— Сейчас за тобой придут и мы тебя упакуем.
Ждали мы примерно с минуту. За это время получивший ногой в нос перешёл в сидячее положение, выдул из носа громадную кровавую соплю и гундосо проговорил:
— Идиот, ты мне нос сломал!
— Ага, я злой, — подтвердил я.
На том дискуссия оказалась исчерпана. Я массировал подстреленную ногу, гоблины всё так же смотрели на меня безо всяких человеческих эмоций во взглядах.
И тут открылся чёрный зев. Как всегда безо всяких к тому предпосылок, беззвучно, без единого движения воздуха, просто как будто кто-то моментально нарисовал на невидимом стекле чёрный круг.
— Давай! — просто скомандовал мне старший гоблин.
— Ты уверен, что это именно для меня? — поинтересовался я.
— Уверен.
— А куда я попаду?
— Туда, куда велено.
— А ты можешь мне сказать?
— Нет, не могу. Давай, шевели мослами!
Преодолев острую боль в раненой ноге, я шагнул в черноту.
Я не зря испытывал опаску. Чем дальше, тем больше все эти путешествия во времени начинали вызывать во мне страх. Прежде всего потому, что никогда нельзя было быть уверенным в том, где именно ты окажешься в следующее мгновение. Спрашивается, что же это за транспорт такой, который неизвестно куда везёт?
Прямо надо мной оказалось огромное угольно-чёрное звёздное небо, усыпанное мириадами разноформатных светил и газопылевых облаков. Я моментально понял, что нахожусь в космосе, поскольку ни одна сколь-нибудь плотная планетарная атмосфера не пропустила бы столько звёздного света, а слабо подсвеченные газопылевые облака, как я знаю из личного опыта, не видны практически ни с одной крупной планеты. Через секунду я понял, что тело моё облачено в лёгкий, так называемый пилотажный скафандр, а сам я помещён в крохотную капсулу, узкую и длинную, через прозрачное остекление которой и наблюдаю вселенную.
Здорово! Вот только где система управления? Хотелось бы немного порулить…
Никаких управляющих или навигационных приборов в поле моего зрения не имелось. Я, впрочем, не особенно поначалу и расстроился. Подняв руки, принялся шевелить ими по-всякому, надеясь, что сейчас непременно обнаружится какая-нибудь всплывающая панель, в обычном состоянии убираемая в кресло или в стенку. Сейчас вот помашу руками, сработает скрытый датчик движения, фотоэлемент пошлёт управляющий сигнал и вот тут-то будет мне счастье. С кнопочками, с подсветкой, с индикацией. Выскочит откуда-нибудь из стенки и приветливо подскажет, как надлежит управлять этим утлым корабликом.
Ага, надежды юношей питают, особливо тех, кто много ел, мало пил и никогда не занимался онанизмом.
Никакие приборы ниоткуда так не появилось. А жаль, так хотелось порулить…
Может быть, тут голосовое управление?
«Эй, кто-нибудь… бортовой компьютер тут есть?!» — позвал я. Никто не поспешил отозваться.
Конечно, я пытался держаться бодрячком, но чем дальше, тем больше мне делалось не по себе. В космосе, в невесомости, вдали от тяготеющих масс, в капсуле, лишённой управления и связи… С таким же успехом можно было потребовать замуровать себя в стену или закопать живьём в могилу. Можно миллионы лет летать в космосе даже внутри обжитых звёздных систем и не встретить ни одного космического корабля. А если и встретишь, то как можно подать сигнал бедствия? Фонариком посветить? Или поджечь чепчик, а огонь добыть трением рук?
Чертовщина какая-то… Как же это я сюда попал? И где это я вообще нахожусь?
Я принялся крутиться, оглядываясь по сторонам, конечно, насколько это позволял сделать тесный ложемент, сжимавший тело с боков. Мне удалось быстро понять, что находился я практически в лежачем положении внутри устройства, имевшего диаметр около одного условно-земного метра. Прямо передо мной располагался остеклённый фонарь практически в мой рост; видимо, через этот колпак меня сюда и втиснули. Носовую и кормовую оконечности этого в высшей степени странного изделия я видеть не мог. Также я не видел и направления полёта.
Это, стало быть, и есть «торпиллёр»?
