Траггл совсем не отличался от человека, кабы не его ноздри. Серовато-синий цвет кожи, тонкие губы «в ниточку», выпуклые глаза и безволосый череп — всё это при известном старании можно было отыскать и у представителей рода «хомо сапиенс». Но ноздри широкого носа — тонкие, эластичные, подвижные, непрерывно трепещущие, то открывающие дыхательные отверстия — хоаны, то герметично схлопывающиеся вокруг них — забыться не позволяли.
В круглой хижине, связанной из прутьев и крытой кое-как, с большими просветами, широкими листьями местного дерева, против двоих людей стояли девять трагглов — один из них тот, кого Лафрак и Андо сочли предводителем, и по четыре с каждой стороны от него, вооружённые деревянными и костяными мечами.
Вожак поднял обе руки и опустил, широко разведя по сторонам. После короткого колебания Лафрак воспроизвёл тот же жест. Андо, в руках которого находился подарок, стоял неподвижно.
— Мы пришли искать дружбу, — сказал Лафрак, и линг-переводчик на груди воспроизвёл его слова (как Лафрак очень надеялся) на языке трагглов.
Вожак немного помолчал, а потом ответил короткой фразой, с которой линг тем не менее не справился полностью, переведя лишь слово «дружба». Словарный запас линга оставался пока невелик, поскольку загружали его только тем, что удалось узнать от четверых раненых и попавших в плен после внезапного нападения на платформу трагглов, которые к тому же отнюдь не стремились к сотрудничеству. Их вылечили и доставили к острову, передав таким образом предложение о встрече.
— Мы пришли искать дружбу, — повторил Лафрак и добавил: — Вот наш подарок.
После того как линг проверещал перевод, Лафрак принял от Андо свёрток, удалил упаковку и протянул вожаку на обеих руках изготовленный накануне в мастерских платформы меч, полностью воспроизводящий очертания оружия трагглов. Только меч был изготовлен не из дерева, а из нержавеющей стали, которую и в болотной влажности Кандии лет пятьдесят не съест ржа.
На берегу громко застучали. То ли дерево рубили, то ли камни раскалывали. Хотя в болотах Кандии таких огромных камней не бывает, машинально отметил Лафрак и постарался выбросить из головы мысли, мешающие основной цели.
Вожак отступил на шаг, потом приблизился и осторожно принял подарок. Лицо его выразило то, что Лафрак счёл удивлением. Лица трагглов отражали эмоции точно так же, как человеческие, вот только смысл их Лафрак понимал не всегда. Но, по крайней мере, сейчас это был не гнев и не ярость.
Вожак осторожно потрогал остриё и отдёрнул палец, ощутив, насколько легко отточенная сталь рассекает кожный покров. Он повернулся к своим советникам, или телохранителям, и произнёс длинную фразу, которую линг тоже не понял, выловив лишь всё те же слова «пришли», «дружба», «подарок» и ещё одно: «лодка». А потом вожак взял подаренное оружие за рукоять, взмахнул им и сказал лишь одно слово, которое линг моментально перевёл, хотя Лафрак это слово, одно из немногих, и так знал наизусть.
Вожак сказал: «Убить!»
И первым бросился на парламентёров, занеся для удара смертоносный подарок.
Лафрак легко уклонился, выкрутил руку нападавшему, вырвал меч и ударил вожака рукояткой в висок. Тот начал грузно оседать на землю, а Лафрак уже вращал мечом, отбивая удары телохранителей. Рядом с ним сражался Андо, превратившийся в вихрь. Не желая того, вожак совершил ошибку. Если бы он приказал просто схватить переговорщиков, если бы девять трагглов, вес каждого из которых был равен весу Лафрака, навалились на них разом, люди бы не устояли и оказались бы побеждёнными. Но трагглы намеревались окончить дело с помощью своего оружия, в ограниченном пространстве хижины они мешали друг другу, и потому их шансы на победу были невелики. Уже в следующий миг Андо сумел выхватить парализатор, и шестеро из восьми (двоих загораживал Лафрак) повалились на пол, как срубленные деревяшки. А за ними — едва Лафрак отпрыгнул в сторону — и двое остальных.
Андо и Лафрак взглянули друг на друга.
— Что будем делать? — озвучил общий вопрос Андо.
