«Надежда» сделала круг по городу и дважды прошла по главной улице. Рукоплескания и восторженные крики в адрес Лабедульера не смолкали ни на минуту. Зрители с насмешкой показывали друг другу на игроков парижского Олимпийского союза, которые с непритворной учтивостью аплодировали гимнастам. Что же касается игроков «Спортинга», то заносчивости у них явно поубавилось. Во всяком случае, настроение было не самое лучшее: глас народа звучал в пользу «Надежды», и предательство сограждан за несколько часов до матча лишало их той отваги, которая была необходима для победы. Один только доктор Дюлатр, казалось, сохранял полное спокойствие. Все видели, как он прогуливался по городу в компании капитана соперников, непринужденным жестом приветствовал знамя гимнастов и взирал на шествие с совершенно безмятежной улыбкой.
В полдень, произнеся торжественную речь перед памятником погибшим и послушав концерт на площади Робийо, месье Лабедульер испытал огромную радость. С неба, хмурившегося все утро, наконец-то полил самый настоящий дождь. Садясь за стол, советник злорадно воскликнул:
— Пропал матч! Потонут оба — и Олимпийский союз, и «Спортинг»! Теперь дело, можно сказать, в шляпе.
В то воскресенье касталенские реакционеры обедали без всякого аппетита. Доктор Дюлатр, потчевавший за своим столом трех парижских игроков, смотрел в окно и обеспокоенно вздыхал.
— Мяч будет тяжелый, — говорил капитан столичной команды. — Играть будем больше ногами. Но если ваши нападающие будут действовать живо, с огоньком…
— Я уверен, что азарта им не занимать, — отвечал доктор. — Но что за невезение этот дождь! Прямо потоп какой-то…
Действительно, проливной дождь омывал улицы города, и месье Лабедульер, обедавший вместе с несколькими гимнастами, шумно радовался этому обстоятельству.
— Вот видите, — со смехом говорил он, — полил все-таки: ничто так не прибавит нам аппетита, как этот дождь!
Те горожане, которые всю неделю горели желанием побывать на матче, по большей части отказались мокнуть под дождем и месить грязь. Когда свисток судьи возвестил о начале встречи, на площадке присутствовали разве что заядлые болельщики — фанаты регби и реакционеры. Всего их, спрятавшихся под зонтами, было семнадцать человек, включая самого доктора и секретаря-казначея.
Однако большинство касталенцев отправились на Зерновой рынок посмотреть праздник гимнастов. Было темно из-за дождя, и многие зрители с сожалением думали о регбийном матче, который происходил не у них на глазах. У женщин настроение испортилось: плохая погода помешала им надеть самые красивые платья. Духовой оркестр заиграл «Марсельезу», чем несколько подбодрил публику и настроил ее на то, чтобы прослушать речь месье Лабедульера. Прежде всего советник заявил, что не станет говорить о политике. Он собирался только выразить свою благодарность жителям Касталена за еще одно доказательство их заботы о талантливой молодежи, которую они проявили тем, что в столь большом количестве пришли посмотреть их красивые выступления. Он был тем более тронут, что воспринимал этот праздник — один из очень немногих важных событий последнего времени — как знак уважения и доверия к нему, но из скромности не хотел бы переоценивать его значение. Затем он с тонкой иронией провел параллель между гимнастикой и регби, «игрой странной, пришедшей к нам из-за границы, во время которой несколько касталенских игроков, барахтаясь в грязи, с упорством, достойным лучшего применения, оспаривают у других несчастных, вымокших до нитки игроков шанс получить воспаление легких». Он говорил дружеским, доверительным тоном, время от времени намекая на выборы в следующее воскресенье, говорил так, словно речь шла о деле, которое они делали сообща и при полном согласии. Заключительная часть речи была встречена дружными аплодисментами.
