Когда обед был готов, Ермак накрыл на стол и сделал попытку разбудить мать. Но Гертруда валилась на постель, как большая кукла, которая открывает и закрывает глаза.
- Дай ей понюхать нашатырного спирта,- посоветовал Станислав Львович.
За неимением нашатыря Ермак дал ей понюхать денатурата. Она сразу пришла в себя и уцепилась было за пузырек, но Ермак быстро его спрятал. Она, зевнув, стала слезать с постели.
Мать Ермака оказалась высокой, статной, еще красивой женщиной. Она была даже выше мужа. Поразительно, как у таких дородных родителей рос маленький, худенький сын?
Станислав Львович радушно пригласил Санди отобедать. Санди было стал отказываться, так как уже пообедал у бабушки, но Зайцевы не могли представить, чтобы он был сыт, и налили ему полную тарелку борща. Пришлось съесть, тем более что все вокруг жевали с заразительным аппетитом. На второе Ермак подал полкило изюма, который компания сразу уничтожила.
- Сколько у тебя осталось денег? - спросила Гертруда и, узнав, что ничего не осталось, сердито заметила, что можно было бы обойтись и без мяса - вегетарианский борщ даже полезнее. Она пришла в очень плохое настроение. Может, не выспалась?
Ермак поспешно убрал со стола и, засунув немытую посуду под лавку, на которой стояла неоконченная картина, позвал Санди.
Уходя, Санди бросил взгляд на комнату и ее обитателей. Гертруда опять легла, а Станислав Львович занялся выпиливанием по дереву. Гений его был поистине неистощим. Половину мебели он сделал сам, своими руками: сборные и разборные конструкции.
У Зайцевых была вполне современная комната, только слишком захламленная и неубранная. Мебель недоделана и потому стояла боком. На стенах висели засиженные мухами, картины - какие-то многоугольники, паутины и спирали. Это были подарки друзей-художников, часто забегавших к Зайцевым «на огонек». Поражало полное отсутствие книг. После Санди узнал, что у Зайцевых книги сдавались, как. бутылки, сразу после употребления.
Мальчики вышли в темный коридор, где пахло мышами и гнилой картошкой: под полом был погреб для хранения овощей.
- Идем ко мне! - шепнул Ермак.
К нему надо было не идти, а лезть вверх по чердачной лестнице.
На чердаке возле теплого дымохода (дом был старый, и печи были старые: их топили углем) у Ермака было подобие комнатки. Стены из фанеры и ящиков, оклеенные разноцветной обойной бумагой. Из ящиков же постель, накрытая заплатанным одеяльцем, и соломенная подушка. На колченогом столе - учебники и тетради. Прочно сбитый табурет.
Из чердачного застекленного окна вид на море. Стекло было хорошо промыто. Вид поистине роскошный. Не у всякого министра в квартире имелся такой вид. Санди сказал об этой Ермаку; тот просиял, польщенный.
- У меня тут и электричество. Смотри!
- Сам провел?
- Помогал один пенсионер.
- Ты здесь и ночуешь?
- Иногда… Часто. Надо же мне где-нибудь спокойно отоспаться. Здесь и уроки хорошо учить - никто не мешает. Наши сдают угол… кому не досталось номера в гостинице. Больше почему-то алкоголики. Сразу посылают за водкой. А я тут спрячусь…
- Отец с матерью не знают?
- Про это место? Нет. Ты смотри не проговорись. Соседи знают, но молчат. Ты садись вот сюда!
Мальчики сели на постель. На чердаке было сыро и холодно, но от «борова» тянуло теплом.
- Тебе не страшно здесь ночью? - спросил Санди каким-то не своим голосом; у него вдруг сдавило горло.
- Не страшно. Привык. Прежде боялся… крыс. А тег-ерь я их потравил. Ко мне ночью коты приходят. Иногда по три-четыре кота, спят в ногах. Веселее! Я прижмусь спиной к дымоходу, знаешь как тепло! Хорошо! Лежишь один. Никто не мешает думать. А весной совсем хорошо будет. Открою окно… Только коты очень орут. Как тигры в джунглях. Ты не думай, меня часто приглашают ночевать то одни соседи, то другие. Мне просто здесь больше нравится. Правда, здесь хорошо?
- Д-да…- неуверенно согласился Санди.
Ему совсем не казалось, что на чердаке хорошо. На месте Ермака он бы умер со страха. А Ермак ничего не боялся. Молодец!
- О чем же ты думаешь, когда тебе не мешают думать? - спросил Санди.
Ермак усмехнулся:
- Так. О самых разных вещах.
- Ну, хоть например?
- О многом. О марсианах думал…
- Разве они есть, по-твоему?
- Обязательно есть! А кто же каналы рыл? И у них нет Луны, как у нас, а Два искусственных спутника. Я сам читал в журнале.
- Я тоже читал. А что ты думаешь про марсиан?
- Ну, раз совсем другая планета, они, наверно, не похожи на людей. Не только по наружности не похожи, но и души человеческой у них нет…
- Как это понять - нет души? - перебил Санди.- А разве у нас есть душа?
- А как же! Может, это по-другому как называется… Мы еще не проходили в школе. Скажем, математика - для дела, чтоб строить, возводить - техника! А песни, музыка, сказки, интересная книга, фантастика - это для души. А у марсиан, может, совсем ничего нет для души, а только для техники. И они не рассказывают маленьким марсиатам сказки. Не делают для них игрушек, даже не понимают, что можно играть… И знаешь, Санди, может, у них совсем нет злых и добрых?!
Последнее, кажется, только что пришло Ермаку в голову. Он далее побледнел.
- Ни злых, ни добрых, просто как у пчел: каждый делает свое дело, и все. Как мне их жалко!
На Санди размышления Ермака произвели большое впечатление.
- А почему они к нам не прилетят, если у них такая высокая техника? - спросил он.
Ермак оживился.
- Обязательно уже прилетали - невидимкой! Читал «Человек невидимка»? Уэллса. А у них невидимый космический корабль. Бывают необъяснимые крушения самолетов. Ты же сам мне рассказывал! Это самолет столкнулся с марсианским невидимым. Да, невидимо они у нас были. Только ничего не поняли. В технике-то разобрались - это для них доступно, - а больше ни-че-го не поняли. Для чего скрипка, песня, картина. Картины они, наверное, приняли за чертеж. Для чего выдуманное в книгах - не поняли. И что такое человек, ничего не поняли. Ведь они, если это всё так, гораздо ниже человека.
- Есть и люди… как эти твои марсиане,- неожиданно решил Санди.