— Слушай меня, котенок, — быстро сказал босс Валентине. — Закрой лицо мокрой тряпкой и беги сюда. А лучше вообще задержи дыхание, слышишь?
Из динамика раздался громкий звук, напоминающий всхлип, а затем шум падающего тела. Я в ужасе замерла. Лицо Родиона окаменело. В следующее мгновение он метнулся к своему шкафу и, покопавшись на нижней полке, вытащил три противогаза, которые хранил специально на случай ядерной войны, швырнул мне один, и мы выскочили из кабинета, на ходу натягивая на себя резиновые маски. Уже в приемной я почувствовала, даже сквозь фильтр, какой-то едкий запах, отдаленно напоминающий дихлофос, а когда мы вбежали по лестнице на второй этаж, где располагалась кухня, то запах резко усилился. Валентина лежала на полу около стола, на котором находилось переговорное устройство, изо рта ее шла белая пена, глаза закатились, а руки все еще закрывали живот, защищая от опасности ребенка. Мы бросились к ней. Пока Родион натягивал на ее лицо маску, я мельком осмотрелась, пытаясь определить, откуда поступает газ, но ничего похожего на дымовую шашку не нашла. Газ был абсолютно бесцветным и, судя по всему, быстродействующим. Единственное, что бросилось мне в глаза, это решетка вентиляции, которую установили нам строители. Мне показалось, что воздух около нее струился, словно сильно нагрелся. Не став терять время на выяснение, я подбежала к боссу, который уже тащил за плечи свою бесчувственную беременную супругу к выходу из этой газовой камеры, и стала ему помогать.
Под нашим офисом, бывшим когда-то трансформаторной будкой, проходили тоннели с проложенными в них электрическими и телефонными кабелями. Паутина этих подземных коридоров тянулась под всей Москвой и тщательно охранялась от вторжения разного рода бомжей тем же самым ФАПСИ. У босса в кабинете находился люк, через который можно было прямиком попасть в эти лабиринты, не спрашивая ни у кого разрешения, и сидеть там хоть до скончания века. Родион, имевший привычку продумывать все на несколько сотен шагов вперед, оборудовал внизу что-то вроде маленького бункера, в котором, если вдруг на город упадет атомная бомба, трое человек могли спокойно провести пару недель, не беспокоясь о воде и пище, которых было припасено вдоволь. В бункере имелись три раскладушки, топчан, маленький стол, железный шкаф, набитый всем необходимым, керогаз и даже биотуалет. Все-таки босс у меня замечательная умница!
В этот бункер, опасаясь, что на улице нас просто перестреляют обнаглевшие подонки, мы и притащили несчастную Валентину, первой принявшую на себя удар газовой атаки на наше детективное агентство. Люк, слава Богу, закрывался герметически, можно было не опасаться, что газ проникнет и сюда. Сняв противогазы, мы, ни слова не говоря, начали приводить Валентину, лежащую на топчане, в чувство. Она хотя и с трудом, но все же дышала. Босс, как заправский доктор, вытащил из шкафа кислородный баллон, аптечку и сделал жене какой-то укол. Затем надел ей кислородную маску. Вскоре она задышала ровнее и глубже, и мы немного успокоились.
— Ну и что это было? — сипло спросила я, чувствуя, как першит в горле.
— По-моему, зарин, — он озадаченно почесал в затылке и посмотрел на умиротворенное лицо жены. — А может, и иприт — черт его разберет. Проклятье! Еще бы немного, и Валюта могла бы погибнуть. Ты понимаешь, что это означает?
— Не совсем.
— Это означает, что они меня разозлили, — глухо проговорил он, и я впервые увидела его по-настоящему злым. — С этой минуты я сам начну охотиться на них и достану этих ублюдков, кем бы они ни были. Не стоило им так опрометчиво травить мою Валентину. А если еще, не дай Бог, это отразится на ребенке, я буду отравлять им существование и после их смерти, — процедил он гневно.
— Вы же не верите в потустороннюю жизнь, — не удержавшись, тихо вставила я.
— Не верю, но чувствую, что Там что-то есть, — он внимательно посмотрел на низкий бетонный потолок нашего убежища. — Судя по всему, эти сволочи залезли на крышу и начали пускать газ в вентиляцию. Поэтому-то до Вали дошло быстрее — мы ведь были на первом этаже, а она на втором.
— Как же они на крышу забрались и мы их не увидели?
