К счастью, методы взлома Дортмундера позволяют использовать дверь в дальнейшем. Конечно, если бы хозяин захотел войти в магазин утром, при дневном свете, то какие-то царапины и вмятины можно было бы заметить, а в темноте, в двенадцать сорок пополуночи, не было ничего, чтобы господин Скукакис, если это действительно был он, мог заметить. Поэтому, в тот момент, как Дортмундер нырнул за прилавок — выставочную витрину запонок с римскими мотивами — дверь спокойно открылась, и трое мужчин, как ни в чём не бывало, вошли внутрь, продолжая разговаривать. По началу, Дортмундер подумал, что ничего не понимает, потому что они говорили все одновременно, но когда они стали говорить по одному, он понял, что по-прежнему ничего не понимает. Значит, они говорят на каком-то иностранном языке, правда на каком Дортмундер не имел понятия. Для него это было как китайская грамота.
У двух последних прибывших, большая часть разговора быстрое, взволнованное стаккато, в то время как у другого, мужчины постарше, медленное, более сдержанное — как будто давал спокойные, вразумительные ответы. Всё это происходило в темноте, никто из них не потрудился включить свет, за что Дортмундер был им безмерно благодарный. С другой стороны, что они делали здесь, в темноте, разговаривая на незнакомом языке в закрытом ювелирном магазине около часа ночи?
Плок-чанк, услышал Дортмундер звук открываемой двери сейфа, и на его лице появилась недовольное выражение. Неужели всё-таки грабители? Он был раздосадован, что не может подняться над прилавком и посмотреть, что они там делали, рисковать было нельзя. Они находились между ним и слабым освещением с улицы, и в лучшем случае будут казаться неясными силуэтами, в то время как его очертание можно было принять за движущее серое лицо. Так что он оставался на месте, слушал и ждал.
Чок-вир. Раздался звук закрывающейся двери сейфа, и завращались диски. Разве грабители закрывают сейф, когда заканчивают работу? Разве они крутят колесо, чтобы проверить закрылась ли дверца? Сидя на корточках за прилавком настолько удобно, насколько это было возможно, Дортмундер покачивая головой, продолжал слушать и ждать.
Последовал очередной шквал незнакомого языка, затем звук открываемой входной двери и удаляющиеся голоса. Дортмундер приподнял голову. Голоса почти стихли, дверь захлопнулась. Ключ вновь загрохотал в замке.
Дортмундер начал потихоньку подниматься, вытянув шею так, что первыми над стеклянным прилавком появились его сухие, тонкие волосы цвета мёртвых водорослей на пляже в январе; затем появился узкий морщинистый лоб с миллионами старых проблем; потом его уставшие и пессимистические глаза, которые бегали по сторонам, напоминая глаза зловещей игрушки из магазина подарков.
Они уезжали. Втроём они пересекли тротуар и разошлись к автомобилям, старик так же медленно и методично, а парочка всё так же бойко. Эти двое вскочили в тачку, и с визгом умчались прочь, в то время, как пожилой только сел за руль.
Дортмундер поднялся из-за прилавка ещё на полтора дюйма. Появились измождённые скулы и узкий, длинный изогнутый нос, основанием которого он опирался на стеклянную витрину прилавка.
Старик сел в свой автомобиль. Прошло какое-то время. «Возможно, его врач сказал ему снизить темп», — пробормотал Дортмундер перед откатной деревянной дверью на фоне выставочного стенда.
В машине вспыхнула спичка. Поблекла, затем снова разгорелась; снова поблекла, разгорелась. Пламя потухло.
Вспыхнула вторая спичка.
— Раскуривает трубку, — ворчал Дортмундер. «Я мог бы и догадаться, проторчим здесь до восхода солнца».
Вспышка-темнота; вспышка-темнота. Вспышка… и всё погрузилось в темноту.
Пауза.
Завёлся автомобиль. Спустя какое-то время включились фары. Прошло ещё время, и автомобиль неожиданно проехав назад два, три фута заглох.
— Он ещё и умудрился включить неверно передачу, — прокомментировал Дортмундер. Он уже начинал ненавидеть этого старпёра.
Наконец, автомобиль тронулся. Не спеша, отъехал от бордюра, влился в нулевой трафик, и скрылся из вида.
Потрескивая костями, Дортмундер выпрямился и потряс головой. Даже ограбление ювелирного магазина не может пройти нормально: таинственные злоумышленники, иностранные языки, любители трубок.
