- Джек, - поправил я. – Называйте меня Джек.
Мое русское имя даки при всем старании не могли выговорить, ни полную его форму, ни краткую. Про написание я вообще молчу. Так что я давно стал Джеком, добровольно и по собственному выбору. Только вот мама про это вечно забывала, отчего у учителей в школе создавалось впечатление, что она не помнит, как зовут родного сына.
- Джек! – просиял голливудской улыбкой адвокат. – Себастиан, - и протянул мне холеную, в меру загорелую руку.
Его глаза нашли мои, и... Блин! К этому я не был готов. В его взгляде читалось не плохо замаскированное вежливостью безразличие, а неподдельный пытливый интерес. Неужели мама действительно что-то значит для этого хлыща, одной рубашкой которого можно было бы оплатить наше проживание у тети Люси до конца года?
Ладонь у меня почему-то вспотела, и я попытался незаметно вытереть ее о штаны. Рукопожатие адвоката оказалось под стать всему имиджу – по-деловому крепким, сухим и в меру выдержанным. Серые глаза с прищуром не отпускали мои. Я почему-то смутился и с радостью бросился по зову мамы на поиски вазы. Хлопал шкафами на кухне и украдкой разглядывал гостя, стараясь подметить в нем хоть какой-то раздражающий недостаток. Пусть не думает, что он нас всех тут купил! Это для тети Люси главное, чтоб в карманах водилось бабло. А мне насрать. Я и сам бабла могу срубить, если что. И вообще – мы раньше без него прекрасно справлялись и дальше справимся! Нужен он тут, как рыбе – зонтик!
В боевом настроении я вышел из кухни и треснул на стол пластиковое ведро. Вода плеснулась, и несколько капель шлепнулось в адвокатский кофе.
- Жень, ты чего?! – мама перешла на русский, сделав страшные глаза.
- Ваза, - бросил я. – Другой у нас нету, - и принялся срывать пластик с роз.
- Извини, Себастиан, - захлопотала мама, хватая чашку с котятами. – Я сейчас новый кофе налью.
- Ничего-ничего, - адвокат оскалил белоснежные зубы. – Все нормально. Я не люблю крепкий.
Мама растаяла, а этот тип принялся гнать дальше про традиции варки кофе в тех странах, где ему довелось побывать. Не знаю, что она там из всего этого трепа понимала, - мама у меня в датском не очень. Когда уборщицей ишачишь, то в основном только со шваброй и общаешься.Но сидела с видом внимательной слушательницы - кивала, хихикала, подкладывала гостю печеньки («Домашние, сама пекла») и подгоревший пирог (творение теть Люси). Адвокат отведал того и другого, похвалил и выдвинул на стол бутылку красного – в красивой упаковке с ленточками.
Лицо у мамы так и вытянулось, а я внутренне потер руки. Ага! Вот ты и прокололся, Сева. Козел Бо, к которому мы уехали из России, и с которым четыре года промучились, оказался алкоголиком. Потому мать с ним и развелась. Терпели мы, правда, долго. Мама боялась потерять вид на жительство. Но наконец и у нее нервы не выдержали.
Подруги посоветовали хорошего юриста, и вот в коридорах его-то конторы она и наткнулась на Себастиана и выпускать из зубов редкую добычу не собиралась. Хороший юрист объяснил: Бо нас не бил, а психологическое насилие доказать в суде будет крайне трудно. Поэтому лучший шанс у ма остаться в Дании – это снова выйти замуж. Желательно, за трезвенника. И вот теперь Себастиан приперся с вином!
На кухне тети Люси нашелся штопор, зато вот рюмок, кроме водочных, я не обнаружил и вернулся в гостиную со стаканами. Ничего, переживет адвокат культурный шок. А не переживет – тем лучше. Значит, я больше его благородную морду не увижу. Кстати, о мордах. Напоминает он чем-то Нила Армстронга. Просто создан под шлем. Чтобы скрывал срезанный подбородок. Хотя я, в принципе, против Нила ничего не имею. Да и против Себастиана пока тоже. Вот он, вроде, вина себе плеснул, но только губы в стакан макает – сколько было там, столько и осталось. Зато трындит – как только язык не устанет. Мама, на это глядя, расслабилась и быстренько высосала полбутылки. Щеки у нее расцвели ярче роз, в глазах блеск, ну просто школьница на первом свидании.
За окном совсем потемнело, там, по ходу, назрел серьезный дождь, и Себастиан предложил зажечь свечи. Это даки очень любят, хлебом их не корми, дай свечу зажечь. Ну, я щелкнул «крикетом», и зря – адвокат про меня вспомнил. Тут началось:
- Нравится тебе в Дании? Как дела в школе? Трудно было учить датский? Ты любишь футбол? – и еще прорва всяких чумовых вопросов, которые взрослые задают, когда им хочется наладить отношения с ребенком.
Отвечал я односложно, давая понять, что хочу только одного – чтобы от меня отстали и дали спокойно пожрать пирога. Но мама явно задалась задачей произвести впечатление на потенциального жениха, в том числе за мой счет.
