Я имел возможность пробыть в Киеве только четыре дня, что убийственно мало. Я ощутил красоту этого города, так сказать, на лету схватывая ансамбли. «Путеводитель-справочник» дал мне возможность проверить и уточнить свои впечатления. Я не ошибся. Много зданий в самом деле хороши и еще выигрывают при сосредоточенном разглядывании.
В том же головокружительном темпе я осмотрел выставку достижений народного хозяйства, которая находится около Голосеева. Голосеев был в мое время хороший лес, принадлежавший Голосеевскому монастырю. Сейчас это огромная территория, на которой стоят нарядные павильоны, представляющие все отрасли Украинской республики, а последняя по площади равняется примерно территории Франции. Когда я туда поехал, выставка была занята в части своей чешскими экспонатами, прибывшими из Праги. Поэтому я не мог тщательно осмотреть Киевскую выставку. Но ясно, что ее размах грандиозен. И, конечно, я вынес такое впечатление не от конфет и сигарет, экспонированных на выставке, а от архитектуры и искусства, техники и индустрии этой второй по величине союзной республики Страны Советов.
После выставки мы решили посмотреть промышленный Дарницкий район и по удивительному мосту Патона переехали на левый берег Днепра.
Патон, один из замечательнейших ученых нашего времени, посвятивший значительную часть своей жизни проблемам электросварки и мостостроению. Его талант, давший ему всемирное имя, особенно проявился в этом мосту, построенном в 1953 году, незадолго до его смерти. Этот мост является украшением и гордостью Киева, с которым Патон связал свою судьбу, начав читать лекции в Киевском политехническом институте с 1905 года. Кроме того, что мост Патона является большим достижением в деле мостостроения, он очень красив сам по себе. Красота его в том, что как будто бы моста совсем и нет. Как будто бы одна из улиц Киева каким-то полу-волшебным путем перебрасывается с правого на левый берег. Впрочем, Гоголь мог бы написать об этом лучше, а я не умею.
Левый берег Днепра представляет собой теперь новый промышленный город. За последнее время в районе Дарницы, как я мог лично увидеть и узнать из расспросов, построены вагоностроительный завод, резиногенераторный завод, огромный мясокомбинат, шелкоткацкий комбинат, комбинат декоративных тканей и много других предприятий. Кроме этого, здесь работают 15 строительных и монтажных организаций.
Вокруг промышленных предприятий вырос второй Киев. О темпах роста этого города хорошо сказал наш водитель, т. е. шофер, — я сидел с ним рядом:
— От тут ихав я весной в апреле, ничого не було, як есть песок голый, а теперь…
Я посчитал на пальцах, сказал:
— Полгода.
За полгода выросли огромные массивы многоэтажных жилых домов с большими магазинами, асфальтированными мостовыми, электричеством, водопроводом, школами, клубами и детскими домами.
В 1959 году 20 тысяч семей киевлян получили новые квартиры, из которых львиная часть падает на рабочий Дарницкнй район. В прошлом этот район представлял из себя сосновый лес на песке с дачами. Война унесла дачи и лес, остался один песок. Вот на этих пустырях вырос второй промышленный Киев.
Находясь тут, я почувствовал неизбежное зло крупнейших промышленных центров — атмосферу, отравленную заводскими газами, которые вредны для здоровья людей.
Восстановить природу, которая здесь была, надо, и это будет сделано. Вырастут рощи и молодые леса. Скорее их вырастут сады и цветники. Пока же борются на этом фронте путем возможного озеленения. Здесь все принесено в жертву скорости. Скорей, скорей — это лозунг левобережного строительства. Поэтому в качестве «скорой помощи» здесь усиленно садят самое мощное дерево наших мест — черный тополь.
Эти черные тополи — осокори как бы меня загипнотизировали, ими уже окаймлены улицы левобережного Киева и большая дорога на Бровары. Я попросил продолжить наш путь в этом направлении. Это старая дорога, историческая.
Летописец Нестор в XII веке сердился и полемизировал с теми, кто думают, будто Кий, основавший Киев, был простым перевозчиком на Днепре. Он, Кий, говорит Нестор, был славный и могучий князь. Если бы был простым перевозчиком, то в Царьграде не принимали бы его с таким почетом.
Но Нестор не отрицает, что был тут перевоз через Днепр. И можно помириться на том. что человек, засевший с вооруженной дружиной на перевозе, брал дань с проезжавших купцов. И стал могучим князем. Словом, это была историческая дорога с Запада на Восток в доисторические времена и дорога на Москву во времена исторические.
Теперь она хорошо асфальтирована. Совершенно прямая и совершенно ровная. Такие, кажется, бывают только в России. Ни изгиба, ни бугорчика. Минуты отсчитывают километры. Я сижу рядом с шофером и потому это вижу на часах и счетчике.
Бесчисленные осокори выстроились по обе стороны, как молодые солдаты, только что призванные под знамена. Это напоминает военный парад новобранцев, которым нет и 15-ти лет. Через полвека эти юноши будут в 3–4 обхвата толщиной и сомкнут свои ветви над дорогой. В сладостной тени будут мчаться путники из Киева в Москву и обратно. Да будет так!
Сейчас молодые осокори готовятся к зимнему сну. Они роняют желто-красные листья. Ветра нет, они падают от ствола до ствола ровной полосой. Быстрый ход машины сливает их для глаза в две каймы, красиво оттеняющие темный асфальт дороги. Цветник в пятнадцать километров длиной. Вот Бровары.
— Все снесли в войну! — уронил водитель, как будто лист упал с осокоря.
Сейчас? Сейчас Бровары — город с высокими домами, магазинами, школами, асфальтированными мостовыми, электричеством, водопроводом, осокорями.
Мы повернули обратно и, пересекши снова Днепр, через сорок минут были в противоположном, западном районе Киева. Здесь и раньше были промышленные предприятия — теперь же это огромный индустриальный и научно-культурный район города. По обе стороны бывшего Киево-Брестского, ныне Львовского, шоссе раскинулись корпуса гигантских станкостроительных и машиностроительных заводов. На некоторых заводских воротах, через которые вливались потоки груженых машин, я прочитал названия: «Большевик», завод имени Горького, «Красный экскаватор», «Точэлектроприбор» и другие, названия которых выпали из памяти.
В этом же направлении высились монументальные здания медицинского института им. Богомольца, новые архитектурные ансамбли института народного хозяйства и корпуса огромной киевской киностудии им. Довженко.
Должен сказать, что, ощущая грандиозные масштабы промышленности города, я не был ни на одном заводе. Время имеет свои суровые законы. Располагая ограниченным количеством дней, я, естественно, стремился в первую очередь побывать в таких местах, которые наиболее меня волновали, ибо они были связаны с очень сильными, иногда даже жгучими воспоминаниями. Все же один завод я очень хотел посмотреть, и мы направились отсюда снова к Днепру. Здесь было то, что я хотел увидеть, — огромный строительный комбинат, фабрика жилищ.
— Если бы, — говорит инженер, — мы продолжали по-старинному складывать кирпичик к кирпичику, то у нас просто не было бы надежды справиться с тем, что называется жилищной проблемой. Вы знаете сколько жилищ унесла война? Спрос на жилплощадь растет неудержимо и притом по двум основным причинам. Механизация сельского хозяйства освобождает рабочие руки. Естественно, люди стремятся на фабрику, на новые предприятия, а значит, в города, а значит, подай им жилища. С другой стороны, горожане природные, так сказать, требуют просторных удобных жилищ. Это ставит перед нами, инженерами, весьма трудную проблему. Надо устоять перед этим двойным натиском, т. е. построить столько, чтобы предложение сравнялось со спросом.
Инженер продолжал:
— Так вот я и говорю, что если бы строили старыми способами, то не было бы надежды выгресть против стремительного течения. Нас сносило бы вниз. Но мы перешли к новым методам.
— Водитель, остановитесь на минутку. — Машина стала. Инженер продолжал:
— Вот смотрите.
Я увидел лебедку. Много лебедок — подъемных кранов. Эти стальные птицы напоминали страусов в пустыне. Или, лучше сказать, неких доисторических чудовищ. Наука восстановила их размеры: эти птички, стоя на земле, могли бы клевать людей через окно 4-го этажа.
Чем же занимаются здесь стальные птицы XX века?
Они, опустив шею, ищут что-то на земле. Схватив добычу, они поднимают ее на воздух и, повернувшись на месте, опускают снова.
— Что они делают?
— Они подымают части домов, стены и перекрытия, так называемые блоки, и опускают их на грузовики. Грузовики мчатся в места стройки. Там такие же лебедки снимают части домов с грузовиков и ставят их на место, сначала на фундамент, а потом на стены, все выше и выше. Присмотритесь. Вот лебедка взяла кусок стены с прорезанными окнами; другая — с отверстием для двери; третья тащит голый блок, т. е. часть стены без окон и дверей.
— Размер их?
— Блоков? Примерно 2×3 метра. А кирпич, ну, вы знаете размер кирпича. Складывать дом по кирпичу — это муравьиная работа. При помощи стальных гигантов мы идем гигантскими шагами в смысле складывания домов. Перед вами огромный комбинат, он готовит блоки, которые в современном строительстве заменяют кирпичи.
Инженер продолжал:
— Киев не отстает в этом деле от других городов страны. И все же мы недовольны. Надо строить скорей! Надо найти способы, методы, чтобы усилить гонку сооружений.
Я рискнул заметить:
— Чтобы усилить гонку сооружений, надо ослабить гонку вооружений.
— Конечно! Поэтому-то наше правительство, — продолжал инженер, — и ведет такую последовательную и упорную борьбу за всеобщее разоружение. Если мир этого добьется, мы сможем все средства вкладывать в строительство городов и сел.
— Если вы меня спросите, — заметил инженер, — какая часть средств тратится всеми государствами на вооружение, я не сумею вам ответить, но это громадные средства. И если бы правители всех стран бросили их на улучшение человеческой жизни, то результаты могли бы быть действительно сказочными. Люди строили бы не дома, а дворцы. Они превращали бы целые страны в цветущие сады, пустыни — в моря и соленые, негодные озера — в плодородные земли. Сахара стала бы одним сплошным оазисом.
Словом, все то, что не мог бы предвидеть ни Жюль Верн, ни вообще какой-либо изобретательнейший фантаст наших дней, все это стало бы реальностью.
Инженер так красиво и убедительно говорил о сказочной эпохе, которая могла бы осуществиться, но на пути которой еще стоят мрачные чудовища, что как-то захотелось увидеть сказку без если. Сказку, которая бы как-то освежила нервы, постоянно напрягаемые, волшебными, но вместе с тем и суровыми перспективами. Словом, захотелось для отдыха и перемены увидеть просто сказку.