— Разбиваю! — подскакивает Славка. — Люблю, когда спорят. Кто проиграет — рвёт горох в Андроновом огороде.
— Согласен! — петушится Лавря.
— Согласен! — бьёт себя в грудь Чубарёнок. — Сейчас увидишь!
Славка знает: спор выиграет Лавря. Недавно видел он в сельской библиотеке толстую книгу про зверей. Вычитал про одного сохатого, который переплыл Финский залив, а ширина залива — двадцать семь километров. Ну понятно: если большой умеет плавать, маленький — тоже.
Ребята спускаются к Черемной, сбрасывают майки, шлёпаются в воду. Первушин плывёт на середину, поднимает длинные руки, кричит дрожащим голосом: «To-ну! То-ну-у!»
Все знают: дурака валяет Славка.
Окунувшись, Стась гонит сохатёнка в воду. Малыш упирается, наклоняет голову, даёт ему под зад. Ребята захлёбываются от смеха.
— Съел, Чубарёнок?
— Поддай ещё, Малышок!
— Ничья, — разводит руками Стась. — Упрямый, как наш козёл Борька.
Нет же, совсем не упрямый Малыш! Просто ни разу не купался. Где мыло, где мочалка? Тут он будет стоять не шелохнувшись.
— Как бы не так! — выныривает Славка. — Ждите!
Он бежит в гору, торопясь, подпрыгивая, сгибаясь от чрезмерной высоты.
— Куда, ненормальный? — кричит Чубарёнок.
— За соской, — догадывается Лавря.
Сметлив Лавря-пророк: угадал, как в воду смотрел. Славка возвращается с бутылкой молока, с бабкиной соской. Подходит к сохатёнку, тычет в рот; помедлив, вынимает обратно. Малыш делает два шага, Славка отступает к реке. У самого берега даёт ещё пососать, входит в воду, дразнит бутылкой.
— Вышка! Вышка! Плыви! Плыви! Пусть Стась проиграет, Лавря выиграет!
Славка входит в воду, Малыш стоит на берегу. Дальше — ни с места. Ни Стась, ни Лавря никак не могут дозваться.
— Говорю — ничья! — радуется Стась. — Никого не послушает.
— Малыш! Ко мне! Ко мне! — кричит Петя.
Он не знает, пойдёт сохатёнок — не пойдёт.
Крикнул — и всё, захотел проверить. А сдвинулся! Одну ногу мочит, другую. Дрожит-подрагивает, шевелит мускулами. Останавливается, смотрит на Петю.
— Ко мне, ко мне, Малыш!
Лосёнок опускает голову, нюхает воду. Ничего страшного.
— Смелей, Малыш, смелей!
Раз! Два! Хлюп! Хлюп! — поднимает ноги. Вода по колено, по брюхо. Дрожко, холодно… Хлюп! Хлюп! Бух!..
Бух в яму, по самую хребтину. Одна голова торчит с ушами. Заработал ногами — легче. Совсем не холодно и приятно. Фыркает, прижимает уши. Не от страха — от неизвестности. Плывёт как ни в чём не бывало. К Пете плывёт.
— Ура-а! — подпрыгивает Лавря. — Проиграл Чубарёнок!
В третьем часу ночи Стась забирается в огород Андрона.
Он заходит от реки, от бани, от того места, где Зуда нашла сохатиное мясо. У бани Трухин посадил две грядки табаку — в тайге он больше курит самосад, — четыре грядки лука-ботуна. Лук и табак поднялись вполовину. Ближе к дому растут помидоры, капуста, в середине — зелёная гороховая роща. Ни у кого нет вкуснее гороха, чем у Андроновой Мавры. Никому не даёт Мавра семян. Говорит, если даст, у самой не будут расти.
Женщины понимают по-другому: не даёт потому, что жалко.
Догадливый Стась обмотал ноги тряпками. Как бы ни хотел Трухин, всё равно не узнает, кто побывал в огороде. Разве собаки учуют, но и к этой встрече готов Чубарёнок: есть в кармане кусочки сырого мяса. Какой бы злой ни была собака, от мяса не откажется.
Ночь сегодня душная, тёмная, чёрные облака надолго укрыли небо. Ветер утих с вечера, и это на руку: меньше будут чуять собаки.
Потихоньку ползёт Стась между грядок, опирается о землю не ладонями — кулаками. Сообразил парень: по ладони можно примерно определить, чья рука. А тут попробуй догадайся: земля песчаная, расползается под руками.
Грядки с табаком и луком позади. Чубарь проползает мимо капусты, натыкается на плети гороха. Ложится на спину, ощупью подбирается к стручкам, рвёт, суёт за пазуху. Скользкие стручки холодят тело. Ёжится, но терпит.
С каждой минутой пухнет рубашка. Стась торопится, набивает и за спину. Пожалуй, хватит, пора ползти обратно. Но тут он замечает, как в летней кухне вспыхивает тусклый огонёк. Чубарь прижимается к грядке.
«Неужто учуял Андрон?»
Как жалеет Стась, что он хромоногий…
Надо отступать по той же дороге. Можно повернуть вправо, к огороду Сараниных, поднырнуть под жердину, спрятаться в коровнике. Быстро и надёжно. Стась отползает в сторону, видит, как гаснет свет, слышит скрип кухонной двери, тяжёлые шаги Трухина. Высокая тёмная фигура движется в ту же сторону.
«Зачем? — напрягается Стась. — Что он задумал?»
Стась ползёт изо всех сил, ее разбирая ни межей, ни грядок. Скользит по холодной ботве, озирается на тень. Вот и она, изгородь. Чубарь ныряет между жердин, пригнувшись, хромает к дому Сараниных. Ещё раз оглядывается на Трухина. Тот останавливается у чердачной лестницы. В руке его чернеет связка шкурок.
Чубарёнок замедляет шаг, успокаивает сердце. Интересно, долго ли будет на чердаке Трухин? И что он делает? Шкурки прячет?
Поднявшись, Андрон ныряет в глубь чердака. Стась переводит взгляд на сохатёнка. Тот лежит в углу, повернув голову к ногам. Излюбленная поза Малыша. Даже во сне он шевелит ушами. Шевелит, а не слышит, что возле него сидит человек.
Если бы сохатёнок не спал, можно было б дать ему гороху. Ладно, завтра угостит при всех ребятах.