - Ты знаешь, что первый слой выгорел?
- Знаю, Лешенька, - отозвался штурман. - А что ты хочешь? Оверсан, Лешенька…
«Оверсан», или «прыжок через Солнце», производится редко и только в исключительных случаях - как сейчас, когда на «Джей-станциях» голод. При оверсане между старт-планетой и финиш-планетой находится Солнце - расположение очень невыгодное с точки зрения «прямой космогации». При оверсане фотонный двигатель работает на предельных режимах, скорость корабля доходит до шести-семи тысяч километров в секунду и на приборах начинают сказываться эффекты неклассической механики, изученные пока еще очень мало. Экипаж почти не спит, расход горючего и отражателя громаден, и в довершение всего корабль, как правило, подходит к финиш-планете с полюса, что неудобно и осложняет посадку.
- Да, - сказал Быков. - Оверсан. Вот тебе и оверсан.
Он вернулся к штурману и поглядел на расходомер горючего.
- Дай-ка мне копию финиш-программы, Миша, - сказал он.
- Одну минутку, Лешенька, - сказал штурман.
Он был очень занят. По столу были разбросаны голубые листки бумаги, негромко гудела полуавтоматическая приставка к электронному вычислителю. Быков опустился в кресло и прикрыл веки. Он смутно видел, как Михаил Антонович, не отрывая глаз от записей, протянул руку к пульту и, быстро переставляя пальцы, пробежал по клавишам. Рука его стала похожа на большого белого паука. Вычислитель загудел громче и остановился, сверкнув стоп-лампочкой.
- Что тебе, Лешенька? - спросил штурман, глядя в свои записи.
- Финиш-программу, - сказал Алексей Петрович, еле разлепляя веки.
Из выводного устройства выползла табулограмма, и Михаил Антонович вцепился в нее обеими руками.
- Сейчас, - сказал он торопливо. - Сейчас.
У Быкова сладко зашумело в ушах, под веками поплыли желтые огоньки. Он уронил голову на грудь.
- Лешенька, - сказал штурман. Он потянулся через стол и похлопал Быкова по плечу. - Лешенька, вот программа…
Быков вздрогнул, дернул головой и посмотрел по сторонам. Он взял исписанные листки.
- Кхе-кхм… - откашлялся он и пошевелил кожей на лбу. - Так. Опять тэта-алгоритм… - он сонно уставился в записи.
- Принял бы ты, Лешенька, спорамин, - посоветовал штурман.
- Подожди, - сказал Быков. - Подожди. Это что еще такое? Ты что, с ума сошел, штурман?
Михаил Антонович вскочил, обежал вокруг стола и нагнулся над плечом Быкова.
- Где, где? - спросил он.
- Ты куда летишь? - ядовито спросил Быков. - Может быть, ты думаешь, что летишь на Седьмой полигон?
- Да в чем дело, Леша?
- Или, может быть, ты воображаешь, что на Амальтее построили для тебя тритиевый генератор?
- Если ты про горючее, - сказал Михаил Антонович, - то горючего хватит на три такие программы…