— Она объяснила, что это новенькие, наших городских дел не знают. Сейчас она их отзовет, — разворачивая газету, произнес Дима.
Кланяясь, буфетчик пошел к выходу и уже в дверях робко заметил:
— Мне севрюгу ребята прислали, пальчики оближешь. Я распоряжусь, чтобы вам на обед приготовили. Со свежими овощами, как вы любите…
Не обращая на него никакого внимания, Дима нажал кнопку переговорного устройства и распорядился:
— Галочка, скажи, чтобы оставили два билета Прохоровой на сегодня. Кроме того, понадобятся три или четыре места в четвертом ряду. Это для москвичей. Но я не знаю, сколько их будет и сам встретить не смогу. Организуй достойную встречу — договорились?
— Не беспокойтесь, Дмитрий Павлович, сделаем в лучшем виде, — донеслось из переговорного устройства.
— Я у себя, — сказал Дима и отключился.
Поднявшись с кресла, он вышел в приемную, и секретарша, быстро открыв блокнот, приготовилась писать.
— Машина мне нужна на четыре, — сказал Дима. — А пока собери мне администраторов.
После этого он отправился в гримерную комнату и, отклеив пластырь, показал царапину на лбу:
— Танечка, можно как-нибудь это загримировать?
— Садитесь, Дмитрий Павлович, — вежливо проговорила та и ловко загримировала царапину.
— Сами понимаете, Танечка, — сказал он, — сегодня в театр придут такие люди, что мне обязательно нужно быть в форме.
Она понимающе кивнула.
Жена встретила его как всегда накрахмаленной скатертью и обильным ужином. Когда Дима одолел свою порцию, она, держа в руках сковородку, предложила:
— Хочешь добавку?
Он покачал головой.
— Устал, милый? Болит? — заботливо спросила Маша, кивнув на его лоб.
— Да, устал немного, день был хлопотный. Пойду, прилягу, что-то спать хочется.
— И телевизор смотреть не станешь? — удивилась жена. — Новый фильм сейчас будет. Для полуночников — то, что ты любишь, с голыми девицами.
— Нет, нет. Пойду спать. Спокойной ночи. — Дима поднялся и, поцеловав жену, отправился в спальню.
Постель уже была расстелена. На тумбочке горел ночник, рядом стоял высокий стакан с водой и лежал толстый роман, который Дима читал на ночь. Он с нескрываемым удовольствием улегся в постель и потянулся. Взял в руки книгу, раскрыл ее и… зевнул. После чего положил книгу обратно на тумбочку, выключил свет, завернулся в пуховое одеяло и закрыл глаза. Через мгновение он уже спал. И видел сон.
Он был как-то странно одет — в черный спортивный костюм, а на голове — вязаная лыжная шапочка.
Войдя в подъезд какого-то чужого дома, он поднялся по лестнице и остановился возле лифта. Подъезд был грязный и темный, но это его совершенно не смущало.
Вдруг стукнула входная дверь, и Дима насторожился. Вошли двое парней с большими сумками, и он бесшумно сдвинулся в сторону, чтобы его не заметили. Затем пропустил какого-то подвыпившего мужчину, подумав, что, раз где-то выпил, значит, вернулся без денег. Еще одна припозднившаяся дама внушала определенные надежды, но тут, как назло, спустился на лифте мужчина с собакой, и пришлось отступить.
Еще через полчаса вновь хлопнула входная дверь. На этот раз в подъезд вошла женщина средних лет. Дима надвинул шапочку на лоб и затаился. Когда женщина, неуверенно поднимавшаяся по ступенькам, поравнялась с ним, он внезапно схватил ее за горло и поднес к ее глазам нож.
Откуда у него взялся этот нож?
Он продолжал с изумлением наблюдать за собой как бы со стороны. Как он может все это делать — пусть даже и во сне?
В глазах женщины плеснулся ужас. Она хотела закричать, но он сжал ее горло и прошептал:
— Молчи, дура, а то убью!
И нож зловеще блеснул перед ее глазами.
Дима вырвал у нее из рук сумку, порылся в ней и, найдя кошелек, сунул его в карман. После чего схватил ее за руки, стащил с пальцев оба кольца и с угрозой в голосе потребовал:
— Снимай серьги, быстро!
Она дрожащими руками дотронулась до ушей, но у нее ничего не получалось. Он сам начал сдирать серьги, и женщина от боли закричала. Тогда он поднес нож к ее горлу, поставил ее лицом к стене и тем же зловещим шепотом проговорил:
— Ни слова, если хочешь живой остаться. Пикнешь — и тебе конец. Брюхо вспорю.
Она вздрогнула и замолчала.
Дима на цыпочках вышел из подъезда и побежал по улице, удивляясь, что хорошо знает, куда ведут эти старые переулки. Через какое-то время он остановился, чтобы перевести дыхание, стащил с себя лыжную шапочку, спрятал нож, вынул деньги из кошелька, а сам кошелек выбросил в урну.
Дойдя до метро и спустившись по эскалатору на станцию, он проехал две остановки и снова вышел на улицу. Свернув налево, нырнул в такой же темный переулок, в каком только что был, натянул на голову лыжную шапочку и проскользнул в подъезд.
Встав под тусклой лампочкой, Дима обследовал трофеи, отнятые у дамочки, и, пересчитав деньги, брезгливо поморщился: всего полторы тысячи рублей и триста долларов. И это все? Он разочарованно повертел в руках серьги и небрежно засунул их в карман.
В этом подъезде ему долго не везло. Мимо него прошли несколько пожилых людей, потом стайкой пробежали наверх дети, и он боялся, что они обратят внимание на незнакомца в подъезде. Но его никто не заметил.
Вдруг к подъезду подкатило такси, и оттуда, хохоча, вывалилась пьяная парочка. Это были его клиенты, и он тут же полез за ножом.
Первой в подъезд влетела дамочка с охапкой цветов. За ней ввалился парень, с трудом державшийся на ногах.
Дима смерил парня пристальным взглядом с ног до головы и решился. Он пропустил женщину, а мужчину привычным приемом схватил за горло и показал ему нож:
— Скажи своей бабе, чтобы молчала, иначе я тебя порежу.