Вот каковы были члены этой подводной секты — но, кроме них, существовали другие.
Существовали другие, еще более чужеродные (те, кого Кроу именовал «выжившими») — оставшиеся из бездны времени, жившие за много тысячелетий до водной фазы, когда на Земле обитали их полупротоплазматические предки и их повелители, и больше никого не было. Одна из таких тварей попыталась напасть на наш «Мореход», и только присутствие профессора Писли, его каменные звездочки и заклинания спасли нас.
Поев и закончив разговор, мы в приподнятом настроении вышли из паба и продолжили путь без происшествий. Кроу вел машину, а мы с Писли удобно устроились на заднем сиденье. Писли свесил голову и задремал — похоже, он окончательно приводил в порядок свои внутренние часы.
Поздно вечером, после того, как профессор завершил свой долгий визит в Британский музей, мы втроем разошлись по комнатам в Блоун-Хаусе и улеглись спать. Впервые — как мне показалось, за много лет — я спал мирно, без сновидений, и даже поскрипывающие за окном деревья мне не мешали.
«Много различных ужасов на Земле, и она заражена ими от начала времен. Они спят под камнем, который нельзя сдвинуть с места. Они восстают вместе с деревом от корней его; они плавают в море, и под землей обитают они в самых глубоких безднах. Одни из них издавна ведомы человеку, а другие — неведомы, но доживают последние дни пред своим ужасным явлением. Самые страшные и мерзкие еще явят себя».
Миновало несколько месяцев — а теперь кажется, что прошли годы. Уж точно, я состарился на несколько лет. Во многое из того, чему я стал свидетелем, почти невозможно поверить. Даже помнить об этом трудно — и вправду образы тают в моей памяти. Дни проходят, и мне все сложнее сосредотачиваться на каждом событии, каждом происшествии, но при этом — парадоксально — кое-что оставило незаживающие раны на поверхности моего сознания.
Возможно, мое нежелание вспоминать об этом — всего лишь процесс заживления, и кто знает — может быть, тогда, когда я выздоровлю окончательно, воспоминания навсегда выветрятся из моей памяти.
Вот именно поэтому — потому что есть очень большая вероятность «забыть» все, что произошло после появления профессора Уингейта Писли из Мискатоникского университета, — я сейчас предпринимаю честную попытку изложить события как можно более безэмоционально в своем дневнике, не нагнетая ужасов.
Возможно, это странное отторжение у меня началось еще до Писли и последовавших за этим ужасов, потому что я замечаю, что даже чудовищные происшествия на борту «Морехода» до приезда профессора начинают стираться из моей памяти, и для того, чтобы воскресить их, мне приходится перечитывать свои записные книжки того времени. Однако это Божья милость. Кто же это сказал, что самое милосердное в мире — это неспособность человеческого сознания оперировать всем его содержимым? Но все же, хотя бы ради того, чтобы случившееся осталось не в памяти, а на бумаге, я должен сопоставить хотя бы несколько происшествий…
Это было в конце августа. Мы — я, Кроу и Писли — осматривали окрестности, стоя на невысоком, поросшем чертополохом и утесником холме. Вокруг постирались болотистые пустоши. Безусловно, я не собираюсь точно указывать координаты нашего местоположения. Достаточно будет сказать, что мы находились «в глуши». Три заросшие сорняками и давно неезженные дороги пролегали по пустошам, и на каждой из них примерно в четырех милях от центра операции были установлены предупреждающие знаки типа «Опасность», «Неразорвавшиеся мины», «Собственность правительства», «Проезд запрещен» или «Танковые учения, ведется огонь!». Эти объявления какое-то время пугали Кроу, но профессор Писли напомнил ему о том, что у Фонда Уилмарта есть связи в высших кругах и даже в правительстве! А для того, чтобы подкрепить письменные угрозы, несколько сотрудников Фонда постоянно обходили периметр участка проведения операции со сторожевыми собаками. Если бы слухи просочились в мир за пределами периметра, последствия могли бы стать катастрофическими.
