— Слушай, да это же наш кок кричит! Голову даю на отсечение!
Дэн прислушался и подтвердил:
— Точно! И чего это из меня полезли всякие страшные истории? Я ж говорю: в тумане чего только не бывает. — Он приподнялся и завопил: — Мы здесь! Я и Харви! Здесь!
Вскоре совсем близко от них послышался плеск, и из туманной пелены вынырнула лодка с коком на веслах.
— Что случилось такого? — спросил он. — Бить вас немножечко надо! Мы вас искать, искать…
— Согласен на порку, — выдавил улыбку Дэн. — Только когда буду на шхуне.
Кок привязал их лодку к своей и потащил на буксире, но сначала выслушал рассказ Дэна и со всей серьезностью подтвердил:
— Да, тот француз приходить за своим ножом. Так и есть.
Шхуна встретила их приветливым светом и теплом в каюте, а также чудесным ароматом свиных отбивных и подогретого хлеба. А попреки и угрозы наказания из уст капитана Троупа показались им просто райским пением.
Неизвестно, как были бы они наказаны, если бы не кок. Он сумел, невзирая на не слишком хороший английский язык, с таким мастерством и так красочно рассказать о том, что пережили несчастные мальчики из-за появления мертвеца и какую проявили при этом смелость и находчивость — особенно когда повыбрасывали всю рыбу, а также преступный нож за борт, что все на корабле заслушались и гнев капитана и других постепенно остыл. Их уже называли не разболтанными, неразумными мальчишками, которые доставили столько беспокойства капитану и всей команде, а чуть ли не героями, сумевшими выйти победителями в поединке с нечистой силой.
Дни шли один за другим. Команде шхуны «Мы у цели» с ее капитаном Диско Троупом оставалось уже совсем немного времени до окончания лова, когда трюм будет загружен под завязку и когда можно, глубоко вздохнув, с полным правом сказать: «Вот теперь мы у цели! Вернее, у одной из целей: успешно закончили лов, загрузились и можем отправляться домой». Но пока они еще только шли к финишу, делали последний рывок. Работали все, даже корабельный повар, который, почти не отходя от плиты, проявлял такое мастерство в укладке рыбы, что в трюме не оставалось ни одного пустующего местечка. На долю Харви досталась разделка рыбы — этим, впрочем, занимались все, даже капитан, он же вместе с коком руководил укладкой, прижимая уложенную в штабеля рыбу досками и каким-то дополнительным балластом — все для того, чтобы вышло как можно больше.
На других шхунах происходило то же самое; сейчас шло обычное у рыбаков состязание — какое судно раньше окончит лов, завершит полную загрузку и отправится восвояси, захватив с собой почтовые отправления у тех, кто отплывет позднее. На этот раз битва за первое место происходила между шхунами «Мы у цели» и «Пэрри Норман», и в честном поединке капитан Троуп и его команда одержали верх.
Это произошло ровно в десять утра, а к полудню того же дня на шхуну «Мы у цели» поставили большой грот, и она была готова к дальнему плаванию. Взвился флаг, отмечающий, что этот корабль — победитель в рыбном лове, был выбран якорь, и, умело лавируя между оставшимися судами, шхуна капитана Троупа пустилась в путь на юго-запад под звуки гармоники Дэна и разудалой песенки, которую распевал Том Платт.
Харви впервые уразумел разницу между ходом шхуны от стоянки к стоянке под малым парусом и теперешним плаванием под всеми ходовыми парусами, с тяжело груженым трюмом. Штурвал так и рвался у него из рук, когда изредка, при очень хорошей погоде, ему доверяли его, а шхуна летела по волнам так, что, если глядеть вниз, начинала кружиться голова.
В основном же Дэна гоняли от паруса к парусу, а в перерывах нередко приходилось выкачивать при помощи помпы избыток соленой жижи из трюма, чтобы рыба чересчур не просолилась. Однако у него выкраивалось время и на то, чтобы полюбоваться морем, восходом и закатом солнца, облаками, принимающими самые немыслимые формы и очертания.
