Серия основана в 1999 году
Frederik Pohl
GATEWAY 1976
BEYOND THE BLUE EVENT HORIZON 1980
Перевод с английского
© Frederik Pohl, 1976, 1977, 1980
© Перевод. Д. Арсеньев, 1993
© ООО «Издательство АСТ», 2002
Меня зовут Робинетт Броудхед, но, вопреки своему имени, я мужчина. Мой домашний психоаналитик — я зову его Зигфрид фон Психоаналитик, хотя у него вообще нет имени, потому что он всего-навсего компьютерная программа — по этому поводу получает немало электронного удовольствия.
— Почему вас беспокоит, что некоторые считают ваше имя женским, Боб? — интересуется он.
— Меня это не беспокоит, — бодро отвечаю я.
— Тогда почему вы постоянно об этом твердите?
Он раздражает меня, напоминая о том, что я частенько завожу разговор о своем имени. Я смотрю на потолок с подвешенными мобилями и светильниками, потом в окно. Но на самом деле это не окно, а движущаяся голограмма прибоя на мысе Каена.
Программа Зигфрида фон Психоаналитика очень эклектична, и это частенько заводит меня в тупик. Спустя немного времени я говорю ему:
— Меня так назвали родители, и с этим я ничего не могу поделать. Когда я представляюсь Р-О-Б-И-Н-Е-Т-Т, остальные обязательно произносят мое имя неверно.
— Но вы же знаете, что его можно поменять?
— Если это сделать, — отвечаю я, будучи абсолютно уверен, что прав, — ты заявишь, что у меня навязчивое желание защитить свои внутренние дихотомии.
— На самом деле я скажу, — возражает Зигфрид со своим тяжелым механическим юмором, — что вам совсем не обязательно использовать специальные психоаналитические термины. Я был бы благодарен, если бы вы просто сообщили, что чувствуете.
— Я чувствую, что вполне счастлив, у меня никаких проблем, — в тысячный раз терпеливо отвечаю я. — Да и почему бы мне не быть счастливым?
Так мы часами играем словами, и мне это не очень нравится. Мне кажется, что в его программе заложена какая-то ошибка.
— Скажите мне, Робби, почему вы несчастны? — снова обращается он ко мне. Я ничего не отвечаю, но он упорно настаивает на своем: — Я думаю, вы чем-то обеспокоены.
— Вздор, Зигфрид, — отмахиваюсь я, испытывая легкое отвращение к этому занудному детищу научно-технического прогресса, — ты всегда пристаешь ко мне с этим дурацким вопросом. Меня ничто не беспокоит.
— Нет ничего плохого в том, что ты признаешься, как себя чувствуешь, — вкрадчиво продолжает он.
Я снова смотрю в окно и сержусь, потому что по непонятной причине начинаю дрожать.
— Ты мне надоел, Зигфрид, понимаешь? — наконец грубо заявляю я.
Он что-то отвечает, но я уже не слушаю. Сижу, гадаю, зачем я трачу здесь свое драгоценное время. Если на Земле и есть человек, имеющий все основания, чтобы чувствовать себя счастливым, то этот человек я — Робинетт Броудхед. Я достаточно богат и хорошо выгляжу. Не стар, к тому же у меня Полное медицинское обслуживание. Так что в последующие пятьдесят лет я могу быть любого возраста — по выбору. Живу я в Нью-Йорке под Большим Пузырем — такое может позволить себе только очень богатый и к тому же известный человек. У меня имеются летние апартаменты, выходящие на Тапаново море и на плотину Палисейдс. К тому же все девушки буквально сходят с ума из-за моих трех браслетов — «вылетов». Ведь на Земле не так много старателей, и даже в Нью-Йорке. Поэтому все дико хотят услышать мой правдивый рассказ о том, что там на самом деле в туманности Ориона или в Большом Магеллановом Облаке. Разумеется, я никогда не посещал ни один из этих галактических «курортов». А о том единственном интересном месте, где все же побывал, я не люблю говорить.
— Если вы действительно счастливы, — выждав положенное количество микросекунд, снова заводит свою шарманку Зигфрид, — зачем вы приходите сюда за помощью?
Терпеть не могу, когда он задает этот идиотский вопрос, на который я и сам не могу ответить. Поэтому я молчу, ежусь на матраце из пластиковой пены и пытаюсь снова занять удобное положение. Чувствую, что сеанс предстоит долгий и мерзкий. Ведь если бы я знал, почему мне нужна психотерапевтическая помощь, я бы никогда не обратился к психотерапевту, тем более такому.
— Роб, что-то вы сегодня неразговорчивы, — говорит Зигфрид в маленький микрофон в голове матраца. Иногда для общения со мной он использует очень жизнеподобный манекен, который сидит в кресле, постукивает карандашом по подлокотнику и время от времени насмешливо улыбается. Но я ему сказал, что нервничаю из-за этого. — Почему бы вам просто не поделиться со мной, о чем вы думаете?
— Я ни о чем особенном не думаю, — вздохнув, отвечаю я.
— Расслабьтесь. Говорите все, что придет вам в голову, Боб.
— Я вспоминаю… — говорю я и замолкаю.
— Что вспоминаете, Робби?
— Врата? — неуверенно произношу я.
— Это скорее вопрос, чем утверждение, — с легкой учительской укоризной в голосе говорит Зигфрид.
— Может, так оно и есть. Ничего не могу поделать. Именно это я и вспоминаю — Врата.
У меня есть все основания никогда не забывать Врата. Там я заработал свое состояние, браслеты и все остальное.
Я вспоминаю тот день, когда покинул Врата. Это был, если не ошибаюсь, 31-й день 22-й орбиты. Значит, отсчитывая назад, шестнадцать лет и несколько месяцев с того момента, как я оставил Землю. Тридцать минут спустя после того, как меня выписали из больницы, я получил деньги, сел на корабль и улетел. Я не мог ждать больше ни минуты.
— Пожалуйста, Робби, говорите вслух, о чем вы думаете, — вежливо пристает Зигфрид.
— Я думаю о Шикетее Бакине, — отвечаю я.
— Да, вы упоминали его имя, помню. А что же вы думаете о нем?
Я не отвечаю. Старый безногий Шикетей Бакин жил в соседней комнате, но я не хочу обсуждать это с Зигфридом. Я корчусь на своем круглом матраце, думая о Шики и стараясь не заплакать.
— Вы, кажется, расстроились, Боб, — участливо интересуется Зигфрид.
На это я тоже предпочитаю не отвечать. Шики был единственным человеком, с которым я попрощался на Вратах, и это казалось мне странным. В наших статусах была большая разница. Я, как-никак, старатель, а Шики всего лишь мусорщик. Ему платили ровно столько, чтобы обеспечить плату за проживание, потому что Шики выполнял грязную работу. Ведь даже на Вратах кто-то должен был убирать мусор. Он, конечно же, понимал, что рано или поздно станет слишком старым и больным даже для этой работы. Тогда, если бы Шики повезло, его просто выбросили бы в космос и он там преспокойно умер бы. А если бы не повезло, его, возможно, отправили бы обратно на планету. Здесь бы он тоже умер, и очень скоро, но вначале несколько недель прожил бы беспомощным калекой.