Не более чем в миле от вершины холма, на котором мы стояли, располагалась середина участка, избранного для проведения операции. Она выглядела до странности пустынной. Там возвышалась большая буровая вышка, вознесшаяся к ясному, но при этом серому небу. Там, под этой зловещей башней, состоящей из свай, балок, тросов и распорок, на глубине четырнадцать сотен футов, в недрах земной коры, в своей древней тюрьме спало одно из тех чудовищ, подобное которым встретилось «Понго» Джордану и его злосчастной «Русалке». То, что хтониец пребывал в плену, было доказано давно: телепат, который первым выследил эту тварь, распознал характерную картину сознания и уловил ментальные образы, говорящие о гигантских размерах. И в самом деле, здесь находился один из громадных низших прислужников Древних, которые, как говорил Писли, «наименее вредоносны из всех узников тюрем, воздвигнутых Старшими Богами».
Несмотря на теплое солнце, послеполуденный ветер, дувший словно бы со стороны буровой вышки, был на удивление холодным. Мы стояли подняв воротники пальто. Писли переговаривался по рации с британским телепатом, Гордоном Финчем, и передавал нам на словах ментальные «картинки», которые тот получал по мере того, как близилась развязка операции. Голос Писли звучал громко и четко. Гигантский хтониец, которого, скорее всего, никто не беспокоил много тысяч лет, начал пробуждаться от своего коматозного сна еще несколько часов назад и становился все более и более беспокойным. Его чудовищное сознание передавало довольно яркие «картинки», и Финч их без труда видел и интерпретировал. Кроу напряженно вглядывался вдаль, прижав к глазам окуляры мощного бинокля. Без бинокля и люди, и техника, двигавшаяся по хитросплетению дорог, проложенных по увядшему серому утеснику и вереску у подножия буровой вышки, выглядели для нас игрушечными, размером со спичечный коробок.
«Лендровер», расшвыривая из-под колес песок и коричневые, жухлые цветы утесника, пыхал голубоватым выхлопным газом, направляясь к подножию холма. По яркой желтой бандане на голове водителя мы признали в нем Бернарда «Понго» Джордана, собственной персоной. Он двигался к нашему наблюдательному пункту, откуда надеялся заснять момент уничтожения твари. Вряд ли между ней и той, которая погубила «Русалку», могла быть какая-то связь — но для Фонда Уилмарта крайне важна была любая информация. После гибели большинство хтонийцев разлагались настолько быстро, что идентифицировать их ткани было практически невозможно. А представители разных видов разительно отличались друг от друга! Важна была даже частота сердцебиения — или биения того органа, который у конкретной твари выполнял функцию сердца. Скорее всего, «Понго» мог заснять фонтан, выброс чужеродных жидкостей, наполнявших тело подземной твари.
За считаные минуты «Лендровер», подскакивая на кочках, взобрался по склону холма к тому месту, где стояли мы. «Понго» развернул машину и поставил ее (не слишком осторожно) рядом с «Мерседесом» Кроу. Едва мотор перестал кашлять, здоровяк йоркширец уже поравнялся с нами. Он достал из кармана джинсовой куртки плоскую фляжку, сделал большой глоток и предложил виски Кроу. Тот с улыбкой отказался.
— Спасибо, нет, «Понго». Я предпочитаю бренди. У нас в машине есть фляжка.
— А вы, де Мариньи? — спросил нефтяник. Хоть он и был крепок и широкоплеч, сейчас его голос звучал нервно.
— Спасибо, да, — ответил я и взял фляжку.
На самом деле, не так уж сильно мне хотелось выпить, но нервозность Джордана была заразна. И удивляться этому не стоило, потому что… что-то было не так… где-то. Мы все это ощущали — это неприятное, гнетущее чувство. Оно просто повисло в воздухе. Что-то наподобие затишья перед бурей.
Голос Гордона Финча послышался громче. Писли включил динамик рации на полную мощность.
— Тварь еще не все осознает, она полусонная, но понимает, что что-то происходит. Я собираюсь глубже проникнуть в ее сознание. Поглядим, что я там увижу.