— А мы смотрели? — с упреком пробормотал он. — Мы с тобой болтали. Они могли даже кран с торца подогнать — мы бы ничего не услышали. А там еще во время ремонта пожарную лестницу приделали. Видимо, после неудачи с наездом они решили убрать меня таким варварским способом.
— И меня, — подсказала я.
— О том, что ты в офисе, им вряд ли известно, — возразил он. — Иначе здесь давно была бы милиция с официальным ордером на твой арест. Небось думают, что ты отсиживаешься в каком-нибудь подвале, ждешь, пока стемнеет. Черт, куда мы вляпались с тобой, а? Даже интересно становится, — он криво усмехнулся. — Ладно, это в данный момент не важно. Сделаем вот что. Эти гады наверняка сейчас обложили офис и наблюдают. И пусть наблюдают. Ты оставайся с Валей, а я выберусь через тоннель наверх в соседнем дворе, свяжусь со своими и попрошу помощи. Нам нужно уходить отсюда, и как можно быстрее. — Он потрогал Валюшин лоб. — Ее в больницу нужно отвезти. Все, я пошел.
Поцеловав жену в щеку, он открыл шкаф, взял фонарик и скрылся за боковой дверью в темноте длинного, узкого коридора, в котором с трудом мог стоять в полный рост. Я снова осталась одна, если, конечно, не считать моей бедной подруги, которая все еще не пришла в сознание. Будильник на столе показывал половину седьмого. Боже, прошло всего-то несколько часов, а уже столько всего случилось! И еще неизвестно, что будет, если эти подонки от нас не отстанут. А я, глупая, томилась без работы. Вот она, пожалуйста, стоящая работенка, самая что ни на есть достойная настоящих детективов! Чтоб ей провалиться… Если уж это начало сезона, то каким будет продолжение? Нас или перестреляют всех к чертовой бабушке, или сожгут вместе с реконструированным офисом, в который убухана уйма бандитских денег. Нет, наверное, все-таки рогоносцы не так уж и плохи, как мы думали. По крайней мере никакого риска и максимум удовольствия — сиди себе на дереве и снимай эротические сцены через окошко. Если в живых останемся, надо будет переговорить с боссом, чтобы срочно менял политику агентства на прямо противоположную. В конце концов, рогоносцы тоже люди и тоже нуждаются в помощи. Я даже сама готова выслеживать неверных жен и пробовать свои силы в видео- и фотопорнографии. Зато никто не обвинит меня в убийстве и не станет травить средь бела дня, можно сказать, в центре столицы запрещенными всеми международными конвенциями боевыми отравляющими средствами. Прямо как в токийской подземке…
Тихий шорох над головой вывел меня из задумчивости. Я посмотрела наверх. Шорох повторился. У босса в кабинете явно были гости. И даже не пытались скрывать своего присутствия. Обнаглели! Мало того, что на крышу забрались, так теперь еще и пришли проверить, умерли мы или нет. Какая редкая бесцеремонность!
Я посмотрела на люк. Он был квадратный, сваренный из толстых листов железа. Закрывался он и сверху, и снизу на массивные железные задвижки, которые боссу изготовили по спецзаказу. Судя по их виду, они должны были выдержать прямое попадание пятитонной авиационной бомбы. Панический ужас охватил меня, когда я, увидела, что задвижка с нашей стороны открыта! Видно, в суматохе мы совсем забыли про нее. Я вскочила на ноги, тихонько подошла к вертикальной лестнице, поднялась по ней и уже протянула руку, чтобы задвинуть засов, как люк вдруг дернулся и резко открылся, а я осталась висеть на лестнице с поднятой рукой, открытым ртом и ужасом в глазах, устремленных вверх…
Их было двое. Оба в специфической униформе бойцов московской службы спасения и оба в респираторных масках. Один держал крышку люка, другой — пистолет с глушителем, нацеленный мне между глаз. Места для маневра у них было предостаточно. У меня же, висящей на лестнице, его не было вообще. Внизу на кушетке с кислородной маской на лице лежала бедная Валентина, которую Родион оставил на мое попечение и за которую я отвечала головой. Их униформа меня ничуть не смутила, ибо где-то я слышала, что настоящие ребята из службы спасения не спасают людей при помощи боевых отравляющих газов и пистолетов, тем более с самодельными глушителями. Видимо, эти сволочи просто переоделись, чтобы не привлекать внимания. У меня не было ни респиратора, чтобы защититься от газа, ни малейших сомнений, что эти люди хотят нас убить и сделают это непременно, если я что-нибудь не предприму. А что я могла в своем нелепом положении? Единственное, что мне удалось, так это ляпнуть, задержав дыхание:
— Ой, а вы кто?
