Старик протянул ей пачку писем,
она подняла руку, но потом, вспомнив что-то, отдёрнула.
— О, пожалуйста, сказала она, — если не трудно, прошу вас, положите их в почтовый ящик.
Старичок подмигнул ей, потом почтовому ящику, потом снова ей и засмеялся..
— Нетрудно, — сказал он и выполнил то, что она просила: положил письма в почтовый ящик.
Миссис Брэббем стояла неподвижно, глаза её сверкали.
— А миссис Брэббем нет писем? — спросила Кора.
— Нет, это всё.
Машина запылила по дороге.
Миссис Брэббем стояла, сжав руки, затем, даже не взглянув на свой почтовый ящик, пошла по тропинке и исчезла из виду.
Кора дважды обошла вокруг ящика, не решаясь притронуться.
— Бенджи, вот я и получила письма.
Она осторожно сунула руку и вытащила конверты. Потом спокойно положила их к нему в руки.
— Прочти. Это моё имя на конверте?
— Да, мэм. — Он открыл первое письмо и прочёл вслух: — «Дорогая миссис Гиббс…»
Он остановился и дал ей насладиться. Её глаза были полузакрыты, губы шевелились, повторяя слова. Он эффектно повторил обращение и продолжал:
— «Посылаем Вам проспект межконтинентальной школы заочного обучения, дающий полное представление об уроках, которые Вы можете брать по курсу санитарии и гигиены…»
— Бенджи, Бенджи, я так счастлива! Прочти ещё.
— «Дорогая миссис Гиббс!..» — читал он.
С того дня ящик никогда не пустовал. Мир — далёкие, незнакомые города, о которых Кора даже не слышала, — устремился к ней. Проспекты бюро путешествий, рецепты сдобных пирогов и даже матримониальные предложения в письмах от пожилых джентльменов, заинтересованных в «даме пятидесяти лет, с деньгами и мягким характером».
Бенджи писал в ответ: «Я уже замужем, но благодарю Вас за внимание. Искренне Ваша Кора Гиббс».
А письма всё приходили и приходили: филателистические каталоги, романы в дешёвых изданиях, гороскопы. Мир заполнил её почтовый ящик, и теперь она не чувствовала себя такой одинокой. Если человек писал Коре деловое письмо об открытых тайнах древних майя, он мог через неделю получить от неё ответ, превращающий деловое знакомство в тёплую дружбу.
После одного особенно трудного дня Бенджи пришлось парить руки в эпсомской соли.
К концу третьей недели миссис Брэббем уже не показывалась у своего почтового ящика. Она даже не выходила из дому.
Очень быстро лето подошло к концу, во всяком случае, та часть, которую Бенджи должен пробыть здесь. На столе лежал его красный носовой платок, сандвичи были приготовлены и завёрнуты вместе с веточкой мяты, чтобы приятно пахли. На полу стояли ТОЛЬКО что вычищенные башмаки, готовые отправиться в путь, а сам Бенджи сидел на стуле, держа в руке жёлтый карандаш, такой длинный раньше, а теперь превратившийся в крохотный огрызок. Кора взяла Бенджи за подбородок и повернула к себе его лицо.
— Бенджи, я должна извиниться перед тобой. За всё это время я, кажется, ни разу не взглянула тебе в лицо. Я знаю твои руки, каждый ноготь, каждый сустав, каждую жилку, но могла бы пройти мимо тебя на улице и не узнать…
— Ну, а что на меня смотреть? — застенчиво сказал Бенджи.
— Твою руку я узнаю среди миллионов других. Я могу пожимать тысячи рук в темноте, но твою руку я узнаю сразу и скажу: «Это Бенджи». — Она мягко улыбнулась и подошла к открытой двери. — Я вот что подумала. — Она смотрела на дом миссис Брэббем. — Миссис Брэббем не видно уже несколько недель. Она не показывается из дому. Я чувствую себя виноватой. Из-за гордости я поступила с ней плохо. Гораздо хуже, чем она со мной. Я отняла то единственное, чем она жила. Это гадко и зло. Теперь мне стыдно. — Она смотрела на безмолвный запертый домик. Бенджи, можешь сделать мне последнее одолжение?
— Да, мэм.
— Напиши письмо для миссис Брэббем.
— Что?!
— Да, напиши в одну из этих компаний, пусть пришлют проспекты или что-нибудь в этом роде и подпишись за миссис Брэббем.
— Ладно, — сказал Бенджи.
— И тогда через неделю, а может быть, через месяц приедет почтальон, свистнет в свисток, и я скажу ему, чтобы он постучал в дверь миссис Брэббем и передал письмо, а сама я буду стоять у себя во дворе, и миссис Брэббем будет знать, что я всё вижу. И я помашу ей своими письмами, а она мне своими, и мы улыбнёмся друг другу.
— Хорошо, тётя Кора, — сказал Бенджи.
Он написал три письма, лизнул конверты, тщательно заклеил и положил в карман.
— Опущу их, когда доберусь до Сен-Луи.
— Чудесное было лето, — сказала она.
— Это точно.
— А ведь я так и не научилась писать, Бенджи. Я всё хотела получать письма, заставляла тебя писать дотемна, и мы были заняты: посылали письма, получали ответы, а времени научиться не хватило. А это значит…
Он знал, что это значит. Он пожал ей руку. Они стояли у двери домика.
— Спасибо за всё, — сказала она.
И он побежал. Добежал до забора, за которым начинался луг, легко перепрыгнул через него, и, пока она могла видеть, он всё бежал и бежал, размахивая последними письмами, через горы в огромный далёкий мир.
Месяцев шесть с той поры, как ушёл Бенджи, письма продолжали при ходить. Приезжал на маленькой зелёной машине почтальон, кричал: