Перейдем теперь ко второму примеру.
Еще один больной умирал от туберкулеза легких и точно так же был приведен в сознание перед смертью инъекцией эфира. Он повернул голову, посмотрел на жену и быстро сказал ей: «Ты теперь не найдешь эту булавку, с тех пор поменяли все полы». Данная фраза касалась потерянной за восемнадцать лет до этого булавки от шарфа — события настолько незначительного, что его едва удалось вспомнить. Даже такой пустяк не преминул промелькнуть в последнем видении умирающего, который успел прокомментировать увиденное словами, прежде чем его дыхание прекратилось. Таким образом, можно предположить, что все бесчисленные тысячи каждодневных событий и происшествий долгой человеческой жизни проносятся перед гаснущим сознанием в самый последний и решающий момент исчезновения. За какую-нибудь секунду человек заново проживает всю свою предыдущую жизнь!
Можно упомянуть еще и третий пример, убедительно доказывающий правоту оккультизма, который возводит все подобные воспоминания к мыслительной способности индивидуума, а не личностного (низшего) эго. Одна молодая девушка, которая ходила во сне почти до двадцатидвухлетнего возраста, могла выполнять, будучи в состоянии сомнамбулического сна, самую разную работу по дому, о чем потом ничего не могла вспомнить после пробуждения.
В числе психических предрасположенностей, которые она демонстрировала во время сна, была ярко выраженная скрытность, совершенно несвойственная ей в состоянии бодрствования. Когда она не спала, то была достаточно открытой и общительной и почти не заботилась о своей собственности. Но в сомнамбулическом состоянии она имела обыкновение прятать свои и просто попавшие ей под руку вещи, причем делала это с большой изобретательностью. Об этой ее привычке знали родственники и друзья, да еще две служанки, специально нанятые для того, чтобы присматривать за нею во время ночных хождений. Эту работу они выполняли годами и знали, что серьезных проблем девушка никогда не создавала: исчезали только пустяковые вещи, которые потом легко было вернуть на место. Но в одну жаркую ночь служанка задремала, и девушка, встав с постели, направилась в кабинет отца. Последний был известным нотариусом и имел привычку работать допоздна. Как раз в этот момент он ненадолго отлучился, и сомнамбула, войдя в комнату, намеренно похитила с его рабочего стола лежавшее на нем завещание и довольно крупную сумму денег, несколько тысяч, в банкнотах и облигациях. Она спрятала похищенное в библиотеке внутри двух полых колонн, стилизованных под цельные дубовые стволы, вернулась к себе в комнату до возвращения отца и легла в постель, не потревожив дремавшую в кресле служанку.
А в результате служанка упрямо отрицала, что ее молодая хозяйка куда-либо выходила ночью из своей комнаты, и с настоящей виновницы было снято подозрение, а вернуть деньги так и не удалось. К тому же потеря завещания, которое должно было фигурировать в суде, практически разорила ее отца и лишила его доброго имени, тем самым ввергнув всю семью в подлинную нищету. Примерно девять лет спустя девушка, к тому времени уже семь лет как избавившаяся от привычки ходить во сне, подхватила чахотку, от которой в конце концов и умерла. И вот на смертном одре, когда пелена, прежде скрывавшая ее сомнабулические переживания от физической памяти, наконец спала, пробудилась божественная интуиция, и картины прожитой жизни стремительным потоком полились перед ее внутренним зрением, она разглядела, в числе прочих, сцену своего сомнамбулического воровства. При этом она очнулась от забытья, в котором пребывала уже несколько часов кряду, ее лицо исказила гримаса ужасного эмоционального переживания, и она закричала: «Что я наделала?! Это я взяла завещание и деньги… Посмотрите в пустых колоннах в библиотеке; это я…» Она так и не закончила фразу, поскольку сам этот бурный всплеск эмоций оборвал ее жизнь. Однако поиск все равно был произведен, и внутри дубовых колонн — там, где она и сказала, были найдены завещание и деньги. Этот случай представляется еще более странным в силу того, что упомянутые колонны были настолько высоки, что, даже встав на стул и имея в запасе гораздо больше времени, нежели те считанные секунды, коими располагала спящая похитительница, она все равно не смогла бы дотянуться до их макушек, чтобы опустить похищенное в их внутреннюю пустоту. В связи с этим можно отметить, что люди, пребывающие в состоянии экстаза или исступления, обладают, как кажется, аномальными способностями (См.: Convulsionnaires de St. Medard et de Morzine) — могут карабкаться по ровным отвесным стенам и допрыгивать даже до верхушек деревьев.
Если принять все эти факты так, как они изложены, разве не убеждают они в том, что лунатик обладает собственным разумом и памятью, отдельными от физической памяти бодрствующей низшей Сущности, и что именно первые ответственны за воспоминания in articulo mortis, поскольку тело и физические чувства в этом случае постепенно затухают, прекращая функционировать, разум неуклонно удаляется прочь по психической стезе, и дольше всех сохраняется именно духовное сознание? А почему бы нет? Ведь даже материалистическая наука начинает признавать многие психологические факты, тщетно требовавшие к себе внимания каких-нибудь двадцать лет тому назад. «Истинное существование, — говорит Равессон, — жизнь, пред которою всякая другая жизнь кажется лишь смутным очертанием и слабым отблеском, это жизнь Души». То, что публика обычно называет «душой», мы называем «перерождающимся эго». «Быть — значит жить, а жить — значит мыслить и проявлять волю», — говорит этот французский ученый. Но если физический мозг — это действительно только ограниченное пространство, сфера, служащая для улавливания стремительных вспышек неограниченной и бесконечной мысли, то ни о воле, ни о мышлении нельзя сказать, что они зарождаются внутри мозга, даже с точки зрения материалистической науки (вспомните непреодолимую пропасть между материей и разумом, существование которой признавали Тиндаль и многие другие). А дело все в том, что человеческий мозг — это просто канал, соединяющий два уровня, психодуховный и материальный; и через этот канал все абстрактные и метафизические идеи просачиваются с уровня Манаса в нижестоящее человеческое сознание. Следовательно, никакое представление о бесконечном и абсолютном не входит и не может войти в наш мозг, поскольку превышает его способности. Эти категории может доподлинно отражать только наше духовное сознание, передающее затем их более или менее искаженные и потускневшие проекции на скрижали наших восприятий физического уровня. Так, даже воспоминания о важных событиях нашей жизни зачастую выпадают из памяти, но все они, включая самые малозначительные пустяки, сохраняются в памяти «души», потому что для нее вообще не существует памяти, а есть только вечно присутствующая реальность на уровне, превосходящем наши представления о пространстве и времени. «Человек есть мера всех вещей», — говорил Аристотель; и, конечно же, при этом имел в виду не внешнюю форму человека, слепленную из плоти, костей и мускулов!
Из всех выдающихся мыслителей, Эдгар Кине — автор «La Creation» — высказывает эту мысль наиболее отчетливо. Говоря о человеке, преисполненном чувств и мыслей, о которых он сам даже не догадывается или только смутно воспринимает как некие нечеткие и непонятные побудительные импульсы, Кине утверждает, что человек осознает лишь очень небольшую часть собственного морального бытия. «Мысли, которые приходят нам в голову, но не получают должного признания и оформления, будучи однажды отвергнутыми, находят прибежище в самых основах нашего бытия…» А когда их отгоняют настойчивые усилия нашей воли, «они отступают еще дальше и еще глубже — бог знает в какие фибры, чтобы царствовать там и исподволь влиять на нас, неосознанно для нас самих…»
Да, эти мысли становятся такими же незаметными и недосягаемыми для нас, как вибрации звука и света, когда они выходят за пределы доступного нам диапазона. Невидимые и избегающие нашего внимания, они тем не менее продолжают работать, закладывая фундамент наших будущих мыслей и действий и постепенно устанавливая над нами свой контроль, хотя мы сами можем вовсе не думать о них и даже не догадываться об их существовании и присутствии. И похоже, что Кине, этот великий знаток Природы, в своих наблюдениях никогда не был более близок к истине, чем в том случае, когда, говоря об окружающих нас со всех сторон тайнах, сделал следующий глубокомысленный вывод, что самое главное для нас: «Это не тайны неба или земли, но те, что сокрыты в глубине нашей души, в наших мозговых клетках, наших нервах и фибрах. Нет нужды, — добавляет он, — в поисках неведомого углубляться в звездные миры, в то время как прямо здесь — рядом с нами и в нас — многое остается недоступным… Как наш мир состоит главным образом из незримых существ, которые являются подлинными строителями его континентов, точно так же и человек».
Истинно так, коль скоро человек представляет собою смесь из неосознанных и ему самому непонятных восприятий, неопределенных чувств и невесть откуда взявшихся эмоций, вечно ненадежной памяти и знания, которое на поверхности его уровня превращается в невежество. Но если память живого и здорового человека часто оказывается не на высоте, поскольку один факт в ней наслаивается на другой, подавляя и вытесняя первый, то в момент великой перемены, которую люди называют смертью, то, что мы считаем «памятью», похоже, возвращается к нам во всей своей силе и полноте.
И чем же еще это можно объяснить, если не тем простым фактом, что обе наши памяти (или, вернее, два ее состояния, соответствующие высшему и низшему состояниям сознания) сливаются вместе — по крайней мере, на несколько секунд, образуя единое целое, и что умирающий переходит на уровень, где нет ни прошлого, ни будущего, но только одно всеобъемлющее настоящее? Память, как нам всем известно, усиливается более ранними ассоциациями, и потому с возрастом становится крепче, чем, скажем, в младенческом возрасте; и связана она более с душой, нежели с телом. Но если память — это часть нашей души, то, как справедливо заметил некогда Теккерей, она по необходимости должна быть вечной. Ученые это отрицают, но мы, теософы, утверждаем это. В подтверждение своих теорий они могут привести только негативные аргументы, у нас же в арсенале имеются бесчисленные факты, подобные тем трем, что мы описали выше в качестве примера. Причинно-следственная цепь, определяющая действие разума, до сих пор остается и всегда останется terra incognita для материалиста. Ибо, если они так непоколебимо уверены в том, что, следуя выражению Поупа:
Наши мысли, в кельях мозга затворившись, отдыхают;
Но невидимые цепи их всегда соединяют…
— однако по сей день никак не могут обнаружить эти цепи, то как они могут надеяться разгадать тайны высшего, Духовного Разума!
«Позвольте мне задать вопрос.
В томе IV, № 2 на стр. 29 я прочитал, что в дэвакхане духовная монада очень долго пребывает в состоянии неомраченного удовольствия и сознательной радости, однако не проявляя при этом активности, не испытывая волнующих контрастов между болью и наслаждением, без поиска и достижений.
Как сознательное существование без активности или устремления может приносить удовлетворение и наслаждение? Не было бы уничтожение предпочтительнее такому вялому состоянию? На христианских небесах есть, по крайней мере, движение пальмовых листьев и звуки арфы. Поистине, убогое времяпрепровождение; но лучше, чем ничего? Пожалуйста, объясните.
Надеюсь, Вас не обидит моя чрезмерная любознательность.
С большим уважением,
Вопрос нашего корреспондента был уже предвосхищен содержательными приложениями к недавно опубликованному «Фрагменту» о дэвакхане. Для реализации условий духовного существования любого рода необходимо подняться над планом чисто физических восприятий. Нельзя видеть духовные явления физическим зрением, и невозможно правильно оценить субъективные феномены с помощью размышлений, вызванных физическими чувствами. «Как сознательное существование без активности и устремления может приносить удовлетворение и наслаждение?» Ошибочность такого вопроса станет более очевидной, если его перефразировать так: «Как сознательное существование без занятий спортом и охотой может приносить наслаждение?» Природа животных или даже физиологических желаний человека не носит неизменного характера. Запросы ума отличаются от требований тела. Вечно возвращающееся желание перемен, присущее физической жизни, внедряет в наше представление идею, что без многообразия занятий и развлечений удовольствие очень скоро проходит. Ясно представить себе, каким образом один канал духовного сознания может длительное время поддерживать восторженное внимание духовной сущности, способны, вероятно, только те люди, которые еще при жизни развили определенные внутренние способности, дремлющие у подавляющей части человечества.
А пока что нашего корреспондента, возможно, несколько обрадует тот факт, — как он объяснен в недавних очерках на эту тему, — что в дэвакхане в высшей степени проявляется одна разновидность многобразия, а именно варьирование размышлений, произрастающих из мыслей, зародившихся при жизни. В дэвакхане, например, возможен огромный прирост знаний у духовной сущности, которая начала их «поиск» еще при жизни. В дэвакхане с духом произойдет только то, что было затронуто при жизни; условия субъективного существования там таковы, что совершенно исключают привнесение внешних импульсов и чужеродных мыслей. Но зачатки мыслей, посеянных однажды, размышления, получившие некогда определенное направление (метафоры можно свободно подобрать по вкусу), в дэвакхане могут развиваться бесконечно, поскольку шестое чувство и шестой принцип являются нашими наставниками, а в таком обществе не может быть обособленности в том смысле, как человечество понимает этот термин. Фактически духовное эго, руководимое своим 6-м принципом, не должно опасаться, что ему придется скучать и вздыхать о куклах и кеглях, а также об арфах и пальмах средневекового Рая.
[Автору «Фрагментов оккультной истины»]
«Дорогой сэр и брат!
В своей статье о дэвакхане Вы подробно описали то наслаждение, которое духовное Эго, совместно с высшим содержанием 5-го принципа, испытывает в состоянии безоблачного сна, продолжающегося огромный период времени. Эго, родившееся в дэвакхане после этапа созревания, не ведает о том, что происходит здесь, на земле, к которой оно не может быть притянуто. Только оболочка, образованная 4-м принципом и низшими остатками 5-го, продолжает блуждать в камалоке, и именно ее religuiae часто появляется при определенных условиях на спиритических сеансах. Обо всем этом четко рассказано во «Фрагментах», которые помогут развеять многие сомнения. Однако сведения, почерпнутые из «Фрагментов», не дают представления о том, каким образом эта оболочка, состоящая из 4-го и низшей части 5-го принципов, осознает свое прошлое существование и испытывает ли она какие-либо сознательные страдания за свои былые прегрешения. Опять же, для индусов и парсов крайне важно знать, приносят ли погребальные церемонии хоть малейшую пользу этой оболочке или высшему Эго, пребывающему в состоянии дэвакхан.
Просвещенный ум отказывается верить, что механически совершенные надуманные ритуалы хоть как-то способствуют облегчению состояния развоплощенной части человека, и все же парсы и индусы из года в год вынуждены тратить огромные суммы денег из суеверного страха невольно причинить вред душе усопшего. Похороны являются истинным проклятием для парсов, чьи средние классы почти полностью раздавлены такими непомерными и бессмысленными расходами. Их цивилизация сильно пострадала от столь разорительного суеверия. Следовательно, было бы весьма желательно узнать мнение оккультистов по поводу размеров помощи, которую живые могут (если могут вообще) оказать четырем оставшимся принципам покойного. В журнале «Theosophist» (т. IV, с. 179) господин Чидамбарам Айер процитировал одну из шастр, в которой говорится, что «тот, кто не совершает шраддху в годовщину смерти, будет рождаться чандалой десять миллионов раз»'.
Очевидно, это писал непосвященный жрец, едва ли знакомый с истинной доктриной о перевоплощении. Но подобные сентенции оставляют свой след в умах простого народа, а у мыслящих людей, занятых поиском достоверных знаний об оккультной стороне этого вопроса, могут зародить сомнения.
Эта тема очень удачно перекликается с темой дэвакхана и обещанной статьи об авичи, и я искренне надеюсь, что Вы будете настолько любезны, что дадите более подробные пояснения по этому вопросу, ибо для жителей Азии крайне важно знать, представляют ли их похоронные ритуалы реальную ценность.