— Вылезай, голуба, сейчас узнаешь…
Один из них, плотный мужичок с большими залысинами, осклабился, нагнулся, схватил меня своей клешней за волосы и резко потащил вверх. Мне было очень больно, очень, но я не издала ни звука, потому что нельзя было вдыхать отравленный воздух кабинета. Я даже отчасти радовалась, что мне сделали больно, еще и потому, что так легче забыться. В тот момент, когда почувствовала ногами пол кабинета, я уже не отдавала себе отчета от Прости. Стиснув зубы, я полоснула негодяя своими когтями-бритвами по первому попавшемуся открытому месту — по горлу, а затем, не останавливая руки, повернулась и ударила того, что держал крышку, тоже разорвав ему кадык. Оба в одночасье потеряли способность убивать. Первый выпустил пистолет, второй крышку, оба свалились, окровавленные, и захрипели. Хорошо, что Валентина была без сознания, а то бы точно умерла от этого жуткого зрелища. Сорвав с лица одного респиратор, я нацепила его на себя, чтобы наконец можно было дышать. Затем, быстро отпихнув их дергающиеся тела от люка, я уже собралась нырнуть обратно, как в дверях кабинета высветился еще один «спасатель» с пистолетом. Он даже не посмотрел, что случилось с напарниками, а с ходу начал стрелять. Упав за дубовый стол Родиона, который бандиты оттащили на середину комнаты, я схватила с пола выроненный пистолет и из-под стола продырявила стрелявшему обе ноги, всадив в каждую лодыжку по две пули. Мерзавец рухнул как подкошенный, и я вогнала ему пулю в грудь. Он затих. Теперь мне уже было все равно — во мне проснулся зверь, и остановить я его не могла. Если бы в комнату вошло еще десять бандитов, я бы убила их всех. Но больше никто не появлялся. Жуткие хрипы орущих за моей спиной ублюдков вернули меня к действительности. Слушать это не было никаких сил. Да и им уже все, равно никакой врач не помог бы. Я повернулась и выстрелила каждому в голову. Они захлебнулись и смолкли. Выждав еще какое-то время, я на карачках подобралась к люку, опустила тяжелую крышку, закрыла задвижку, поднялась, задвинула на место стол и вышла в свою приемную. Мной овладела жажда убивать всех этих подонков, чтобы уже никто не смел покушаться на наши жизни. Для этого нужно было найти тех, кто еще мог находиться в здании. Но сначала надо было выяснить, как они вообще вошли в нашу неприступную крепость. Я подошла к входной двери и ахнула: она была открыта! Нужно будет потом сказать Родиону, чтобы не хвастался, будто эту дверь, восстановленную после памятного взрыва прошлой осенью, можно открыть без ключа только танком — эти сволочи просто вырезали все замки, используя, видимо, инструменты той же службы спасения, для которой, как известно, запертых дверей не существует. Прислушиваясь к малейшим звукам в здании, я подкралась поближе и выглянула во двор. Он был пуст. Только за воротами стоял фургон со знакомой надписью все той же службы спасения. Стекла были тонированными, и понять, есть кто внутри или нет, было невозможно. Ну и Бог с ним. Я пошла на лестницу. Поднявшись на второй этаж, я осмотрела кухню, но никого не нашла, затем поднялась выше, там тоже было пусто, и так, этаж за этажом, комната за комнатой, я обошла весь офис, пока не очутилась в зимнем саду — самой верхней точке нашего некогда великолепного здания.
Здесь все было уставлено бочками, ведрами и горшками со всевозможными пальмами, фикусами, кактусами и прочими декоративными растениями, что создавало иллюзию африканских джунглей — так захотелось Родиону, который сам в джунглях никогда не был и подозревал, что никогда туда не попадет. На всей этой цветущей флоре постоянно сидела и верещала разноголосьем фауна в виде стаи волнистых попугаев, которых босс кормил каждый день и упорно учил разговаривать. Но они его пока не понимали. Здесь был и бассейн с золотыми рыбками. Сделанный в форме капли из мрамора, купленного на деньги небезызвестного продюсера, давно почившего в бозе по моей милости, бассейн был истинным украшением нашего зимнего сада. Родион с Валентиной частенько приходили сюда зимой, садились на маленькую лавочку около воды и часами любовались «живой природой», воркуя о чем-то своем, сокровенном и лишь им одним понятном.
