Чек-Пойнт, как того и следовало ожидать, оказался местом застроенным согласно некоему плану. В поле моего зрения находилось то, что с известной долей условности можно было назвать двумя параллельными улицами, образованными тесно построенными небольшими зданиями из полимеров. Скорее всего, основную массу местных построек возвели «цивилизаторские» тюремщики ещё до того, когда планета приняла первых узников. Стандартные жилые модули с наклонёнными внутрь стенами и покатыми крышами более всего напоминали древнеегипетские мастабы; их раскраска, казавшаяся издалека весёлой и яркой, вблизи выглядела вовсе не такой жизнерадостной. Внимательный осмотр убедительно доказал, что постройки находятся тут уже несколько десятилетий.
Одноэтажные сооружения явно находились в индивидуальном пользовании. Всё украшательство придомовой территории сводилось к паре вкопанных перед фасадом кактусов, фикусов или пальм; не вызывало сомнений, что дизайн газона перед домом не был в чести у местных обитателей. Зато они, должно быть, чрезвычайно гордились табличками с указанием собственных кличек, прибитыми к высоким столбам перед каждым домом. Некоторые таблички оказались выполнены весьма художественно, с эмблемами, подобными рыцарским гербам, и краткими аннотациями. Увеличив изображение фотоумножителя, я не без любопытства почитал некоторые надписи, находившиеся в поле моего зрения: «Пых (далее следовало стилизованное изображение гранаты). Планетарному Прокурору Акрилана засунул в рот шумодымовую гранату и взорвал её. Прокурор узнал, что такое Большой Взрыв, а Пых — что такое пожизненная Даннемора». Следующий щит возвещал: «Шизофреник-На-Службе (подле клички красовалась эмблема в виде попарно скрещенных карандашей и гвоздей). Старший палач клана «Ювентус», тот самый, что догадался гвоздями прибивать к карандашам губы должников. Заходите на огонёк, можно без карандашей, здесь всегда найдутся свои». В общем, такие вот образчики самодеятельного тюремного юмора.
В дальних от меня концах обеих улиц виднелись двухэтажные постройки. По смыслу это были общественные здания, конечно, в той степени, в какой можно называть «общественными» бордели и казино. Друг напротив друга в однотипных домах синего и красного цветов располагались бордели с электрическими вывесками, выполненными в одном стиле. Одна из них высвечивала синим огнём «Brothel аt daddy» («бордель у папы»), а другая — красным «Brothel аt mummy» («бордель у мамочки»). На другой улочке я увидел электрическую вывеску казино, однако, нигде ничего похожего на «Gold flank» так и не заметил.
То обстоятельство, что в Чек-Пойнт имелись вывески, сработанные явно не на коленках местных умельцев, убедительно свидетельствовало о поддержке данных промыслов тюремщиками. Не подлежало сомнению, что «цивилизаторы» принимали заказы местных «капо» на изготовление и доставку подобных чудес техники. На обеих улицах я увидел довольно оживлённое движение, разумеется, сугубо пешеходное. На моих глазах появился приличных размеров караван — или конвой, не знаю, как правильно. Он представлял собою цепочку носильщиков с вязанками поленьев за плечами. Конвой сопровождала пара явный дегенератов с татуированными лицами, вооружённых внушительного размера палками. Носильщики принялись разгружаться возле одного из домов, позади которого под грубо сработанным перегонным кубом дымил костерок. Не иначе, как там функционировал местный скотопоильный цех по производству сивухи.
Возле подавляющего большинства одноэтажных домов присутствовали молодцы с самыми зверскими рожами и самым ужасными видами холодного оружия, какие только можно вообразить. Насколько я мог судить, это были часовые, охранявшие жильё главарей местных банд от посягательств чужаков. Между домами курсировал всякий-разный народец, преимущественно со скотскими харями. Что меня порадовало в местной публике, так это то, что вся она оказалась одета в высшей степени разномастно, словно бы соревнуясь друг с другом в дебильности платья. Местные урки реализовывали на практике стародавнюю примету, согласно которой, всяк дурак непременно станет сходить с ума по-своему.
В конце-концов я пришёл к выводу, что смотреть мне здесь более нечего и решил покинуть своё убежище. Предусмотрительно сняв и спрятав под сари маску-фотоумножитель, я вышел из-за кустов и небрежной походкой направился в сторону населённого пункта.
Появление моё не осталось совсем уж незамеченным. Боковым зрением мне было хорошо видно, как охранники крайних домов с большим любопытством рассматривают меня, явно теряясь в догадках, кто же это перед ними. В небольшом населённом пункте, где все знали друг друга хотя бы визуально, появление нового лица должно было обратить на себя внимание. Но особого выбора у меня не существовало — мне следовало попасть в Чек-Пойнт, чтобы отыскать посланных вперёд казаков и направить поиски в нужное русло. Я прошёл мимо часовых с таким видом, будто всегда ходил этой дорогой и меня, по счастью, никто не окликнул.