С братским приветом,
Автор «Фрагментов» уехал в Англию и сможет ответить на поставленные вопросы только по прошествии некоторого времени. Поскольку мы с ним принадлежим к одной философской школе, позвольте мне до его возвращения высказать несколько слов по данной теме.
История свидетельствует, что в каждой стране и у всех народов мира существуют различные обряды захоронения и что только у немногих, так называемых диких, примитивных рас были или имеются похоронные ритуалы. Искренняя нежность по отношению к мертвым телам тех, кого мы любили или уважали, может, помимо выражения естественного горя, проявиться у родственников в дополнительных знаках почитания отошедших в мир иной. Но ритуалы и церемонии, предписываемые нашими почтенными церквями и их идеологами, являются домыслами, порожденными клерикальными амбициями священников, и попытками вызвать у прихожан приносящие прибыль суеверный страх и священный трепет перед наказанием, о котором сами священники имеют весьма смутное представление, почерпнутое из умозрительных и зачастую очень нелогичных гипотез. Брахманы, мобеды, авгуры, раввины, муллы и священники, поняв, что их материальное благополучие зависит в большей степени от взносов прихожан, неважно за живых или мертвых, чем духовных накоплений мирян от мнимого посредничества служителей культа между Богом и людьми, посчитали такую выдумку удобной и выгодной и с тех пор разрабатывают эту золотую жилу. Похоронные обряды возникли у народов с теократическим государственным устройством, как например, у древних египтян, ариев и евреев. Тесно переплетенные с теологией и освященные ею, эти ритуалы были заимствованы религиями почти всех народов и соблюдаются ими по сей день; ибо если религии значительно отличаются между собой, то обряды, переживая нацию — носительницу религии, породившую их, переходили от одного народа к другому. Так, например, христианский обычай трижды бросать землю на гроб, опушенный в могилу, был унаследован от греческих и римских язычников; современный парсизм, как мы полагаем, заимствовал значительную часть своих похоронных обрядов из индуизма, влияние которого породило его нынешние формы поклонения. Авраам и другие патриархи были похоронены без всяких ритуалов и даже в книге «Левит» (гл. XIX, 28) израильтянам запрещается «делать на своем теле любые надрезы или рисовать какие-либо знаки в память об умерших». Аналогичным образом в древнейших книгах зороастрийцев, старом и новом «Десатире», за исключением нескольких актов благодеяния (по отношению к бедным, а не к мобедам) и чтения священных книг, нет никаких предписаний о специальных церемониях. В Книге пророка Абада («Десатир») находим буквально следующее:
«154. Труп можно поместить в сосуд с aqua fortis или предать огню или земле (после удаления из него Насы, или мертвой материи)».
И далее:
«При рождении ребенка или кончине родственника прочитайте Носк и раздайте что-нибудь на дороге Мазды (во имя Ормузда, или милостыню)».
Это все, и ни в одной древней книге вы не найдете предписаний по поводу церемоний, совершаемых в наше время, и менее всего о больших денежных затратах, зачастую приводящих к разорению оставшихся в живых.
С оккультной точки зрения такие ритуалы не оказывают ни малейшей пользы душе покойного. Эта идея полностью противоречит правильно понятому закону кармы. Как ничья посмертная карма не может быть ни облегчена, ни утяжелена хорошими или плохими поступками ближайших родственников, — у каждого человека своя индивидуальная судьба, отличная от таковой его близких, — точно так же развоплощенная душа не может нести ответственность за деяния тех, кого она оставила на земле. Например, легковерные люди полагают, что четыре принципа покойного могут испытывать колики, если оставшиеся на земле чрезмерно употребляют некоторые виды фруктов.