— Осторожнее, Финч, — поспешно проговорил Писли в микрофон. — Постарайтесь не растревожить тварь своими действиями. Никогда нет уверенности… мы не знаем, на что может быть способно это чудовище.
Примерно с полминуты динамик рации выдавал что-то наподобие слышимой тишины. Затем Джордан напомнил всем нам, что до проникновения осталось шесть минут, и почти одновременно раздался из динамика рации Писли голос Финча, забравшегося поглубже в мерзопакостное сознание хтонийца:
— Это… странно! Более странных ощущений никогда не испытывал. Давление… вес бесчисленных тонн… породы.
Голос умолк.
Писли подождал секунду и порывисто произнес:
— Финч, держись, дружище. Что стряслось?
— А? — проговорил телепат таким тоном, что я почти представил, как он словно бы очнулся от транса. Он заговорил более проворно: — Ничего не стряслось, профессор. Но я хочу проникнуть еще глубже. Думаю, я смогу пробраться прямо внутрь этой твари!
— Я запрещаю это де… — проревел Писли.
— Англичанам нельзя ничего запрещать, — произнес Финч более жестко, чем прежде. — Через несколько минут с этим существом будет покончено, оно исчезнет навсегда — а ведь ему несколько миллионов лет. Я хочу… я хочу узнать!
И снова тишина из динамика рации. С каждой секундой Писли нервничал все заметнее. И вдруг…
— Давление… — прозвучал голос Финча, ставший призрачным, словно в трансе. — Тонны и тонны чудовищного… веса.
— Он где находится? — резко спросил Кроу, не отрывая бинокль от глаз.
— В будке неподалеку от буровой, где пульт управления, — ответил Джордан, и видеокамера у него в руках задрожала. — Все остальные сейчас должны оттуда уйти… все, кроме ребят с буровой… и Финч тоже должен уйти. Как только бур доберется до цели, его зальет жижей, а когда взорвут бомбу…
Он не закончил фразу.
Под «бомбой» он имел в виду гарпун с взрывчаткой, вмонтированный в наконечник мощного бура. Бомба должна была взорваться, как только бур коснется мягких тканей хтонийца, и все тело подземного чудовища должно было разнести в клочья этим взрывом. Финч должен был прервать ментальный контакт до того, как это произойдет.
— Четыре минуты, — сказал «Понго».
— В ловушке! — вновь зазвучал голос Финча. — В ловушке на глубине… ЗДЕСЬ! Ничего не изменилось, но почему я просыпаюсь? Мне нужно только потянуться, расправить мышцы, выгнуть спину, чтобы вырваться, стать свободным — таким свободным, каким я был так давно, когда мог охотиться на мелкую живность… чтобы заглушить эту жуткую жажду их красной…
А-а-ах-х-х-х! Я ясно вижу эту мелочь своим мысленным взором. Я хорошо помню, как ревела и содрогалась земля, когда я обрел свободу! Я помню их тонкие ручки, их волосатые тела, их беспомощные дубинки. Как они кричали, когда я поглощал их.
Но я не смею… НЕ МОГУ освободиться. Невзирая на мою мощь, великая сила держит меня — ИХ мысленные оковы, их преграды… Великих Старших Богов, которые взяли меня в плен давным-давно, а потом вернулись и вновь засадили меня в темницу после краткой свободы, когда растрескалась земля и рассыпались по ней печати.
Я ПО-ПРЕЖНЕМУ в плену, но мало того… теперь мне грозит… опасность?
— Финч! Уходи оттуда! — гаркнул Писли отчаянно в микрофон. — Брось эту тварь, дружище, и уходи!
— ОПАСНОСТЬ! — послышался голос Финча, ставший чужим, странным, хриплым и гнусавым. — Я чувствую… этих, мелких! Их много… надо мной… и что-то приближается!
— Чуть больше двух минут! — выпалил Джордан надтреснутым голосом.
Потом из динамика рации слышалось только хриплое дыхание. Вдруг Кроу воскликнул: