— Что-то происходит!
— ПОМОГИ…
Разом все смолкло, лишь эхо удавленного крика какое-то время качалось в воздухе.
Затвердевая, ОНО приходило в себя, потом ОНО встало с дивана и отправилось на кухню варить кофе.
Впервые Джо Эндерби заметил, что творится нечто странное, тогда, когда его кот вдруг выразил свое мнение по поводу напечатанного в утренней газете. Никогда прежде кот Джо Эндерби такого не делал.
Тут, видимо, придется кое-что пояснить. Эндерби, чиновник, служивший в страховой компании средней руки, имел обыкновение сразу после завтрака, до того, как отправиться на службу, читать утреннюю газету. И о прочитанном привык рассуждать вслух, приговаривая: «Вот это толково», «Этого еще не хватало!», «Он что, с ума сошел?».
И в то утро, когда все началось, Эндерби растянулся на диване, а Мельхиадес, здоровущий серо-полосатый кот, клубочком свернулся у него на коленях. Как обычно, Эндерби читал утреннюю газету. Просмотрел отчет о речи члена сената США (имя сенатора оглашено не будет) по вопросам внешней политики и пробормотал: «Рехнулся этот деятель, что ли?» А кот — очень заметно и твердо — кивнул головой.
Подивившись забавному совпадению, Эндерби с улыбкой спросил Мельхиадеса: «Ты, стало быть, полагаешь, что сенатор рехнулся?» Кот опять кивнул. Озадаченный — где это видано, чтоб кошки кивали или качали головой в ответ на что бы то ни было! — человек обратился к животному: «Кисонька, что с тобой, что тебя гложет? Хочешь выйти погулять?» На сей раз кот, словно говоря «нет», покачал головой.
Эндерби снова уткнулся в газету и вычитал в ней мнение видного педагога (его имя тоже не будет оглашено), утверждавшего: «Студенты-радикалы — сущие расисты: от них пышет предубеждением против всей расы полицейских». Эндерби вслух произнес: «Ну, хоть капля смысла в этом есть, а?» Он, может, и не обратил бы внимания на то, что разговаривает сам с собой, если б не заметил, как Мельхиадес отрицательно качает головой.
«Черт побери, кисонька, ты что, понимаешь, о чем я говорю?»
Кот кивнул.
Это уже слишком, подумал про себя Эндерби, видно, заработался, переутомился. Мелькнула мысль, не зайти ли ему сразу к психиатру, но в конце концов Эндерби решил поехать, как обычно, на службу, а к врачу заглянуть, может быть, днем.
По пути на работу он включил в машине радио и стал быстро нажимать кнопки, в поисках чего-нибудь стоящего, переключаясь со станции на станцию:
«И тогда генерал Грант отдал приказ…» (Щелк.)
«Забить их всех каменьями!» (Щелк.)
«За какой же из грехов побиваете вы меня камнями? И они отвечали: за то, что никакого ты добра не творил, побиваем мы тебя камнями…» (Щелк.)
Четвертая станция передавала мягкую, успокаивающую музыку без слов, и Эндерби, задумавшийся было о странных совпадениях, через несколько минут выбросил эти мысли из головы.
Мелодия кончилась, и, прежде чем включить следующую, ведущий рассказал анекдот, в котором упоминались «самолеты, летевшие клином». Как раз в тот момент, когда из динамика доносились эти слова, Эндерби заметил на свободной полосе дороги — впереди и чуть правее — стаю собак. На бегу стая вытянулась в идеальный клин.
К конторе Эндерби прибыл в одно время с пятью сослуживцами, и в дверях они едва не устроили свалку. Посмеялись, немного посудачили о том о сем и разошлись.
В компании в тот день дела шли, как всегда, нормально. Вот только с телефонными звонками странности происходили. Первым по номеру Эндерби позвонил мистер Денвер из Кливленда, а вторым — мистер Кливленд из Денвера. Беседуя со вторым, Эндерби по ошибке обратился к нему: «Мистер Денвер», — клиент тут же поправил: «Нет, нет, не фамилия моя Денвер, а я звоню из Денвера! Вы крайне невнимательны!»
То была последняя капля. Едва мистер Быкк покончил с делами и дал отбой, Эндерби бросился к сослуживцам, расспрашивая, не было ли у них необычных звонков. И выяснил:
Другая сотрудница, только что вернувшаяся из отпуска, который она провела в Мексике, разговаривала по телефону пять раз, и все пять раз ее собеседниками становились люди, говорившие с мексиканским акцентом.
Эндерби позвонил психиатру и записался к нему на прием после обеда.
Поведав о всех происшествиях за день, Эндерби поинтересовался у доктора Визельхаузе: «Вы не могли бы подыскать хоть какое-нибудь объяснение: что все это значит?»