- О, Себастиан, - трещала она, - он так быстро выучил язык! И вообще, мальчик удивительно талантливый. Увлекается космосом, звездами. Ты бы видел, какие книги он читает! Мне в них ничего не понять, даже на русском. Мечтает стать космонавтом!
- Как интересно, - кивает с важным видом надутый тип. – В детстве я тоже очень любил наблюдать за звездами. Помню, отец подарил мне телескоп...
И понеслось. Да мне-то фиолетово, за чем ты там наблюдал, когда я еще не родился – за птичками или за спальней соседей. Главное, вы меня не трогайте. Но нет, как же! Маме все неймется:
- Вот он и сейчас доклад о космосе пишет. Один. В группе-то с ним одни оболтусы и хулиганы, учиться никто не хочет. Вот он и работает за всех.
- Правда? – и снова серые глаза щурятся на меня, будто обнаружили лазейку в законе по налогообложению. – А о чем именно ты пишешь?
- Об «Аполлоне 11», - бросаю я, чтобы Сева отвязался. Обычно достаточно бывает упомянуть что-то, о чем даки ничего не знают, чтобы они отвяли.
- А-а, первый человек на Луне, - понимающе кивает Себастиан. – Огромный скачок для человечества.
Этого я не ожидал. У меня даже рот открылся, и пирог чуть оттуда не выпал – вот смеху-то было бы! А этот гад сидит, губы в улыбочке растянул, и тут еще мама ему голову на плечо. В общем, я психанул.
- Между прочим, - говорю, - это еще неизвестно, кто куда скакал. Может, - говорю, - америкосов вообще на Луне и не было. Они, кстати, сами так заявили. А всем просто показали красивый фильм. И хомячки поверили.
Взял зажигалку и пошел на лоджию. Типа покурить. Ливень только меня и дожидался. Хлынул так, что под крышу залетало. Пришлось позакрывать окошки, только щелку для дыма оставить. Мама сигареты не одобряла, так что делал я это больше ей назло. Думал, прибежит, начнет разбираться, Сева и свалит от семейки со стаканами и дурными привычками. Но она осталась.
Музыку, видно, подкрутили, потому что она стала пробиваться через шум падающей на крыши воды. За запотевшим стеклом плавно двигались в такт блюзу две тени – длинные в свете свечей и редких молний. Я щелчком отправил окурок в мокроту. Когда это мама в последний раз танцевала? И если она танцует – значит, ей хорошо? С ним хорошо, с этим адвокатом? И чего мне теперь делать? Тут сидеть, пока он не уйдет, или пока меня молнией не треснет? Или зайти в тепло и чувствовать себя дебилом?
В пластиковую перегородку лоджии что-то стукнуло. Я вздрогнул и чуть не слетел с табуретки: в окно сунулась волосатая лапа соседа.
- Эй, огонька не найдется?
По ходу, дождь и турецкий темперамент остудил. Я молча вложил в смуглые пальцы зажигалку. Рядом шумно затянулись. Блин, глючит меня, или у соседа курево с чудо-травой? Поразмыслив, я робко высунул нос в щель:
- Не угостишь?
Перед моей физиономией возник подмоченный дождем «фак».
- Рано тебе еще, - закашляли за перегородкой.
Мля, кругом облом. И вот именно этот момент мама выбрала, чтобы шагнуть на балкон и радостно сообщить:
- Жень! Себастиан приглашает нас в Обсерваторию!
[1] Луна по-датски - Måne
В обсерваторию мы в тот раз так и не попали. Конечно, мама потом сказала, что это я во всем виноват. В общем, отчасти оно, конечно, так. Но только отчасти. Потому что я же не специально! И вообще, не надо было человека доводить.
Пилить мать меня начала еще тем вечером. На следующий день вернулась от знакомых тетя Люся, и после школы они продолжили – уже в два смычка.
- Наркоман! – стонала ма, капая сердечное в чашку с котятами. – Где ты достаешь эту дрянь? И откуда у тебя на нее деньги?
- Раз уж тебе обязательно надо было обкуриться, - нехорошо блестела золотым зубом тетя Люся, - то почему в такой день? Ты же мне обещал! – и замахивалась поварешкой.
Я пытался уклониться от орудия женской мести и объяснял про соседа. Мне не верили и даже вещи перерыли - всю синюю спортивную сумку, в которую я покидал свое добро, когда мы среди ночи от Бо уматывали. Конечно, ничего не нашли. Что я, дятел, что ли, дурь дома хранить? Особенно после того, как Бо однажды спер у меня косяк.
- Нет, ты признайся, это сосед тебе продает? – наседала тетя Люся, не забывая помешивать борщ. – Знаю я их, этих муслимов. Алкоголь не пьют, свинину не жрут, а как гашиш-анаша, это вам пожалуйста. Это он, чурка-паразит?
- Он не продает, - оправдывался я. – Он просто сам вчера курил. Это его ма унюхала, я тут не при чем.