Первое, что мне показалось странным, когда я вошла в сад, была мертвая тишина. Я сначала не поняла причину, а потом до меня дошло. Не было слышно привычного свиста попугаев, никто не сигал с ветки на ветку и не садился на голову. Взглянув на пол, я обомлела: там, задрав лапки кверху, лежали маленькие разноцветные птичьи трупики. Несчастные попугайчики стали, видимо, первыми жертвами этой газовой атаки. Сердце мое обливалось кровью, я плакала, когда собирала бедных мертвых пташек в одно место, чтобы картина не была столь ужасающей, когда сюда войдет еще кто-нибудь. Надо же, помешали этим ублюдкам беззащитные птички, бормотала я, складывая трупики под пальмой. Но ничего, я отомщу за вас, и никто, слышите, никто не уйдет безнаказанным…
Убедившись, что с золотыми рыбками в бассейне ничего не случилось и они все так же безмятежно плавают, виляя своими роскошными хвостами, я, полная благородного негодования, пошла к выходу. Едва взявшись за ручку двери, я мгновенно застыла: под моей рукой она сама собой начала медленно опускаться вниз. С той стороны тоже кто-то хотел войти! И помешать этому я уже не могла. Прятаться тоже было поздно, да и смысла никакого не было. Дверь открылась.
Я увидела незнакомого молодого «спасателя» с ярко выраженной уголовной наружностью. Он был одет, как и положено, в униформу, хорошо сложен, накачан, бритоголов, низколоб, лопоух и имел в руке пистолет с глушителем — в общем, стандартный набор стандартного исполнителя грязных заказов. Приятное исключение, пожалуй, составляла респираторная маска на лице.
Первое, что я сделала, это отключила ему руку с пистолетом, ткнув пальцем по бицепсу, от чего рука повисла плетью, а пистолет упал. И одновременно ткнула пальцем другой руки в ямочку между ключицами, и следующие несколько секунд смотрела, как он стоит, беззвучно открывая рот и выпучив ошарашенные глаза на побагровевшем лице, и страдает от недостатка кислорода. Наверное, попугайчики тоже вот так умирали…
Налюбовавшись, я залепила ему кулаком по узкому лбу, и парень наконец упал, неловко и грузно, отчего все наше хрупкое строение содрогнулось. Не знаю, с чего мне вдруг взбрело в голову его обыскивать, видимо, слава особы, приближенной к частному детективу, не давала покоя. В общем, я наклонилась над распростертым телом и начала шарить по карманам, пытаясь отыскать документы. Мне нужна была хоть какая-то зацепка. И в этот момент почувствовала, что, кроме меня, в узком коридорчике есть еще кто-то. Я даже услышала слабый шорох и даже начала поднимать голову, но было поздно — перед глазами мелькнуло нечто похожее на тень, и голова моя раскололась на тысячу ярких кусочков от прямого попадания в затылок бронебойного противотанкового снаряда или чего-то в этом роде. На несколько мгновений я потеряла ориентацию, оглушенная мощным ударом, и этого противнику оказалось достаточно, чтобы нанести по мне серию бомбовых ударов в область почек, солнечного сплетения и подбородка. Чем уж он там меня дубасил, я не видела, по-моему, рукояткой пистолета и ногами, но эффект превзошел все ожидания — на меня снизошло озарение.
Видит Бог, у меня не было абсолютно никакого желания опять попадаться в чьи-то грязные лапы, чтобы потом, рискуя жизнью и здоровьем, выкручиваться и убегать. Но такова, видать, была моя планида, мне было на роду написано отдуваться за всех и вся, и я давно уже должна была вроде к этому привыкнуть, как, например, к восходу солнца. Но не могла и потому все время удивлялась или возмущалась, когда оказывалась в незнакомом месте, среди людей, не испытывающих ко мне ничего, кроме желания побыстрее прикончить каким-нибудь изуверским способом или сделать мне еще какую-нибудь пакость.
На этот раз, как ни глупо это звучит, я решила сдаться добровольно. То есть не то чтобы сдаться, а так, притвориться, что сдалась, и таким хитроумным способом проникнуть внутрь этой таинственной организации, преследующей нас с упорством безумца, и вызнать ее секреты. Вскрикнув в последний раз, я перестала защищаться, чтобы невзначай не убить своего «Троянского коня», на котором собиралась попасть в стан врага, закатила глаза и свалилась прямо на тело ушастого парня, чтобы не очень больно было падать. Бандит остановился надо мной, шумно дыша, и с ненавистью прохрипел:
— Подохни, сучка…
«Щас!» — чуть не сказала я в ответ, но благоразумно промолчала.
