Ощущение падения куда-то…
Пашка проснулся рывком, судорожно дёрнулся. Может, и сшиб бы что-нибудь — но в палатке сшибать было нечего, да и в спальном мешке особо не побушуешь. Потёр глаза, нащупал мобильник — еще нет и семи утра. Вот блин, и не уснёшь ведь теперь…
Голова чуток гудела — с настойками вчера явно перебрали. Потом появился самогон, по заявлению изготовителя — чистейший, как слеза младенца, потом кто-то приволок котелок глинтвейна… Утихомирились, кажется, только часа в два. Впрочем, голова именно что гудела, но не болела — значит, самогон и правда был хорош. Опять же, на свежем воздухе…
В щели у полога палатки пробивались солнечные лучи — июль, светает рано. Пашка расстегнул змейку на спальнике, сел, нащупал сапоги. Можно не торопясь сходить в туалет, да и умыться заодно, пока у баллонов с водой не началось столпотворение — ребята говорили, что в прошлом году на этом фестивале так и было. Ну правильно, ухмыльнулся он — часам к девяти все и начнут просыпаться. Вон, сопят сейчас и в ус не дуют.
Пашка надел красноармейские бриджи, натянул сапоги. Выудил из спортивной сумки полотенце и зубную щетку и выскользнул из палатки.
Он почти искренне считал себя военным реконструктором, хотя, положа руку на сердце, мог называться таковым с большой натяжкой. В эту своеобразную, но довольно модную сферу хобби 23-летний Пашка попал, можно сказать, «по разнарядке»: одна из питерских ассоциаций, богатая техникой и частенько устраивающая шоу-фестивали, периодически приглашала в свои ряды всех желающих, и года полтора назад Пашка решил попробовать себя на этом поприще — благо этим увлекались знакомые ребята.
Хобби затянуло. На волнах патриотизма и памяти о войне, захлестнувших страну в последнее время, оно открыло парню совершенно новые горизонты. Он, одетый в историческую военную форму, с удовольствием участвовал в интерактивах, стоял в почётных караулах, посматривал свысока на ровесников, увешанных «георгиевскими ленточками», фотографировался с довольными детишками, ну а участие в военных реконструкциях поднимало на вершину блаженства. Пашка даже наклеил на свою машину популярные надписи «спасибо деду за Победу» и «я помню, я горжусь», считая, что именно сейчас он вправе это сделать — не абы кто, реконструктор.
Справедливости ради, спасибо он должен был бы сказать не деду, а прадеду — дед родился в сороковом, а прадед Павел Петрович, в честь которого Пашку и назвали, так и пропал без вести в самом начале войны. Пашка периодически порывался поискать информацию о нём, благо немалая часть архивов уже открылась и свободно лежала в интернете, но всегда находилась куча очень важных дел, вроде встречи с друзьями, нового фильма или чего-то подобного, и поиски традиционно откладывались «на потом».
Сюда, в Подмосковье, на крупный фестиваль Пашка приехал впервые — одноклубники-то тут уже бывали. Здесь собралась почти тысяча человек со всей России, да и не только — в некоторых клубах были и иностранцы из Европы и даже Америки, не говоря уж об украинцах и белорусах. Вчерашний день был посвящен подготовке, а сегодня уже планировалась масштабная реконструкция — с танками, пушками, авиацией и взрывами.
Танки были уже здесь — выстроились двумя шеренгами, по обе стороны от дороги. Тут стояли и привычные Т-34, и СУ-100, реплика «Тигра», несколько киношных Т-IV, переделанных из каких-то советских танков, бронетранспортёры «ханомаг»… Да чего тут только не было!
Пашка неторопливо шёл мимо шеренги техники, отмечая для себя, что надо бы не забыть сфотографироваться рядом с этим… и с этим тоже… Да, планов — громадьё.
Лагерь понемногу оживал — люди просыпались. Навстречу попался патруль — трое в форме НКВД, потребовал документы, и Пашка протянул пропуск на фестиваль, сделанный в виде красноармейской книжки. Старший патруля, мельком глянув фото в книжечке, козырнул, и патруль пошёл дальше.
Кстати, патрули же следили и за алкоголем — спиртное на фестивале не приветствовалось, хотя всем прекрасно было известно, что главное — не попадаться. Кстати, кажется, вчера вечером кого-то отловили и вышвырнули с территории — ну и правильно, подумал Пашка, нечего было бузить.
Вот и шлагбаум, отгораживающий «историческую» зону от хозяйственной. Тут тоже патруль, на этот раз в форме фельджандармерии, с начищенными горжетами на груди. Эти тоже проверили документы, козырнули, и Пашка наконец-то пошлёпал к туалету.
Когда он вернулся в палатку, ребята уже вставали. Лёха, замещающий в этом выезде командира клуба, говорил, почёсывая щетину на подбородке:
— Построение в десять. Мероприятие в двенадцать. Обязательно наберите воды, синоптики обещают жару. На построении быть в полном обвесе и с железом…
Пашка тоже уже перехватил этот чисто реконструкторский жаргон: железо, дудка, трещотка, что угодно — но только не «оружие». Законы довольно строги, а охолощённые бывшие винтовки с зашпиленными стволами и полуспиленными упорами на личинах оружием уже не являются. Зачем провоцировать полицию? Именно поэтому же холостые патроны именовались исключительно «гвоздями».
— А сколько гвоздей дадут? — поинтересовался он.
— Обещали по коробке на трёху, по две на «свету», по автоматике пока не знаю, — бросил Лёха. — После построения и подписания тэ-бэ.