С этой минуты матч между «Спортингом» и парижским Олимпийским союзом казался всего лишь жалкой авантюрой, несколько даже унизительной для Касталена, и доктор Дюлатр нес за нее полную ответственность, что непременно скажется на результатах выборов, ибо таков неизбежный ход событий. Вместе с тем каждый из присутствовавших радовался тому, что принял наиболее разумное решение и теперь развлекается со всеми удобствами, под крышей и с сухими ногами. Конечно, в таком зрелище, как соревнование гимнастов, не было ничего неожиданного, лучших спортсменов все знали по именам, и список тех, кто будет удостоен награды, можно было составить заранее, зато как приятно, когда твои прогнозы совпадают с прогнозами соседа, это создает в зале атмосферу семейного тепла.
Гимнастам аплодировали через равные промежутки времени, спокойно и чинно, с чувством уважения и собственного достоинства, которые сопутствуют любой добросовестной работе.
Луг Бор напитывался влагой, однако все семнадцать зрителей, наблюдавших за матчем, не жаловались на холод и мокрые ноги. Многие даже закрыли зонтики, чтобы иметь возможность аплодировать. А все потому, что касталенцы играли просто потрясающе: никогда еще они не проявляли такой воли к победе. Парижане, напротив, сопротивлялись вяло и не демонстрировали того мастерства, которого от них с опаской ждали. В схватках хукер «Спортинга» обнаруживал полное превосходство над хукером Олимпийского союза, и мяч неизменно оказывался на стороне Касталена. Капитан парижской команды, центральный трехчетвертной, не мог толком сделать передачу и совершал ошибки, заставлявшие недоуменно перешептываться его игроков. Что же касается защитника, то его игра была столь медленной и неумелой, что оправдывала самые смелые надежды болельщиков. Семнадцать зрителей, не обращая внимания на летящую у них из-под ног грязь, бегали вдоль боковой линии, то стремительно атакуя, то уходя в оборону вместе с касталенскими игроками, воодушевляя их яростными криками. Один только доктор Дюлатр, казалось, не разделял энтузиазма болельщиков и на удивленный вопрос секретаря-казначея ответил с явным раздражением:
— Они могли бы играть лучше, гораздо лучше. Все время упускают возможность…
Когда при счете о: о команды ушли на перерыв, доктор Дюлатр учтиво поздравил игроков парижской команды и, отведя в сторону их капитана, с минуту побеседовал с ним.
— Вы должны были обеспечить мне победу уже в первом тайме, — прошептал он с упреком. — Я очень волнуюсь…
— Клянусь вам, я сделал все, что мог… Защитник и хукер тоже старались изо всех сил… Так что упреки не к нам, а к вашей команде. Знай я, что она так слабо играет, я попросил бы вас договориться еще как минимум с двумя игроками, скажем с крыльевыми. Если вы готовы раскошелиться, тогда наша защита, можно сказать, перестанет существовать, а если ваши игроки и тут не сумеют реализовать ни одной попытки, вам придется поставить на своем клубе крест…
— Хорошо, разумеется, я согласен еще на одну жертву ради спорта.
— Тогда я улажу это дело. А вы можете предупредить двух-трех игроков. Они будут чувствовать себя увереннее.
— Нет, нет. Мне нужна честная победа.
Тем временем секретарь-казначей опрометью помчался на Зерновой рынок, чтобы сообщить обнадеживающий результат первого тайма. Новость пришла как раз тогда, когда публика, позевывая, наблюдала за выступлением «надеждинских» девушек. В зале долго не стихал шум. Удивленные и восхищенные зрители ерзали на сиденьях, пошел слух, что столичная команда избежала поражения только из-за плохой погоды. «Площадка уж очень тяжелая… Касталенцы не смогли воспользоваться преимуществом в самом начале игры…»
Люди принялись с горячностью обсуждать новость, пересыпая свою речь регбийными терминами, но тут месье Лабедульер с прямо-таки дьявольской хитростью велел духовому оркестру играть военный марш «Самбр-э-Мёз». Вполголоса напевая знаменитый припев, каждый из присутствующих позабыл и о «Спортинге», и о команде Олимпийского союза, и о докторе Дюлатре; не прошло и пяти минут, как симпатии публики переместились влево. Месье Лабедульер, покачивая головой в такт музыке, со счастливой улыбкой пел вместе со своими избирателями:
Защитники Олимпийского союза играли кое-как, казалось, они совсем выбились из сил. Капитан прихрамывал, крыльевые дрожали от холода, защитник десяти метров не мог пробежать, чтобы не поскользнуться и не упасть. Зато нападающие играли упорно и неистово, не пуская запертого противника в зачетную зону. В течение десяти минут, несмотря на промахи хукера, они постоянно угрожали «Спортингу» и раз двадцать чуть было не забили гол.