Как-то раз, когда, лениво растянувшись на палубе, они вели неспешную беседу, Дэн изрек:
— В следующее воскресенье будем уже в Глостере. Кстати, ты, наверное, не знаешь, где он. Недалеко от Бостона, в Массачусетском заливе, понял?
— Да знаю я, — отмахнулся Харви. — Подумаешь, удивил своим Глостером…
Но Дэн не унимался:
— Спорим, ты не заснешь там в первую ночь без морского шума, в полной тишине? Нужно будет нанять кого-нибудь за твои деньги, чтобы плескал тебе воду в окно.
Харви невольно улыбнулся:
— Это верно. Только где будет то окно? Где я буду жить, пока родители за мной не приедут?
— Как где? У нас поживешь… А знаешь, что всего лучше, когда на берег выходишь?
— Горячая ванна, наверное?
— Это тоже, но для меня — длинная ночная рубашка. Мама мне новую, наверное, сшила. Мягкую, теплую… — Он потянул носом воздух. — Чуешь?.. Нет? Липой запахло. Значит, мы почти уже дома!..
В гавань Глостера они вошли, когда бушевала гроза. Вспышки молний освещали невысокие холмы вокруг гавани, низенькие дома, лодочные сараи. Была середина ночи, и капитан Троуп, ведя шхуну к пристани, обходя пришвартованные буксиры и шхуны, отдавал команды вполголоса.
Почти в полной тишине они пристали к причалу, обогнув катер смотрителя маяка, с которого несся звучный храп сторожа. И тут Харви с удивлением понял, что они почти на берегу, на суше. И почувствовал, как и Дэн, запахи земли, листвы и что здесь в темноте — спящие люди… много людей. Таких же, как его мать, отец… Он опустился на доски палубы и заплакал.
Перед рассветом высокая улыбающаяся женщина ступила с причала на борт шхуны «Мы у цели». Это была мать Дэна: еще в свете молний она увидела, как судно входило в порт, и поспешила увидеться с мужем и сыном. На Харви она сначала не обратила внимания, и только когда капитан и Дэн рассказали ей историю его появления на шхуне, принялась опекать его как родного и сразу пригласила пожить у них в доме.
Однако до той поры, пока Харви не отправил рано утром телеграмму своим родителям, ему казалось, что он самый одинокий и брошенный мальчик во всей Америке. Не один раз ему на глаза снова наворачивались слезы, которые он пытался скрыть, но ни капитан Троуп, ни Дэн не стыдили его за это.
Вскоре он получил ответную телеграмму от родителей, полный текст которой показал только Дэну, и они, подумав немножко, решили сохранить этот текст в тайне и ничего никому не говорить, пока не произойдет что-то… Что должно было со дня на день произойти и всех удивить.
Вид у обоих мальчиков в эти дни был такой подозрительный и вели они себя так странно — то хихикали без причины и толкали друг друга в бок, то прикладывали пальцы к губам и начинали вращать глазами, — что капитан Троуп не выдержал наконец и сказал, что, если они не перестанут кривляться, он будет вынужден врезать кому-нибудь линьком…
Заняв безопасную позицию у дверей, Дэн как-то сказал отцу:
— Ты как любой взрослый можешь, конечно, иметь свое мнение, но знай, что оно имеется и у тех, кто моложе тебя. И не всегда оно такое уж правильное, твое мнение. Да-да… Тоже можешь ошибаться.
Отец только руками развел и покачал головой:
— Что он такое мелет, этот парень? Ему, видать, вредно находиться на твердой земле. В море был намного умнее. Да и Харви опять стал похож на того, слегка помешанного, которого мы из воды выловили… Что вы все перешептываетесь да посмеиваетесь? Клад, что ли, нашли?
— Может, и клад, — сказал Дэн. — Скоро узнаете.