Коробка — это двадцать патронов. Двадцать патронов на трёхлинейку — очень неплохо. Те, у кого СВТ, значит, получат сорок…
Своей винтовки у Пашки не было, как, впрочем, и у большинства «рекрутов» — макетами вооружения обеспечивал клуб. Из всех присутствующих только у Лёхи и его зама Олега были свои СВТ — предметы зависти всех остальных. «Рекрутам», а их, считая Пашку, было двенадцать, достались трёхлинейки разной степени потрёпанности, многие были переделаны из выкопанных по болотам ржавых остатков и восстановлены умельцами. Акты эспертизы, подтверждающие, что это всего лишь макеты, не являющиеся оружием, лежали в Лёхиной полевой сумке.
Впрочем, Пашка всё равно отчасти гордился: обмундирование у него было не «клубным», а уже своим — обзавёлся за полтора года. Из остальных трое были в послевоенных штанах, похожих на «правильные» бриджи разве что при беглом взгляде, двое — в перешитых «вохровских» гимнастёрках, почти у всех на поясе висели послевоенные фляги с крупной резьбой на колпачке. На небольших местных мероприятиях это считалось «не комильфо», но на массовых фестивалях большинство подобных недочётов никого не интересовали. Да и что греха таить — кирзачи были современными абсолютно у всех, кроме тех же Лёхи и Олега. Но кто будет смотреть на рисунок на подошве? Массовость — наше всё.
Фестиваль набирал обороты. Кажется, только позавтракали — и вот уже на интерактивные площадки повалили зрители, поднялся гвалт, детишки лезли на «Тигр», кто-то презрительно фыркал в сторону лагеря реконструкторов американской армии, кто-то фотографировался с «немцами», два старика что-то обсуждали, показывая на Т-34…
А на пригорке, метрах в трёхстах, возвышались белокаменные фигуры мемориала защитникам Родины. Лёха смотрел на них, отгороженных стеной из танков с крестами, и в голове навязчиво крутилось читанное в интернете, язвительно-циничное:
История — штука тонкая, вспомнил Пашка строки из того же стишка. Ну ничего, ведь мы, реконструкторы, как раз и храним историю. Важное дело нам доверено…
Ближе к полудню трибуны уже были заполнены зрителями. Реконстукторы же потянулись на поле — занимать места на позициях. Траншеи откопаны по всем правилам, зигзагом, в несколько рядов, укреплены деревянными столбиками и горбылём. Тут же обосновались артиллеристы — несколько позиций, чуть дальше — командный пункт, в тылу еле видны бронеавтомобили, которые пойдут в контратаку…
На поле тут и там торчат отметки в виде зелёных пластиковых ёлочек — это обозначены закладки пиротехники, к которым ни в коем случае нельзя приближаться, пока они не сработают.
Солнце палило нещадно — становилось всё жарче, и Пашка добрым словом вспомнил Лёху, велевшего набрать воды. Многие в ожидании спрятались за кромку траншей, в тенёчек. Фляги пустели довольно быстро.
Голос диктора был еле слышен, и ориентироваться приходилось на команды, передаваемые по цепочке бойцов.
— Идут… Идут!
Вот и приземистые силуэты «ханомагов», за ними — цепь солдат в серовато-зеленой форме. Рукава закатаны — «немцам» сейчас гораздо жарче, у них мундиры суконные… Команда — и начинается винтовочная пальба, басовито рычит пулемёт на фланге.
— Залегли, пиротехника! — проносится по траншее. Ага, значит, сейчас будет имитация минометного обстрела. Зрителям сверху хорошо видно, как «немецкие» расчёты разворачивают свои шайтан-трубы… а вот отсюда не видать. А может, можно увидеть?
Пашка высунулся из траншеи аккурат в тот момент, когда сработала закладка.
Звуковой удар был не очень сильным, сверху сыпануло землёй… но парню показалось, будто его ударило мощной волной раскалённого воздуха.
Темно… Интересно, почему?
Пашка с трудом разлепил веки. Голова трещала так, словно вчера были выпиты литры спиртного с понижением градуса.
Лес. Он в лесу — потому и кажется, что темно, особенно после яркого солнца. Но… стоп? Что за лес, откуда? Что я тут делаю? И где все?
Парень с трудом приподнялся на локтях, поёрзав, опёрся спиной о какое-то дерево. Пошарил рукой — так, вот она, винтовка. Отлично, а то Лёха голову оторвёт. Каска… на месте. Тощий вещмешок — тут, за спиной. В левой руке зажаты три холостых «гвоздя» — ну правильно, он как раз собирался дозарядиться.
Контузило взрывом пиротехники? Наверное… Куда меня отволокли? И почему тут бросили? И где — «тут»? На территории фестиваля был перелесок, но совсем небольшой, с густым подлеском — а тут подлеска очень мало. И уже… темнеет? Сколько я провалялся? Реконструкция началась в полдень!
Пашка попытался приподняться, но рука сорвалась, и он рухнул на землю, заодно приложившись краем каски о что-то твёрдое…
Очнулся от холода. Было довольно темно, но, судя по свету меж ветвями деревьев, где-то совсем недалеко есть открытое место. Пашка лязгнул зубами… и понял, что голова совершенно не болит — она была чистая и ясная.
— Шуточки, — пробурчал парень, уверенно вставая. — В следующий раз, блин, сам кого-нибудь из вас ночью в лес отволоку…
Злость прибавила сил — шутка, действительно, была неудачной. Небось, собирались прийти за ним с утречка, ещё и поиздеваются, где он провёл целый день фестиваля… А вот фиг вам.
Пашка встал, с удовольствием понял, что чувствует себя совершенно отдохнувшим. Снял каску, нахлобучил на голову пилотку. Сбросив вещмешок, приторочил каску к нему. Забросил винтовку на плечо.