Станислав Львович стал смущенно, дрожащими пальцами развязывать сверток и никак не мог развязать. Санди подал ему ножницы, но и тогда он не сразу развернул подарок. Все молча на него смотрели.
- Вот пальто! - Он выпрямился, задохнувшись и покраснев.- Правда, хорошенькое? Импортное. Недорого и модно. Аточка, поздравляю тебя. Почему же ты уходишь? В такой даже день. Куда ты?
Ата порывисто выскочила из-за стола и, опрокинув по дороге стул, отбежала к дверям в спальню.
- Что вам от меня нужно? - задохнувшись от гнева, спросила она.- Никакой вы мне не отец! Мои родители погибли! Они умерли!
- Какая странная девочка! Вот всегда так…- пробормотал Станислав Львович. У него был самый несчастный вид.- Ведь я же твой отец,- только и сказал он.
- А я не верю,- выкрикнула Ата.- Разве бывают такие отцы? Никакой вы мне не отец!
- Но я всегда помогал тебе… по мере сил. Никто не вынуждал. Сам. Разве не так?
- Это бабушка брала у вас деньги. Я бы не взяла и гнилого яблока! Я вам не дочь.
- Но Ермака ты считаешь своим братом?
- Вы и Ермаку не отец. Хуже даже отчима не бывает. Я бы на месте Ермака давно от вас ушла.
- Ата! Не надо его обижать…- тихо попросил Ермак. Санди взглянул на друга. Ермак сильно побледнел, на носу выступили капельки пота. Лицо его болезненно кривилось.
- Уходите отсюда и никогда больше не приходите! - жестко бросила девочка.
- Ата!! - вырвалось у Виктории Александровны. Но в этот момент поднялся Андрей Николаевич:
- Ата права. Тебе здесь нечего делать. Убедительно прошу больше к нам не приходить. На Ату у тебя нет никаких родительских прав - ни юридических, ни моральных! Даже имя она носит не твое. Скажи спасибо, что…
- Андрей! - остановила мужа Виктория. Она была очень расстроена.
- Я только прошу, Вика, чтоб он ушел. Я не желаю его видеть у себя.
- Хорошо, я уйду… Конечно, спасибо за Ату… За Ермака… что привечаете их. Я же понимаю. Показательная советская семья. Не то что я. А пальто я… оставлю.
- Не нужно мне это пальто! - отрезала Ата.
У Станислава Львовича набухли на висках жилки. Он непроизвольно взялся за горло: видно, сдавило. Махнув рукой и натыкаясь на предметы, Станислав Львович выскочил от Дружниковых. Пальто он все же оставил.
- Папа, провожу тебя, подожди! - отчаянно крикнул ему вдогонку Ермак. Он быстро чмокнул сестру в щеку.- Тебе будет здесь хорошо, Ата! - И, смущенно поклонившись всем, он убежал за отцом.
Таков был Ермак. Он не мог не видеть, каков его отец, огорчался, печалился, но никогда не стыдился его, и главным для него было, что этот человек - его отец. А отца любят и жалеют, даже не уважая.
После ухода Ермака всем стало как-то не по себе. Не то совестно, не то грустно… В молчании вышли из-за стола.
Андрей Николаевич, видимо недовольный собой, стал собираться на завод, на час раньше - решил пройтись перед работой. Теперь он был рабочий судостроительного завода и явно избегал своих товарищей-летчиков. Они не обижались. Его не забыли, хотя он и был нелюдим и ни с кем не сближался. Видимо, летчики ему это прощали за какие-то другие качества. Они звонили маме, спрашивали о здоровье Андрюшки. Очень ему сочувствовали, зная, как он страстно любил свою профессию. Наверное, этот первый год на заводе был самым трудным в жизни Андрея Николаевича. Осваивал новую работу (через полгода его уже поставили мастером), учился заочно - его приняли сразу на третий курс судостроительного института, так как он когда-то учился там. Он очень уставал. Тем более, что со здоровьем все еще было плохо… Нет-нет, сдавало сердце, а главное - тоска его грызла… И ночами снились самолеты, облака внизу, милые и родные привычки профессии, отнятой навсегда. Списанный на землю, он продолжал рваться в небо. Он сам однажды признался, что не верит, будто навсегда. Просто он болен, а потом все это пройдет, и он снова очутится за штурвалом самолета. «Пусть не реактивный… Хотя бы почту возить!» Санди это напоминало слова Аты: «Хотя бы только свет видеть!»
Проводив мужа на завод, Виктория убрала со стола и села на диван, посадив возле себя сына и дочь. Некоторое время все трое молчали. Виктория о чем-то напряженно размышляла. Но сказала только одну фразу - это был вопрос Ате:
- Тебе не кажется, что ты поступила с отцом жестоко? Ата покраснела.
- Мне его ни капельки не жалко. Разве он когда-нибудь жалел Ермака? Я его ненавижу! Он плохой человек.
- А он тебя любит! - с каким-то ожесточением сказал Санди.- Это всем видно, что он тебя любит. И Ермак говорил.
Ата неприязненно взглянула на Санди.
- Какая это любовь! Что он сделал мне хорошего? Или Ермаку? А пальто мне его не нужно. Я и в старом похожу. Пусть Ермаку купит, пока он не простудился.
- Мы это пальто обменяем для Ермака! - решила мама.- Завтра же утром схожу и обменяю… Что-нибудь сделаем.
Вечер прошел не очень-то весело, но тихо и мирно. Слушали музыку. У Дружниковых было много хороших пластинок. Потом начались хлопоты - куда укладывать Ату спать.
- Санди, ты уступишь ей кровать в нише? - спросила мама.- Ведь она девочка, ей там удобнее, за занавеской.
- Пожалуйста! - сказал Санди.- Я могу и на балконе спать или на кухне…
Мама усмехнулась и чмокнула Санди в щеку.
- Мы тебе постелем на диване. Ладно?
- Пожалуйста!
- Я стеснила вас! - расстроенно заметила Ата.
- Ничего. Комната просторная. Всем хватит места…Санди лежал с бьющимся сердцем и ждал, к кому мама подойдет первому? Все-таки он был совсем ребенком в свои четырнадцать лет.
Мама, как всегда, подошла к Санди, подоткнула одеяло, поцеловала, погладила по волосам. Санди порывисто обнял мать. Она прижала его к себе. Немного посидели так, понимая, как всегда, друг друга.
- Ну, а как Ата себя чувствует? Удобно лежать? - спросила затем Виктория и подошла к Ате. Посидела немного на кровати, поцеловала и ушла на кухню готовить ужин к приходу Андрея со второй смены.
«Это хорошо, что мама не отреклась от меня в угоду ей,- подумал с удовлетворением Санди.- И вообще нечего мне расстраиваться. Она все же только девчонка, и ей действительно некуда идти, раз она в интернате не хочет и к отцу не хочет. Она, пожалуй, злая. Ермак гораздо добрее. Он добрый и благородный. Он просто не может обидеть человека». Санди тоже не будет никого обижать. И эту сумасбродную Ату никогда не обидит. Ну пусть мама приласкает ее: у Аты ведь нет матери…
Ночью Санди проснулся, не сразу поняв, что его разбудило. Он приподнялся на локте и прислушался: плакала Ата. Она просто задыхалась, стараясь сдержать всхлипывания. Санди некоторое время сидел в растерянности. Потом встал и босиком подошел к нише.
- Ата, не плачь…- прошептал он несмело.- Тебе же нельзя расстраиваться.
- Я тебя разбудила,- виновато ответила Ата.