Ох, наконец-то, вроде всё закончилось. Дортмундер достал карандаш фонарик и, освещая свой путь небольшими вспышками света, начал осматривать магазин. Вскоре, под кассовым аппаратом он обнаружил небольшой сейф, который недавно открывали и закрывали. Теперь Дортмундер улыбнулся, так как эта часть работы шла по плану. Жизненный опыт Дортмундера подсказывал, что любой торговец, который покупал такую систему сигнализации, чаще всего приобретал и такой же сейф — или на подобие этого — а вот и он собственной персоной. Еще один старый друг, как и сигналка. Джон уселся на пол перед своим давним другом, скрестил ноги как портной, разложил инструменты вокруг себя и принялся за работу.
На все про все потребовалось пятнадцать минут — чуть больше нормы для этого вида сейфов. Дверь сейфа открылась, и фонарик Дортмундера выхватил из темноты парочку отсеков и лотков. Несколько неплохих алмазных браслетов, довольно хорошие наборы серёжек, ассортимент драгоценных брошек, и разнообразные массивные кольца. К неглубокому лотку, где лежали настолько мелкие обручальные кольца с бриллиантами, что могли выпасть через отверстия между нитями хлопчатобумажной ткани, Дортмундер не прикоснулся, но практически все остальное он рассовал по разным карманам.
Тут же лежала маленькая коробочка, открыв которую, он увидел на чёрной бархатной подкладке лишь одно золотое кольцо с подозрительно большим красным камнем. Странно, зачем какой-то ювелир положил фальшивый камень подобный этому в сейф? С другой стороны, ведь он мог быть настоящим и каким-то образом попасть в этот мелкий магазинчик городского квартала?
Поначалу Дортмундер решил не брать камень, но затем передумал. Скупщик краденого определит, какова его стоимость.
Разложив награбленное добро и свои инструменты по карманам куртки, Дортмундер поднялся на ноги и на минуту задержался, рассматривая товары. Может, найдется что-то симпатичное для Мэй? А вот и цифровые женские часики с браслетом «под» платину; вы нажимаете вот эту кнопку сбоку и на черном циферблате в форме ТВ-экрана, появляются цифры, которые скажут вам точное время, вплоть до сотых долей секунды. Очень практично для Мэй, которая работает кассиром в супермаркете. И цифры розовые, значит это женские часики.
Дортмундер прикарманил часы, последний раз огляделся вокруг, и не увидев ничего интересного, вышел. Дверь сейфа он оставил открытой.
Георгиос Скукакис напевал себе под нос песенку, когда ехал на темно-бордовом Бьюик Ривьера в северо-восточном направлении через Квинс к Белмонт Парк Рейстрек, к Флорал-Парк и собственному аккуратному домику неподалеку Лейк Соксес.
Он не смог сдержать улыбки, когда вспомнил о том, как волновались те двое мужчин, нервные и возбужденные. Они — опытные партизаны, солдаты, сражавшиеся на Кипре, молодые мужчины едва за тридцать, с крепким здоровьем, хорошо вооруженные профессионалы. С другой стороны он сам — Георгиос Скукакис, 52-летний американский гражданин, ювелир, мелкий торговец, не имеющий никакого отношения к насилию или партизанской деятельности, он даже не служил в армии. И все же кто сохранил самообладание? Кто сказал «Спокойно, тише, джентльмены, поспешишь — людей насмешишь»? Кто вел себя естественно, нормально, спокойно, держа в ладони Византийский Огонь так, как будто сталкивался с таким событием каждый день, а затем положил камень в сейф магазина, словно он стоил не больше, чем те дорогие часы, которые принесли починить? Не кто-то, а именно Георгиос Скукакис, который с улыбкой на лице ехал теперь по тихим улицам Куинса, попыхивая второй любимой трубкой и напевая фанфары в свою честь.
В отличие от большинства государств, которые состоят из двух частей, двух наций — Северная и Южная Корея, Восточная и Западная Германия, христианский и мусульманский Ливан, «белая» и «черная» Южная Африка, Израиль и Палестина, два Кипра, две Ирландии — Соединенные Штаты — это несколько сотен наций, сосуществующий как параллельные миры или как слоистая клееная фанера. Ирландский Бостон, Израильский Майами-Бич, Итальянская Северная Калифорния, Кубинская Южная Флорида, Шведская Миннесота, немецкий Йорквиллл, Китай в каждом большом городе, Мексиканский Лос-Анджелес, Пуэрториканский Бруклин, множество африканцев, Польский Питсбург и так далее.