Лафрак осторожно раздвинул ветви, заменявшие дверь, и выглянул наружу. Несмотря на хлипкость стен, звуки происшедшего в хижине никого не потревожили: всё произошло слишком быстро. Однако, возможно, ещё и потому, что грохот у причала, не прекращавшийся с начала их встречи, заглушал всё прочее.
— Они там разбивают наш скаттер, — догадался вдруг Лафрак.
Бертон торопил плотников. Чтобы залатать и укрепить большой плот, сделав его пригодным к экспедиции на Другой остров, их старшина Фарко попросил два дня. Бертон приказал справиться за сутки. Беглецов нужно было догнать, схватить и наказать. Если этого не сделать именно сейчас, установившийся порядок поколеблется. В последнее время появилось слишком уж много сомневающихся. Пока ещё они предпочитали шептаться по углам, не высказываясь открыто, как смутьян Гай, но Бертон знал всех наперечёт. И кузнеца Тиласа, и того же Фарко, и даже собственного племянника Кенвика, который лежал сейчас в своём доме с колотой раной.
Очень удачно, что Кенвик и Гай схлестнулись. Кенвик не желал изменения законов Земли. Он претендовал на нечто большее — власть в посёлке, считал себя сильным и умным. Но его силы и ума не хватило даже на то, чтобы избежать удара клинка мальчишки Гая. Теперь Кенвик не скоро оправится, а выздоровев, сделается намного тише. Но во имя сохранения законов Гай должен быть пойман и наказан.
Бертон не сомневался, что беглецы никуда не денутся. Если они до сих пор ещё не погибли, вряд ли отважатся пуститься в дальнейшее плавание на утлом челноке, а соорудить надёжный плот у них не хватит ни времени, ни сил. Да если бы они и попробовали, большой плот Земли, направляемый усилиями десятков гребцов, легко их настигнет. Другой остров действительно постепенно приближался, и коль подталкивающие его медленные и переменчивые течения болота не сменят направление, может быть, удастся удержать его здесь, увеличив территорию Земли вдвое. Случись такое — можно было бы отменить ограничения на умножение семейств, сразу же лишив многих главного повода для недовольства. Но вначале следует изловить и примерно наказать беглецов. Каждого в меру совершённых им проступков.
С этими мыслями Бертон шёл по посёлку, когда к нему подбежал Фарко и с молящими интонациями принялся объяснять, что выполнить работу за сутки они не смогут, потому что за это время не успеет застыть скрепляющий доски и брёвна млечный камышовый сок.
Бертон не обрушился на него с проклятиями и обещанием кары, чего Фарко опасался. Он лишь хмуро выслушал и просто велел поторопиться, поэтому Фарко удалился вполне удовлетворённый. Бертон тоже остался доволен тем, как вёл себя старшина плотников. Власть его на Земле пока что оставалась незыблемой. Поэтому он решил не беспокоиться из-за того, что беглецов поймают позже, чем он рассчитывал…
Лягушек на острове не было. Никем не тронутая трава выше человеческого роста вперемежку с кустарником начиналась сразу от берега. Гай рассекал ударами ножа мясистые стебли, прокладывая тропу к центру острова, но, когда увидел справа просвет в зелёной стене, повернул туда. Он сделал ещё несколько взмахов и очутился на краю круглой ямы, на дне которой вяло шевелилась живая плоть. Шагавшая за Гаем Рива ткнулась ему в спину, и Гай взмахнул руками, удерживая равновесие, чтобы не свалиться вниз.
— Ой! — сказала Рива. — Лизуны. Копошившиеся в яме толстые плоские существа длиной в руку почуяли тепло пришельцев и поползли вверх, слепо поводя безглазыми мордами. Гай присел, выставил руку. Передний лизун ткнулся в ладонь мокрым носом, начал было присасываться, но тут же разочарованно отвалился. Люди его не интересовали. Лизуны в этом выводке оказались уже почти взрослыми. Через несколько дней они пророют ход сквозь толщу острова и отправятся искать хозяев и кормильцев — придонников или крупных рогачек. Присосавшись к их телам, лизуны будут путешествовать, пока не настанет время спаривания и кладки яиц. Но пока они были здесь, что весьма порадовало Гая и его спутников. На Земле они не водились, поймать их считалось настоящей удачей, потому что нежное мясо лизунов было очень вкусным. Его сушили и вялили впрок, но лучше всего отведать его свежим и сырым. Через некоторое время Гай почувствовал — начался небольшой подъём, что укрепило его надежду на успех, ибо деревья растут только на старых островах, накопивших достаточно почвы. А ещё через несколько десятков шагов травяные заросли закончились, и они вступили в рощу. Это была замечательная роща — почти такая же большая, как на их родном острове, со старыми деревьями и — самое главное! — с молодыми, пригодными для изготовления лодки. Ровные, чуть сужающиеся кверху стволы высотой не менее пятнадцати шагов и толщиной в два мужских обхвата.
