- Я многому сама научилась. Я знаю буквы и могу вести счета, но мне бы хотелось уметь читать по настоящему.
- Я тебя научу, - обещал он. - Но только с одним условием.
- С каким же? - Доверчивое выражение исчезло из ее глаз.
- Чтобы ты научила меня играть на флейте.
- Попробую.
- Мне давно этого хочется. У нас, знаешь ли, не принято играть на флейтах. В театре, конечно, играют, и музыканты на пирах тоже, но благородным мужам это занятие не пристало. Флейта слишком уж чувствительна, а кроме того, надувая щеки, трудно сохранять надлежащее достоинство…
- Глупость какая! - перебила она.
- Послушай, - вмешался Лукиан, - уже очень поздно. Нам надо торопиться.
Алексид посмотрел на Коринну:
- Ты пойдешь с нами?
- Нет, я еще побуду здесь. Я не хочу возвращаться домой до ночи. Ты обо мне не беспокойся.
- Хорошо. - Лукиан уже спустился на землю, и Алексид спрыгнул за ним.
- Не забудь, что ты обещала научить меня играть на флейте.
Когда среди удлиняющихся вечерних теней они устало бели по обсаженной тополями дороге, Лукиан сказал:
- Ты, конечно, пошутил? Было бы неплохо слазить туда еще раз, если бы знать заранее, что ее там нет, но ведь ты же не хочешь в самом деле видеться с ней!
- А почему?
- Как «почему», Алексид? Она же чужестранка, живет в грязной харчевне! Мне она показалась ужасной! Просто уличная девчонка, и я никак не ждал…
Не ждал Лукиан и звонкой пощечины, от которой левая щека его побагровела. Спустя мгновение друзья до гроба уже катались в пыли дороги и яростно колотили друг друга.
- Скажи: «Я очень сожалею»… - Лукиан, еле переведя дух, уселся на грудь приятеля.
Алексид перестал вырываться. В короткой схватке он сразу растратил весь свой гнев, и к нему вернулось обычное чувство юмора.
- Я очень-очень сожалею, - с трудом выговорил он, - что ты сидишь у меня на животе.
- Нет, ты скажи, что сожалеешь, что ударил меня.
- Ну, поскольку это и есть причина, которая привела к вышеупомянутому следствию, - пустился в рассуждения Алексид, - то раз я сожалею о следствии, значит, из этого логически вытекает, что я…
- Да замолчи же! Ты, наверно, будешь философствовать, даже если тебя повесят за ноги. Ты сожалеешь, что ударил меня по лицу? Да или нет?
- Ну, с одной стороны…
- Да или нет? - настаивал Лукиан. - А я пока поупражняюсь к скачкам с факелами.
Оба они через несколько дней должны были участвовать в конных состязаниях юношей. Упражнения Лукиана заключались в том, что он принялся подпрыгивать на животе приятеля, всем весом придавливая его к земле.
- Да-а! - пропыхтел Алексид после третьего скачка.
Лукиан отпустил его, и оба поднялись на ноги.
- Однако, - тут же продолжал Алексид, - отсюда, мой друг, следует только одно: ты сильнее меня, а это мы знали и раньше.
Лукиан теперь благоразумно избегал упоминаний о Коринне, но, когда они снова побрели по дороге навстречу закату, он высказал все, что думал о женщинах.
- Конечно, мужчине рано или поздно следует обзавестись семьей, но вообще-то от женщин нет никакого толку. Мой отец говорит, что жениться следует в тридцать лет, а до тех пор у человека хватает и других занятий - атлетические состязания, военная служба, друзья. Отец говорит, что дружба - самое главное в жизни. А с женщинами дружить нельзя, - они не умеют разговаривать об отвлеченных предметах…
Вспомнив Коринну, Алексид усомнился в этом.
- Ну конечно, - пробормотал он.
Но Лукиан не заметил легкой иронии в его тоне. Он продолжал рассуждать, а Алексид продолжал отделываться ничего не значащими ответами, и так они продолжали путь. Солнце, почти касавшееся земли, расцветило золотом и багрянцем всю западную часть небосклона, и на этом пылающем фоне над крышами города лиловой тенью вздымался Акрополь.
Возможно, отец Лукиана был прав, утверждая, что дружба - самое главное в жизни. Большинство афинян - и мужчин и юношей - согласились бы с ним. Но дружбе Лукиана с Алексидом, хотя они не признались бы в этом даже самим себе, был нанесен тяжелый удар.
Скачки с факелами не поправили дела. Такие скачки с подставами для молодых наездников устраивались впервые. Состязание в беге с передачей факела было старинным обычаем. Но всего два года назад кому-то пришло в голову учредить такие же конные состязания. После этого юноши, тоже состязавшиеся в беге с факелом, потребовали, чтобы им и тут было дозволено подражать мужчинам.
Скачка юношей с факелами занимала главное место в вечерних состязаниях в день Посейдоний. Ведь Посейдон был не только повелителем моря - это он создал лошадь и подарил ее людям, это он научил людей пользоваться уздечкой и в неведомом году далекой старины учредил первые конные состязания.
Как обычно, состязалось десять партий - по одной от каждой филы. Лукиан и Алексид выступали за Леонтиду. Участие в этих состязаниях было не такой уж честью, они устраивались впервые, и молодых наездников отбирали не по их личным достоинствам. Собственно говоря, участвовать в нем мог всякий, кому удалось раздобыть коня, - впрочем, это было делом нелегким, потому что лошадей в Афинах было мало. Однако богатый дядя Лукиана одолжил ему двух скакунов, и поэтому юноша без всякого труда добился, чтобы его и Алексида включили в число восьми наездников, которым предстояло везти факел Леонтиды.
- Молния получила свою кличку заслуженно, - сказал Лукиан Алексиду. Она удивительно резва. Дядя привез ее из Фессалии, а там знают толк в лошадях. Но и Звезда тоже очень хороша.
- Когда мы их пробовали, мне Звезда понравилась.
- Я, правда, хотел, чтобы ты взял Молнию. Но дядя говорит, что раз я к ней привык… да и к тому же я тяжелее тебя…
- Ну конечно. Он и так очень добр, что доверил мне Звезду.
- Я знал, что ты не обидешься. Послушай, Алексид, быстро передать факел не так-то легко. Нам следовало бы поупражняться. Мы можем брать лошадей каждый вечер - как ты думаешь?