«Эй, ты, дур-рак, который засунул меня сюда!» — закричал я, искренне надеясь на то, что устроитель этого странного шоу имеет возможность слышать меня. — «Я хочу понять, чего ты этим добиваешься? Что б я сдох от нехватки воздуха или воды? Что б я помучился? Что бы я испугался? Может, хватить дурацких загадок? За каким хреном вытаскивать меня из сумасшедшего дома и бросать посреди пустынного космоса? Ты хочешь меня убить? Так убил бы! Ты желаешь видеть мои мучения? Идиот, я не буду мучиться более того, чем положено природой: когда начнёт заканчиваться воздух, я просто-напросто открою шлем!»
Если мой неведомый мучитель и слышал сказанное, то ничем этого не выдал. Я покрутился в узком ложе, стараясь приподняться и заглянуть через остекление вниз. Не получилось. Зато я понял, что именно мешает мне двигаться: тело под коленями и в поясе оказалось крепко притянуто ремнями к ложементу, который, как я теперь догадался, являлся не чем иным, как катапультируемым креслом. Здорово! Обо мне, стало быть, позаботились. Осталось только понять кто и с какой целью…
Не успел я как следует обмозговать сделанное открытие, как неожиданно в мою узкую кабину проник свет звезды. Не сказать, чтоб очень яркий, но вполне достаточный для того, чтобы окружавшие предметы отбросили тень. Стало быть… гм-м… стало быть, я находился вовсе не в межзвёздном пространстве, а внутри какой-то системы и коли раньше света звезды я не видел, значит… значит, что-то его от меня загораживало.
Я рванулся из своего кресла и ударился шлемом о стекло. Однако, у самого края стеклянного колпака я увидел то, что и рассчитывал увидеть: подо мной находилось довольно крупное небесное тело. Селенитного типа, без атмосферы, испещрённое словно оспинами множеством разнокалиберных кратеров, однако, явно с твёрдой корой. Планетка побольше обычного астероида, хотя всё же небольшая. Во всяком случае мне хорошо был виден близкий, загибавшийся дугой, горизонт. Да-да, именно так, это не астероид, не обломок скалы, бесцельно кувыркающийся в космосе по случайной орбите, а что-то такое, смахивающее на приличную планету. Во всяком случае, это тело вращения, эллипсоид. Это уже хорошо. А у него должна быть устойчивая орбита, более-менее тяжёлое ядро, со всеми вытекающими из этого для меня последствиями…
Итак, две новости: хорошая и плохая. Хорошая — я не погибну, затерявшись в межзвёздной пустоте. Плохая новость — я разобьюсь при жёсткой посадке на неизвестную планету!
Здорово! Я приподнялся в своём кресле, наблюдая за движением испещерённой кратерами поверхности подо мною. Следовало признаться честно: пейзаж оказался мрачноват. Чёрно-серые разломы, похожие на овраги, извивались по поверхности планетоида, а выходы скальных пород торчали из отвалов грунта подобно скрюченным артрозом пальцам старика. Хотя, скорее всего, это всё же были вовсе не обычные скальные породы, вроде песчаника или гранита, а что-то типа пемзы, уж больно низким мне показался альбедо этого материала. Место явно нежилое! Сила тяжести небольшая, значит, ценных минеральных ресурсов тут нет; а потому, для людей этот чёрно-серый шарик интереса представить не может…
Везёт мне, как спасённому утопающему, захлебнувшемуся собственной слюной.
Наблюдая за планетоидом, я сделал ещё кое-какие открытия. Странная капсула, в которой я находился, явно летела над поверхностью небесного тела и по идее, не должна была угодить в него в результате прямого столкновения. Это умозаключение, конечно, порадовало меня. Однако, я не сомневался в том, что и в космос улететь нам никак не удастся: планетоид уже захватил «торпиллёр» своим притяжением и мы непременно в него воткнёмся. Причём, скоро. Либо на этом витке, либо на следующем. Так что особенно радоваться не приходилось.
По мере приближения к поверхности, проступали детали, делавшие пейзаж всё более непривлекательным: в расселинах залегли чёрные непроглядные тени, такие же чернильные тени отбрасывали на окружавший ландшафт возвышенности. Настоящий мир смерти! Интересно, какова же скорость сближения с поверхностью? Явно, что не очень большая, но вполне достаточная для того, чтобы при пятидесятикратной перегрузке в момент удара у меня лопнула аорта.
Если поначалу поверхность небесного тела можно было видеть лишь в самом низу остекления кабины, да и то в том случае, если приподнимать голову, то очень скоро всё изменилось. Планетоид приблизился, теперь его пепельно-серые скалы оказались прекрасно видны при повороте головы как налево, так и направо. Звёздное небо, обнимавшее меня со всех сторон, теперь ушло вверх, и сделалось похожим на купол шатра.
Никакой паники я не испытывал. Даже сам удивился такой равнодушно-холодной реакции на по-настоящему опасную ситуацию. Возможно, сказывались последствия пребывания в сумасшедшем доме. Там ведь меня поили разной дрянью и потому некую заторможенность в моём восприятии окружающего мира нельзя было исключать. Во всяком случае в моём сознании чётко зафиксировался конец этого полёта: я ясно понимал, что лечу навстречу смерти, но оставался при этом очень спокоен. Уверен, в ту минуту мой пульс ничуть не вырос.
И вот, когда совсем уже рядом замелькали вершины чёрных пемзовых скал, стеклянный колпак надо мной вдруг отлетел куда-то вбок, и кресло, к которому я был притянут, рванулось ввысь. Не требовалось много ума, чтобы догадаться: мы катапультировались и, кажется, вполне удачно. Кресло, вылетев примерно на километр вверх, моментально приняло правильную ориентацию в пространстве, разместив меня ногами вниз, а головою — вверх, благодаря чему я не без удовольствия смог наблюдать завершение полёта моей капсулы. Буквально через десять секунд с того момента, как я её покинул, она воткнулась в основание высоченной скалы, взметнув фонтан грязно-серой пыли. Фонтан этот застыл над планетой громадным неподвижным грибом (сказывалась малая сила тяжести), словно запечатлённый объёмной фотографией. Думаю, в условиях слабого гравитационного поля планетоида ему — этому грибу — предстояло опускаться вниз не один год. Однако, зрелищная часть представления этим вовсе не исчерпывалась: громадный сколок скалы, размером с многоэтажный дом, беззвучно скользнул вниз, раскололся и выбросил вверх новый фонтан пыли. Этот осколок фактически похоронил под собою мою небесную ладью. Удар капсулы и последовавшее вслед за этим падение куска скалы вызвали, должно быть, настоящее планетотрясение.
Кресло со мной покачивалось километрах в двух в стороне от места этих занимательных событий, благодаря чему я получил прекрасную возможность лицезреть произошедшее во всех деталях. Под ногами у меня беззвучно пофыркивали двигатели ориентации по крену, а когда кресло совсем уж разгонялось, набирая вертикальную скорость, включался основной тормозной двигатель, сразу же останавливавший падение. Я степенно, даже грациозно — хотя и рывками — опускался на поверхность планетки. Ни дать, ни взять, фараон Аменхотеп на троне!
На высоте около двадцати метров тормозной двигатель заработал на полную мощь: я увидел под ногами энергичный выброс жесткого сине-оранжевого пламени. Факел, ударив в грунт, взметнул облако пыли, которое мгновенно окутало меня. Из-за этого сам момент посадки я не только не увидел, но даже и не почувствовал.
Прошла секунда-другая и я вдруг заметил, что лежу на боку, ноги мои освобождены, благодаря чему мне не составило труда подняться. Впрочем, подняться — сказано слишком осторожно; на самом деле, резко выпрямившись, я подлетел вверх на три своих роста.
С силой тяжести тут явно творились нелады. Она не превышала двух десятых земной, уж я-то знаю толк в этих вещах. Опыт свидетельствует, что человек комфортно себя чувствует в диапазонах величин ускорения свободного падения от трёх десятых до одной целой земной. Если величина притяжения выходит за эти рамки, человек испытывает разного рода неудобства, связанные с разрегулированием опорно-двигательной и вестибулярной систем. Притяжение планетоида, на котором я очутился, явно было слишком малым для того, чтобы человек мог чувствовать себя тут нормально.
В два шага, каждый из которых получился метров по пять, я вышел из облака, поднятого креслом в момент падения. В присущей мне осторожностью огляделся.
Вид снизу на пепельные холмы и чёрные скалы оказался даже мрачнее, чем сверху. Безрадостный пейзаж был способен породить отчаяние даже в душе врождённо-убогого оптимиста.