Выходцы из этих стран отличаются двойной преданностью, лояльностью, и вряд ли беспокоятся о потенциальном конфликте, всегда одинаково готовы служить любой из своих стран, которая нуждается в них. Таким образом, Ирландскую республиканскую армию финансировали и вооружали ирландцы из Ирландской Америки. Соответственно борцы за независимость Пуэрто-Рико грозились взорвать бары Нью-Йорка. Таким образом рожденный в Греции, принявший гражданство Америки ювелир поддерживает деньгами греко-турецкий конфликт на Кипре.
Георгиос Скукакис кроме обычной починки часов и мелкой торговлей обручальных колец, занимался и «дополнительной работой», которая теперь стала полезной для другой его страны. Периодически он наведывался на прежнюю родину, сочетая при этом приятное с полезным. Он перевозил ювелирные изделия из страны в страну — все совершенно законно, еще до первой такой поездки, несколько лет тому назад, он подал заявление и получил все необходимые разрешения и лицензии. На протяжении многих лет он финансировал свой приятный отдых за счет ввоза цифровых часов в Салоники и вывоза старого золота.
Завтра наступит время для очередного визита. Чемоданы упакованы, места забронированы, все готово. Он и Ирен встанут утром, доедут до аэропорта Кеннеди (с кратковременной остановкой у магазина, всего в нескольких блоках от места назначения), затем оставят машину на долгосрочной стоянке, возьмут бесплатный автобус до терминала и спокойно сядут на борт утреннего рейса Олимпик авиалинии в Афины. А серьги с браслетами, которые предстанут перед зевающими и скучающими таможенными инспекторами, смешают с набором чрезмерно пестрой бижутерии, на которую поместят большие поддельные камни.
Дерзость этого плана — самый сильный актив. Конечно, меньше всего ожидают, что Византийский Огонь вернется именно в тот аэропорт, где его украли. Очень немногие из служащих таможенных органов в любом аэропорту Америки завтра утром смогут распознать крупный красный камень на кольце; Георгиос Скукакис возможно был единственным, кто обладал достаточной квалификацией для такого дела. Какое счастье, что кроме этого он еще и спокойный, надежный и уравновешенный человек.
Повернув на Маркум Лейн, Георгиос Скукакис немного удивился, заметив свет в окнах гостиной своего дома, но затем улыбнулся: наверное, Ирен сегодня тоже слишком возбуждена, чтобы уснуть, и ждет его возвращения. Вот и отлично; он с удовольствием погорит с ней, расскажет о том, как нервничали те люди.
Он не поставил машину в гараж, а припарковался до утра на подъездной дорожке. Переходя газон, мужчина остановился и зажег свою трубку — пуфф, пуфф. Его руки совершенно не дрожали.
Должно быть, Ирен заметила его через окно, так как, как только он пересек крыльцо, она открыла входную дверь. Ее возбужденное и напряженное лицо подтвердило его догадку; она выглядела еще более расстроено, взволнованно из-за этой авантюры, чем раньше.
— Все в порядке, Ирен, — заверил он, как только вошел в дом, затем повернулся, застыл на месте, заморгал и трубка выпала из его рта.
Он посмотрел через арочный проход на гостиную: двое высоких стройных мужчин в пальто и темных костюмах поднялись с кресел, обитых тканью с цветочным узором, и направились к нему. Тот, что выглядел младше, носил усы. Старший вынул свой бумажник, показав удостоверение личности:
— ФБР, г-н Скукакис. Агент Закари.
— Признаюсь, — воскликнул Георгиос Скукакис. — Это сделал я!
Мэй сидела в гостиной и, щурясь сквозь сигаретный дым, отвечала на вопросы теста из последнего журнала Космополитен. Открылась входная дверь, вошёл Дортмундер. Она перевела взгляд на него и спросила:
— Как прошло?
— Нормально. Ничего особенного, а как твой фильм?
— Славный. Действия разворачивались в скобяной лавке в 1890 году в штате Миссури. Снято красиво. Потрясающее ощущение того времени.
Дортмундер не разделял увлечение Мэй по поводу фильмов; вопрос был задан только из вежливости.
— А у меня вошёл владелец, когда я был внутри магазина, — сказал он.