«Разрешите задать вам еще один вопрос, — сказал психиатр. — Когда кошка реагировала на газетные заметки, кошачье мнение всегда совпадало с вашим собственным?»
«Да-а-а… Кажется, так».
«Значит, кошка преподносила вам то, чего вы сами желали? Иными словами, вела себя как особа заботливая и воспитывающая?»
«По-вашему?..»
«Да, — сказал, как отрубил, врач. — Это очевидно. Вы все еще страдаете комплексом инфантильной привязанности к матери и повсюду ищете поддержки и одобрения. Этим и вызваны ваши галлюцинации при виде ласкового женского существа…»
«Мой кот — самец».
«Это не существенно. Для подсознания — а в данном случае мы имеем дело с ним — все коты и кошки суть существа женские, равно как все собаки — мужские. Символически».
«Хм-м, — хмыкнул психиатр. — Я всегда полагал, что для мистера Али, да и для боксеров-чемпионов вообще, определение психологического пола сопряжено с рядом проблем. Как бы то ни было, но совершенно ясно, что кошка должна символизировать материнскую особу. Если бы имел место мужской символ, то он свидетельствовал бы о наличии комплекса отцовской привязанности, а от него я вас уже излечил».
Когда Эндерби выходил из кабинета врача, сестра в приемной разговаривала по телефону с человеком по имени мистер Кот.
Вечером к Эндерби заглянул его старинный друг Сэм Николл, и они принялись обсуждать случившееся в тот день. Куривший трубку Николл принес с собой импортный табак, крепкий запах которого выгнал кота из дому. Эндерби давно уже восхищался другом как кладезем всевозможных, подчас самых чудных познаний, а потому спросил, чем, по мнению Николла, можно объяснить сегодняшние события.
Сосредоточенно попыхтев своей трубкой, Николл признался: «Знаешь, а ведь и со мной случилось кое-что непонятное. Я решил было, что это так, совпадения просто, а дело, надо полагать, сводится к проявлениям синхронности».
«Чего?»
«Синхронности. Люди зовут такие случаи совпадением, но это только с толку сбивает. Это не случай и не случайность. Происходящее в определенное время связано со всем, что в то же самое время происходит».
«Что ты имеешь в виду?»
«Есть такая идея, она лежит в основе китайской книги пророчеств „Ай Чинь“. Ты бросаешь стебельки, а потом открываешь книгу на соответствующей странице потому, что то, как упали стебельки, связано с тем, что заботило и беспокоило тебя в момент, когда ты бросал стебельки».
«Так, а что заставляет всякое разное случаться в одно и то же время?» — спросил Эндерби.
«А-а-а, — назидательно поднял палец Николл, — тут-то и ошибка. Ты все еще ищешь причину вне самих событий. Когда ты задаешь вопрос, а кот твой кивает или качает головой, ты представляешь дело таким образом, будто кот, должно быть, обрел человеческий разум и вполне понимает твои вопросы. Вроде того, как есть люди, которые считают, что совпадения — это и не совпадения вовсе, а какие-то „знамения“ антропоморфического Бога, надзирающего за всей Вселенной. Те, кто, стремясь отыскать опору в жизни, наугад раскрывает Библию, рассуждают точно так же. А вот китайцы, обращающиеся за советом к „Ай Чинь“, так не думают. Суть не в каком-то разуме, повелевающем всем и вся, или любой другой причине. Никакой причины вообще нет. Синхронность — такой же фундаментальный принцип природы, как и причинность. — Сэм помолчал немного, потом принялся рассуждать дальше: — Наверное, относительная значимость двух принципов меняется в зависимости от времени и места…»
«Двух принципов? Каких таких двух принципов?»
«Принципа причинности: результат имеет причину и следует за ней — и принципа синхронности: связанные события совершаются одновременно. Древние утверждали, что в пространстве за Луной не существует таких вещей, как случай или судьба, что в разных частях Вселенной действуют различные законы. Поскольку мы отказались от взгляда Аристотеля-Птолемея на Вселенную, то стремились уверовать в противоположное: будто вся Вселенная — единый кусок и повсюду в ней царят одни и те же законы. А что, если мы ошибаемся? — Николл отложил давно погасшую трубку и, подкрепляя свою речь, оживленно размахивал руками. — Земля движется. Наверное, мы вошли в такой участок космического пространства, где синхронность более значима, а причинность менее значима. Наверное, определяемые причинностью законы, по которым творилась предыдущая история Земли, не применимы в том месте, где мы теперь оказались».
«Интересная идея, — сказал Эндерби. — Ты случаем не знаешь, как бы ее можно было проверить?»