За боковой линией зрители стояли, затаив дыхание. Доктор Дюлатр, встревоженный и сердитый, то и дело поворачивался к секретарю-казначею и шепотом говорил:
— Ничего не понимаю… В этих форвардов прямо бес вселился… Куда они лезут?
Время от времени капитан парижской команды бросал на него сокрушенный взгляд. К счастью, один из касталенских игроков, отбойным ударом ноги пославший мяч за боковую линию, перенес игру к пятидесятиметровой отметке. Парижские нападающие, утомившись, стали играть мягче. Три раза подряд после схватки мяч оказывался у «Спортинга», который активизировал линию трехчетвертных. Две первые атаки разбились о столичного полузащитника. Наконец один из игроков вырвался на правый фланг, теперь перед ним были только трехчетвертной и защитник парижской команды. Закрыв глаза от страха, игрок помчался вперед. Сперва он услышал чьи-то мягкие шаги рядом с собой, а потом — громкие крики. Он почувствовал, как чья-то рука коснулась его ноги выше щиколотки, пробежал еще несколько метров, поскользнулся и, не выпуская мяча из рук, упал на колени. Счет был открыт.
В тот момент, когда гимнаст выполнял стойку на параллельных брусьях, голос в громкоговорителе, еле сдерживая радость, прогремел под кровом Зернового рынка:
— «Спортинг» ведет со счетом три — ноль! Гол забил Дюрантон!
Мощное эхо повторило победный крик, публика в едином порыве вскочила с мест, толпу охватило лихорадочное возбуждение.
«Да здравствует „Спортинг“! Да здравствует Кастален! Да здравствует Дюрантон! Да здравствует Дюлатр!»
Люди устремились к выходу, вскакивая на стулья, забывая свои зонты.
— «Самбр-э-Мёз»! — взревел Лабедульер. — Да играйте же «Самбр-э-Мёз»!
Но духового оркестра уже не было, он смешался с толпой. Ошеломленный месье Лабедульер, стоя на возвышении, с трагическим выражением лица напрасно кричал:
— Вы не бросите «Надежду»!.. Вы не имеете права!.. Это подло! Нельзя предавать идеал…
За боковой линией семнадцать зрителей превратились в тысячу пятьсот. Когда «Спортинг» забил второй гол, неистовая радость охватила жителей Касталена и люди принялись хором кричать:
— Да здравствует «Спортинг»! Ур-ра Дюлатру! Да здравствует Дюлатр!
Ближе к концу матча, когда нападающие команды Олимпийского союза честно пытались сравнять счет, в их адрес полетели яростные крики:
— Мерзавцы! В морду их! Дави их! Дави!
Регби в одночасье стало любимой игрой касталенцев, и победа славного доктора Дюлатра на выборах была обеспечена.
Как-то раз один светский вор сбежал со страниц детективного романа и после удивительных приключений прибыл в крохотный захолустный городок.
Он вышел со станции, пересек Станционную площадь и, подходя к Станционному проспекту, услышал, что город так и гудит.
— Не забудь положить ключ под коврик, — неслось со всех сторон.
Это матери семейств уходили с дочерьми на бал в ратушу.
— Не волнуйся, — отвечали мужья, изнывая от нетерпения, — ключ будет под ковриком, вам не придется звонить. Но если вдруг вы вернетесь домой раньше меня…