По улице я двигался без задержек, лишь чуть притормозил возле того домика, где курился перегонный куб. Впрочем, тут же последовал окрик часового, адресованный мне: «Where you look?» Татуированный гиббон с клыками-имплантантами, размером с большой палец моей ноги каждый, хотел знать, куда это я уставился. Разумеется, мне не следовало вдаваться в полемику с ним, потому я лишь пожал плечами, да и пошёл по улочке дальше.
Достигнув разноцветных борделей, стоявших друг напротив друга, я убедился, что посёлок в этом месте вовсе не оканчивался. Узкая лесополоса перерезала его надвое; за кронами деревьев и густым кустарником виднелись цветные домики, во всём похожие на те, что я оставил позади.
Я, разумеется, продолжил движение. Стоило только мне ступить под тень деревьев, как на тропку энергично выскочила группа предприимчивых молодых и не очень людей, вооружённых ятаганами, мачете и самодельными ножиками, отдалённо похожими на японские сёрокены. Впереди меня стояли пятеро, но боковым зрением я заметил движение за спиной, там явно находился ещё один ответственный исполнитель, тот самый, которому отводилась в этой постановке главная роль.
— It that for… (Это что за…) — начал было говорить один из них, тот, что оказался ближе всех ко мне, маленький, прыщавый японовидный гадёныш с громадным мачете в руке. Впрочем, окончить свою мысль он не успел, поскольку я сразу же ударил его косящим ударом правой ноги под колено и снёс вчистую, так что он звучно грохнулся спиною на тропу.
Тут же, не опуская ступню на грунт, я ударил правой ногой назад, прямо в грудь, чуть пониже шеи того умника, что вознамерился подойти ко мне сзади. Товарищ как раз двигался ко мне и явно не предполагал получить пинок на противоходе. Принимая во внимание мой рост, массу ноги, силу поставленного удара и увеличенную силу тяжести, я не сомневаюсь в высоком психоделическом эффекте, достигнутом при исполнении этого приёма. Неразумный, попавший под ногу, упал навзничь, хватая ртом воздух, а я, с присущей мне предусмотрительностью, сдал на пару шагов назад, подпрыгнул и опустился двумя ногами ему на грудь. Надеюсь, что мне удалось сломать четыре, а может и больше, пар рёбер, а сломанные рёбра проткнули лёгкие; в этом случае он получил возможность быстро потерять сознание и не знать, что с ним будет проделано в дальнейшем.
— А ну расступились, нах! — строго сказал я придуркам с режущими предметами. И пошевелил бровями. Мои брови в состоянии эрекции напоминают брежневские, кто видел, соврать не даст — очень страшно! Женщины, увидев как они шевелятся, отказываются рожать от меня детей.
Незадачливые грабители моментально расступились. Меня порадовало то, что все они поняли сказанное по-русски без дополнительного перевода. Сие означало, что великий и могучий язык Ивана Поддубного и Владимира Илларионова пользуется среди местных урок вполне заслуженным авторитетом.
Я схватил левую ногу того гнуса, что пытался подойти ко мне сзади, взял лодыжку в крепкий братский замок, придавил поясницу своей ногой, дабы урка не крутился подо мной как юла, и методично дважды повернул ступню на триста шестьдесят градусов. Хруст раздираемой суставной сумки и крик задохнувшейся от боли жертвы слились в один сплошной гимн. Я бросил безнадёжно изувеченную левую ногу бандита и взялся за правую. Рывок вверх, лодыжку берём в замок, нога на пояснице, чтоб не крутился под клиентом, два оборота на триста шестьдесят градусов. Трибуны аплодируют, женщины вытирают слёзы, пострадавший не воспринимает течение времени — у него болевой шок, сравнимый по глубине с тем, что получится от внутривенного введения полграмма несимметричного диметил-этил-ацилоперидопирина.
— Ты… — я бросил вторую изувеченную ногу бандита и ткнул пальцем в одного из бандитов. — Ты — гнида, а мама твоя — вошь, ты ещё хочешь казачьего тела?
Ответчик как-то поскучнел, потупился и почему-то принялся стегать своим мачете траву вокруг ног.
— Я того… я тут, вообще-то, кочерыжки собираю, — неуверенно и как-то очень уныло промямлил он.
— Хорошо, разрешаю жить дальше, — простил его я, — Ну-ка, выкапывай быстро кочерыжку и начинай жрать на моих глазах!
— Да запросто, я и сам как раз хотел… — обладатель грозного мачете присел на колени и принялся выкапывать какую-то колючку — это растение первым попалось ему под руку.
Не мешкая, я схватил руку поверженного врага — того самого, которому перед тем уже успел сломать обе ноги — и последовательным закручиванием запястья и ударами локтя о грунт сломал суставы и кости в плече, локте и запястье. Затем ту же операцию повторил с другой рукой. Товарищи бандита тупо наблюдали за тем, как я методично увечу из бывшего друга.
— Кто-то из вас, уродов, желает проститься с телом друга? — осведомился я у заробевших урок. — Может, кто-то хочет прочесть отходную молитву? Или помолиться своим богам в минуту прощания с телом? Чёрт побери, да вы похоже атеисты!
Никто не выказал ни малейшего желания подойти к терпиле. Что ж, тем хуже для него.