Глаза я открыть не могла, чтобы не рисковать, поэтому полностью положилась на свой изумительный слух, который вполне заменял мне зрение. Негодяй еще потоптался рядом, затем послышался электронный писк — он включил сотовый.
— Алло, это Бегемот, — просипел он со злостью. — Короче, не знаю, сколько тебе там пообещали, но в любом случае этого будет мало… Ты послушай только. Во-первых, они ни хрена не подохли от газа… Не знаю, мы с Ушастым в машине сидели, а остальные пошли внутрь, чтобы трупы забрать, как ты и велел. Понятия не имею, что уж тут произошло, только когда мы с Ушастым зашли потом, все трое, Сашок, Колян и Васек, были уже не с нами… В каком, в каком — в прямом смысле! Пришили их всех, на хер! — Его голос сорвался на отчаянный фальцет. — Не знаю, кто!!! Ты нам что говорил: баба и очкарик! А здесь?! — Он замолчал, тяжело отдуваясь, потом заговорил спокойнее. — Короче, очкарик исчез, только одна телка осталась, я ее отключил, бляха-муха, под ногами вот валяется… Ушастый где? Ты не поверишь, Вялый, но эта сука его отрубила прямо на моих глазах. Одним пальцем, сечешь? А вот так! Сам не поверил, когда увидел… Я следом шел — мы тут все комнаты проверяли — она меня не видела… Ну, я ж не Ушастый, слава Богу, силушку-то не пропил еще… Да, завалил ее враз. Ерунда… Не, не насмерть. А надо бы… Но часик она точно в отрубе пролежит — я свой удар знаю. Как выглядит? — Я почувствовала, что он смотрит на меня, и постаралась выглядеть как можно привлекательнее, не пошевелив при этом ни единой клеточкой. Наверное, у меня все же что-то получилось, потому что Бегемот сказал: — Сука она, короче. Но хороша, стерва! — и смачно сплюнул. — Да не ори ты, сам знаю! В общем, волосы белобрысые, лицо — дух захватывает, ноги — тебе такие и не снились, а грудь — закачаешься. Я ей блузку порвал, а она без лифчика. Достаточно? Как это не та? Та была брюнетка? А эта тогда кто? Вот ептуть… Думаешь, нужно? А с нашими что делать? Лады, сейчас Ушастый оклемается, и все сделаем.
Он отключил телефон и, пробормотав: «Оно мне надо, жмуриков таскать?», стал грубо стаскивать меня с Ушастого, который уже начал тихонько мычать и шевелиться подо мной. Затем Бегемот поставил его на ноги, прислонил к стене и начал хлестать по щекам.
— Просыпайся, хрен Ушастый!
— Му-у, — протяжно ответил тот.
— Болван! — хрясь по морде. — Тупорылый щенок! — хрясь! — Пойдем трупы таскать, слышь?! — хрясь! — Да приходи ж ты в себя, сосунок! Вялый сказал, что долю тебе урежет…
— Что?! — встрепенулся тот сразу. — С какого это?
— Ну ты и сука, — процедил Бегемот. — Давай тащи эту стерву вниз, да надо еще своих загрузить, чтобы следов не оставлять.
— А она живая? — просипел Ушастый, постанывая.
— Дышит вроде.
Он склонился надо мной и процедил:
— Ты все равно подохнешь, стерва, и я буду смеяться на твоих похоронах.
Смотри, как бы не лопнул от смеха, а не лопнешь сам — я тебе помогу, думала я, когда Ушастый, кряхтя и ругаясь, тащил меня на руках вниз по лестнице. Не стану скрывать, мне было приятно. Вообще-то я не могла жаловаться на отсутствие мужского внимания. За всю мою сознательную жизнь мужчины довольно часто носили меня на руках. Правда, перед этим всякий раз или ударяли меня чем-нибудь тяжелым по голове, или усыпляли хлороформом, или травили каким-нибудь ядом. Но потом, надо отдать им должное, все-таки брали меня на руки и куда-нибудь несли. Куда — это уже не столь важно. Самым запоминающимся, пожалуй, был случай, когда меня несли, чтобы уложить в гроб и закопать живьем в землю. Нет, вру, еще мне понравилось, когда меня несли, избитую до полусмерти, завернутую в брезент, обмотанную проволокой, с привязанным к ногам железом, чтобы утопить в сливной яме на какой-то свалке. Самое удивительное, что это все им благополучно удавалось. И каждый раз они не уставали восхищаться при этом моей красотой, что меня вообще всегда приводило в полный восторг. Нет, все-таки нужно признать, есть и в моей работе приятные моменты…