Зороастрийцы и индусы имеют мудрые — более мудрые, чем у христиан, законы о захоронении трупов, но их предрассудки все еще велики. Ибо если идея о том, что присутствие мертвеца оскверняет живых, есть не что иное как суеверие, не достойное нашего просвещенного века, то истинной целью разумного и полезного по своим последствиям религиозного запрета слишком тесно прикасаться к покойнику и хоронить его без предварительной дезинфекции с помощью огня, хищных птиц или agua fortis (последний метод получил наибольшее распространение у древних парсов) было обеспечение наилучшей санитарной профилактики эпидемий. Христианам было бы неплохо позаимствовать эту традицию у «язычников», поскольку всего лишь несколько лет назад целая провинция в России почти полностью вымерла из-за переполненности кладбищ. Слишком многочисленные захоронения на ограниченном пространстве и за короткий промежуток времени в такой степени насыщают землю продуктами распада, что делают невозможным их дальнейшее поглощение почвой, в результате чего замедляется разложение, а его элементы проникают прямо в атмосферу, вызывая эпидемии болезней, даже таких, как чума.
«Пусть мертвые хоронят своих мертвецов» — мудрые слова, истинный и глубокий смысл которых, кажется, до сего дня не понял ни один теолог. Смерть Зороастра, Моисея или Будды не сопровождалась никакими похоронными обрядами или церемониями; их тела просто убрали с дороги живых.
Хотя, строго говоря, ни «Дабистан», ни «Десатир» не могут быть причислены к ортодоксальным книгам парсов, — содержание обоих, если не сами эти труды, на несколько тысячелетий старше обрядов, описанных в «Авесте», как сейчас точно известно, — мы все же видим, что предписания первого были отвергнуты, а указания второго подтверждены «Авестой».
В «Фаргарде» (VIII, 74(233)) «Вендидада» приказ Ахура Мазды: «Пусть они убьют того, кто жарит Насу» и т. д. комментируется так: «Тот, кто сжигает Насу [мертвую материю], должен быть убит. Сжигание или обжаривание Насы мертвых является главным преступлением», ибо «из-за этого пришел Ангра-Манью, который есть сама смерть, и породил грех, которому нет прощения, — [немедленное] сжигание трупов».
Ариман — это не что иное, как человеческое невежество и эгоизм.
Что касается обрядов, совершаемых после захоронения тела, то мы находим те же указания, что и в «Книге Абада» («Десатир»):
«Атраван должен первым идти по дороге и громко произносить следующие торжественные слова: «Yathb аhы vairyф» («Воля Господа — закон справедливости»). Дары Воху-Мано (Рай, Воху-Мано, или Добрая Мысль, открывает небесные врата — см. «Fargard» XIX, 31) — за дела, совершенные в этом мире для Мазды. Кто помогает бедным, преумножает величие Ахуры».
Таким образом, отменяя ферсендаджийскую традицию кремации трупов, распространенную среди почитателей Мах-Абада, Зердушт 13-й (персидский пророк), сделавший много усовершенствований и реформ, указывает на единственный обряд — милостыню.
Публикуемые ниже фрагменты представляют собой один из самых замечательных примеров так называемого автоматического письма, когда загипнотизированного медиума мысленно побуждают записать на бумаге какой-либо текст, о котором он прежде не думал и даже не имел представления. В данном случае медиумом была молодая дама, ничего не знавшая об этой панихиде. Но мы знаем, что она является фрагментом песнопения, исполнявшегося над погруженным в транс телом неофита, коему предстоит стать посвященным. Его оригинальный текст был найден в Египте среди бинтов, в которые была завернута мумия, дедом того джентльмена, масона, у которого мы его позаимствовали. Хотя этот фрагмент, возможно, знаком египтологам, мы уверены в том, что молодая леди, записавшая его, не слышала о нем раньше и была немало удивлена, увидев написанные собственной рукою стихи. Но особенно ее удивила подпись «Сефер», поставленная ею в конце текста. Спиритуалисты могут сказать, что это было послание от «духов», но мы придерживаемся мнения, что это были воспоминания о прошлых рождениях той самой дамы, которая записала текст панихиды. Подобные воспоминания проявляются вовсе не так редко, как может показаться, просто их происхождение зачастую остается неустановленным. Во всяком случае, они могли бы объяснить многие странные вещи, происходящие во время сеансов с медиумами и психографистами, как нам было сказано, только во времена Птолемея эту панихиду стали читать над телом настоящего умершего или мумией.
Е. П. Блаватская