Между тем, тот герой, что искал кочерыжку, сноровисто выкопал какую-то волосатую гадость и, преданно глядя мне в глаза, засунул её в рот. Сожрав этот странный объект, он даже не подавился, видимо, какой-то навык в этой области у него уже имелся. Признаюсь, от одного только взгляда на сей пир гурмана, меня чуть не вытошнило.
— А теперь, козлы, могу дать добрый совет… — проговорил я и внимательно осмотрел грабителей.
— Да, сэр, пожалуйста, — проговорил один из них не без угодливости в голосе. Видно он очень не хотел жрать кочерыжки следом за своим другом.
— В будущем зарабатывайте торговлей какой-нибудь редкой реликвией, скажем, черепом Ленина. Ты, — я ткнул пальцем в одного из грабителей, — продаёшь детский череп вождя мирового пролетариата, ты, — я указал на его соседа, — череп Ленина в юности, а ты, пень, череп Ленина в старости. Ясен вам мой совет?
— Так точно, сэр, — хором ответили урки.
— Очень хорошо! А теперь, сдристнули отсюда, козлопасы! — строго приказал я.
Тоже мне, добры молодцы, нашли кого остановить — куренного атамана Войска Донского! Ур-р-роды!
Я рванул изувеченного пленника за пояс штанов, без труда оторвал его от грунта и понёс в левой руке, словно чемодан. Без всяких эксцессов я пересёк лесополосу и вышел в новый район Чек-Пойнта. По смыслу, это место являлось деловым центром поселения, даун-тауном, как говорят англоязычные жители «цивилизационных» сообществ.
Тут мне сразу показалось интересно. Пара дюжин разноцветных двухэтажных зданий — почти все с электрическими рекламными щитами на фасадах — располагались вперемежку с вполне облагороженными газонами. Наличие газонов явственно свидетельствовало о более высоком уровне организации социума, базировавшегося тут. Реклама сделалась явственно живее и веселее, чем в том месте, откуда я пришёл.
Глаза быстро пробежали по местным вывескам: «Золотые яйца. Хочешь дольше и чаще? Тебе — к нам. Пришьём вторую мошонку с самым ценным для мужчин содержимым. Захлебнёшься тестостероном»; «Оби-ван-сентер. Хочешь стать третьего пола?»; «Абрам-Моцик Штангенциркуль. Место для тех, кто ест настоящее мясо». Гм-м, последняя вывеска меня особенно заинтересовала. «Настоящим мясом» на планетах «цивилизаторов» называли человечину. Более половины из двенадцати с лишним тысяч миров Земной Цивилизационной Лиги допускали каннибализм, разумеется, с некоторыми ограничениями, типа, запретом есть сограждан и лиц, не достигших двенадцати лет.
Туда-то я и направил свои стопы. Обойдя объедаловку с фланга, дабы не идти со своим «грузом двести» в зал, где публика вкушала кулинарные изыски местного шеф-повара, я зашёл с чёрного ходя прямиком в кухню, благо отыскать её по запаху не составило труда. Негр в белом фартуке, судя по чертам лица, весьма близкий родственник местных гамарджопов, оторвался от крошительной машины, в которой готовил салат-чесумойку, и заинтересованно поглядел на меня:
— That to you?
Спросил, типа, чего мне надо.
— Твою мать, обезьяна, говори по-русски, пора уже учить русский язык! — от всей души посоветовал я. — Не видишь, что ли, настоящее мясо принёс!
С этими словами я бросил увечного бандита на пол, головой под стул.
Негр не стал скрывать искреннего любопытства и заглянул через столешницу вниз.
— Мясо не я покупать… — изрёк на очень скверном русском потомок многострадального рабского племени, внимательно изучив вывернутые под немыслимыми углами руки и ноги терпилы. — Мясо покупать босс… Всегда! А я не могу!
— Да знаю я, что ты только хлопок собирать в Алабаме можешь…Зови босса, уголёк! — по-доброму посоветовал я.
Негр подумал над моими словами, видимо, не всё понял, но вопросов задавать не стал. Он приоткрыл дверь в соседнее помещение и что-то изрёк в дверной проём. Сказанного я не расслышал, но очень скоро из-за двери выскочил импозантный тучный мужчина в белом фартуке и с косицей «a-la Костя Цзю» на затылке; впрочем, на боксёра он походи мало, на Костю Цзю — ещё меньше, зато на повара здорово смахивал как брюхом, так и пальцами-сосисками. Именно такими повара и должны быть, вернее, именно такими они и становятся к моменту успешного окончания своей карьеры.
— Привет! — жизнерадостно воскликнул гном в белом фартуке. — Ты кто такой?
— Меня зовут просто: Очоа Акуамуртасара Очеуаквара, — с присущей мне находчивостью представился я, — Попрошу, блин, слова не путать и буквы не переставлять. Неправильное произнесение имени, отчества и фамилии сочту, блин, за демонстрацию неуважения и вызов, блин, на дружеский черепоразделывательный поединок, разумеется, без правил, до первой крови и последующей смерти любого из участников. А если короче, то меня зовут Акела.