— Ладно, хватит из себя тайных агентов разыгрывать! — прикрикнул отец. — Идите гуляйте!
И они пошли. Вернее, поехали на трамвае в Восточный Глостер, где через заросли восковницы пробрались к маяку и там, разлегшись на рыжеватом песке возле такого же цвета валунов, вволю наговорились и посмеялись, предвкушая момент, когда случится нечто, что произведет эффект разорвавшейся бомбы. Или вроде того.
После страшного сообщения о том, что его сын упал за борт океанского парохода и утонул, мистер Чейн бросил все дела у себя на западном побережье Тихого океана, в городе Сан-Диего, и помчался на восток страны, чтобы встретить жену. С парохода на пристань сошла женщина, которую он с трудом узнал. Это была не прежняя Констанция Чейн — красивая, великолепно одетая. Та женщина исчезла, а эта, новая миссис Чейн, была полубезумная, изнуренная, беспомощная. У Чейна не оставалось времени горевать о гибели сына — чтобы не потерять и жену, он должен был немедленно действовать. И он начал действовать.
Деньги из его карманов потекли рекой. К миссис Чейн был приглашен — за немыслимую цену — один из самых лучших врачей Америки. Его уговорили оставить всех прочих пациентов и заняться только ею. С собою врач привел целую армию искуснейших медицинских сестер, а также другой обслуги — опекать больную, кормить, отвлекать разговорами, будить ее, если нужно, чтобы избавить от ночных кошмаров. И усилия доктора и его помощников возымели действие: безумие отступило, хотя по-прежнему миссис Чейн оставалась беспомощной и убитой горем. Единственно, чего она желала, — чтобы возле нее постоянно находился кто-то, с кем она могла бы говорить о своем сыне. И еще она настойчиво хотела удостовериться, что тем, кто тонет, не бывает больно — они не мучаются, не страдают. После этих разговоров врач немедленно дал распоряжение своим сотрудникам следить за тем, чтобы миссис Чейн не попробовала, не дай бог, проверить на себе эти утверждения — в ванной, на берегу моря.
Главный доктор, его помощники и миссис Чейн занимали одну половину огромного дома Чейнов в Сан-Диего. В другой располагался кабинет хозяина и служебные помещения со своим телеграфом, с множеством помощников и секретарей. Доверив жену заботам опытных медиков, мистер Чейн мог теперь с головой снова погрузиться в дела, которых всегда много, а сейчас, после некоторого перерыва, особенно. Нужно было продолжать войну со своими яростными конкурентами — двумя, тоже западными, железными дорогами; необходимо было пресечь забастовки среди рабочих на лесопилках. Это — главное, а сколько еще других, тоже важных, дел. Но сердце ни к чему не лежало: зачем мне все это, думал он, для кого?
Раньше, зарабатывая деньги, стоя у руля своего огромного бизнеса, он всегда думал о сыне — о том, что настанет день и тот встанет рядом с ним у штурвала, а потом и целиком возьмет его в свои руки. Его согревала мысль, как после окончания колледжа сын войдет к нему в кабинет, не сняв даже свою студенческую форму, сядет за рабочий стол и отец начнет посвящать его во все тайны бизнеса. И они станут партнерами и друзьями на всю оставшуюся жизнь. А через какое-то время Харви превратится из матроса на этом корабле в капитана — каким стал его отец… Но все эти мечты теперь остались в прошлом…
Так он размышлял в последние месяцы очень часто, почти все время. И в этот субботний день, сидя за своим столом, тоже…
Он вяло слушал доклад секретаря, равнодушно смотрел на свежую почту, лежащую на столе, как вдруг из соседней комнаты раздался громкий взволнованный вскрик оператора-телеграфиста. Чейн поднял глаза на секретаря: что там? Тот поспешил узнать, какие еще неприятные известия получены по телеграфу: новая забастовка? Упали акции? Вернулся он через несколько секунд, бледный, с телеграммой в трясущейся руке.