— Я же говорил! — радостно закричал Гай, не желая сдерживаться. — Я знал, что здесь есть деревья! У нас будет лодка!
Возбуждение прогнало усталость от проделанного пути. Сбросив поклажу и вооружившись, женщины отправились к яме лизунов заготавливать мясо, а Гай и Эдвар взялись за изготовление судна.
У каждого из них была пила. Хорошо, что Эдвар прихватил её, готовясь к побегу. Гай не успел его предупредить, но Эдвар взял. В общем, ничего удивительного. Нож и пила — без них прожить непросто. И теперь они пилили вдвоём. Молодые деревья нужно обрабатывать очень быстро, потому что лишённая питания кора твердеет за считанные часы.
Дерево протяжно скрипнуло, перед тем как умереть, и упало на мягкую почву. Эдвар принялся отсекать гибкие тонкие ветви, а Гай вонзил в дерево нож почти до рукояти и осторожно нажал, вспарывая тонкую кору по длине ствола. Пока ещё она поддавалась легко, раскрываясь в обе стороны, обнажая мягкие, почти воздушные волокна сердцевины. В отличие от коры, молодая сердцевина, высыхая, становится ещё мягче и воздушней, и если бы Гай и его спутники намеревались остаться на острове, то использовали бы её для изготовления постелей или утепления жилища. Сейчас прежде всего следовало заняться иным. Гай сделал ещё один длинный надрез на конце поваленного ствола и вместе с Эдваром надвинул податливую пока ещё кору внахлёст по разрезу, формируя нос лодки, и закрепил её прочной повязкой из ветвей. Потом они перешли к вершине и сделали то же самое. Теперь оставалось лишь промазать щели вязким камышовым соком и ждать, пока кора затвердеет в заданных формах. А тем временем без спешки очистить ствол от волокон. Этим они и занимались, когда вдруг ощутили, как почва содрогнулась, и услышали низкий, могучий звук.
Где-то совсем рядом недра бескрайнего болота раздвинулись, открыв путь колоссальному газовому пузырю, зревшему долгие месяцы или годы в пустотах твёрдого основания планеты. Огромные массы полужидкого донного ила неторопливо потекли в освобождённое пространство, рождая новые течения и меняя старые, что управляли движением островов до прихода зимних холодов.
Подземный газ, тёплый и лёгкий, вознёсся мощным упругим столбом, пронзая атмосферу, пробуждая к переменам её нижние слои. Над болотом поднялся слабый ветер, но и его хватило, чтобы хотя бы ненадолго разогнать вечный летний туман…
Болотный катаклизм мягко, но ощутимо качнул Землю. Двери скрипнули, потёршись о косяки, с домашних полок попадала небрежно брошенная утварь, где-то коротко всплакнули дети.
Бертон выбежал из дома и поспешил к ближайшей сторожевой вышке. Толчок приведёт Другой остров к Земле или навсегда разведёт их в разные стороны. Бертон хотел понять происходящее первым и как можно скорее. Быстро и ловко, почти так же как в молодости, он взбежал по лестнице на смотровую площадку и ощутил упругое прикосновение ветра, остудившее разгорячённое от усилий лицо. Ветер смахнул с поверхности болота туманную кисею, открыв и Другой остров, и несколько крохотных плавучих островков в пределах очищенного от тумана пространства. Тяжело дыша, Бертон без лишних слов отобрал у караульного увеличительное стекло и поднёс к глазам.
Сейчас Другой остров возник перед Бертоном целиком. Он был действительно очень большим, лишь совсем немного уступая в размерах Земле. И на нём в самом деле росла целая роща деревьев — старых и молодых. Бертон водил стеклом, ощупывая открывшуюся сушу, пытаясь отыскать следы беглецов, но в густой растительности ничего обнаружить не сумел, хотя не сомневался, что они пока ещё там. Зато он увидел, что Другой остров заметно перемещается. Но совсем не так, как надеялся глава посёлка. Широкая, более светлая по отношению к окружающим водам и потому отчётливо различимая полоса образовавшегося течения увлекала Другой остров мимо Земли. Пока ещё расстояние между островами продолжало понемногу сокращаться, однако Бер-тону стало ясно, что через несколько часов, пройдя точку максимального сближения, Другой остров начнёт уплывать и в конце концов навсегда исчезнет в тумане, а потом и за горизонтом. Но там, в этой точке, уплывающую сушу должен поджидать большой общинный плот. Беглецам не удастся ускользнуть от справедливого возмездия.
Вернув стекло караульному, Бертон приказал немедленно сообщать о малейших переменах и принялся спускаться. Следовало поторопить плотников с подготовкой большого плота к отплытию.
Беглецы тоже ощутили толчок, но, занятые работой, не обратили на него особого внимания. Они даже не заметили, как разредился туман. Женщины на бездымном костерке коптили впрок мясо слизней, Гай с Эдваром заканчивали выскабливать внутреннюю часть второго челнока. Несмотря на предельную усталость, они работали с ожесточением людей, которым уже нечего терять. И хотя Эдвар до сих пор не понимал конечного замысла Гая, сейчас не стоило тратить силы на расспросы, положившись на товарища и просто исполнившись его верой в успех.
Закончив второй челнок, они отнесли оба к разведанному Ривой месту спуска на воду — пологому и ровному участку перед камышами на противоположном от Земли берегу. Теперь предстояло самое сложное: то, чего Гай никогда не делал, однако чувствовал, знал, что делать следует именно так: прочно соединить обе лодки ветвями, устроив между ними прочный настил. Молодая кора ещё не успела окончательно отвердеть, и Гай без особого труда провертел в бортах отверстия, в которые плотно вошли соединительные поперечины. И после этого, уже вчетвером, они принялись перевивать их гибкими ветвями, намертво связывая лодки. В последний раз тщательно и щедро промазав соединения тростниковым клеем, они просто повалились без сил и слов в траву рядом с построенным судном.
Гай мечтал о сне и готов был провалиться в него глубоко и надолго, но шелест травы и кустарника мгновенно прогнал дремоту. Гай вскочил, сжимая в руке кинжал, и, хотя уже в следующее мгновение понял, что причина шума — всего лишь лёгкий ветер, о сне уже не помышлял. Ветер и сам по себе слишком необычен в это время года, а потому вызывал неосознанную тревогу. Видимо, спутники Гая чувствовали примерно то же самое, потому что ни Эдвар, ни женщины спать не собирались.
— Туман исчез, — сказал Эдвар.
— Значит, сейчас мы можем увидеть Землю!
Захваченный этой мыслью, Гай бросился в рощу. Эдвар и женщины поспешили следом. Дерево, которое выбрал Гай, — одно из самых высоких — росло у края рощи. Забираться по ветвям, росшим часто и отходившим от ствола почти горизонтально, было ничуть не труднее, чем по лестнице сторожевой вышки. А когда он поднялся почти до вершины, то действительно ясно увидел Землю в бескрайних водах болота, сторожевые вышки и крыши посёлка. Земля была сейчас намного ближе к острову, чем прежде. И ещё Гай увидел большой общинный плот, медленно движущийся к острову усилиями двух десятков гребцов. Плот миновал уже более половины разделяющего острова пространства, ему осталось совсем немного. Гай мог ясно разглядеть лицо каждого гребца и Бертона. Больше Гай вглядываться не стал и поспешно спустился, спрыгнув в конце на мягкую от опавшей листвы подстилку.
— Сюда идёт большой плот! — слегка задыхаясь, проговорил он. — Они уже совсем близко. Надо отплывать немедленно!
— Кора ещё не окрепла до конца, — с тревогой сказал Эдвар. — Да и клей не отвердел. Первый же придонник разобьёт лодку одним ударом. Как они могли добраться сюда так быстро?
— Острова сблизились, — объяснил Гай.
— Я рассчитывал, что у нас будет гораздо больше времени, но его нет. Теперь мы должны спешить. Лодка выдержит небольшой переход. А придонники попрятались — их испугало сотрясение вод. Там, в той стороне, я увидел с дерева ещё один остров. Он не такой большой, зато плот до него уже не доберётся. Туман скоро сгустится, и они не успеют заметить остров. На нём мы сможем остановиться и доделать всё, что не сумели здесь. Остров движется, и Земля движется тоже. Они не осмелятся плыть слишком далеко, потому что рискуют никогда не вернуться на Землю. Поспешим же!