Некоторые курганы окружены своеобразными сооружениями, похожими на оборонительные. Они наиболее мощны у самого большого кургана. Этот курган окружен небольшим рвом и насыпью. Время сильно сгладило их очертания. В 50 метрах от рва есть кольцо из бойниц-засидок, точно таких же, из которых состоит черная ограда. Только плитообразные камни засидок крупнее и выше. К кольцевой системе бойниц примыкает маленький курган, сложенный из камней и расположенный к югу от большого кургана. И наконец, кроме линии бойниц имеется еще дополнительная, охватывающая курган полукольцом с востока. Такие же рвы и кольца бойниц окружают второй, рядом расположенный курган. Третий большой курган имеет несколько иную систему укреплений. Тут засидки устроены с восточной стороны в два следующих друг за другом полукольца. И наконец, самый ближний к реке курган укреплен бойницами в виде прямой линии с западной стороны. Высокие фронтальные камни этой линии тоже обращены к востоку.
Все без исключения курганы разграблены. Следы работы грабителей сохранились отчетливо, будто раскопки произведены недавно. Они носили планомерный и обдуманный характер. Камни отбрасывались с одной стороны, с самого основания кургана (то есть раскопка велась не сверху, а снизу), пока подкоп не приближался к центру основания кургана, а сверху не образовывалась глубокая воронка. Раскопка курганов так же, как и их строительство, были по силам только значительному количеству людей.
Вокруг курганов открывалась величественная панорама пустыни. За рекой виднелась обширная подгорная равнина, справа за ней — Заилийский Алатау с мощными снеговыми вершинами, чуть левее от него горы Сюгаты, Улькунбогуты и Турайгыр с полоской Сюгатинской равнины у подножия; с правой стороны курганов — удаляющиеся к западу острозубчатые и скалистые вершины гор Чулак, с левой — продолжение этих гор, горы Матай, Алтынэмель и Токсанбай, смыкающиеся с самим массивом Джунгарского Алатау; прямо на западе синели горы Улькункалкан и за ними хребет Катутау. Пустыня задернута легкой дымкой, ее очертания нежны, без контрастных переходов, расцвечены нежными голубыми, сиреневыми и розовыми тонами. Здесь в молчании безлюдной пустыни живо представляются пышные похороны степных царей, вереницы обездоленных рабов, религиозные обряды и кровавые стычки у стен бойниц, и над всей этой картиной бог пустыни — неподвижно повисшее в небе горячее южное солнце.
Ущелье Челбыр, близ которого расположены курганы, оказалось неинтересным, безводным. Не нашел я там и наскальных рисунков. Только один рисунок, очень напоминающий толстого и пузатого каракурта, был высечен на камне, на большой скале, свалившейся с вершины в ущелье; какой-то путешественник поставил свои инициалы и дату: «1 мая 1913 года». Эта надпись свежа, совсем не загорела и будто нанесена только вчера. Что значит этот срок для жизни камня!
В ущелье Ащи-Су ехали неохотно, как всегда заполнив бачок до горлышка речной водой и зорко ее оберегая: название ущелья Ащи-Су — «соленая вода» — не предвещало ничего хорошего. Вот и само ущелье, с громадными скалистыми склонами, каменистыми осыпями и разбросанными по долине камнями. По склонам и в распадках небольшие тенистые рощицы диких яблонь. Но воды в ущелье, даже соленой, нигде не было.
На яблоньке громко стрекочет хвостатый кузнечик. Подлетает каменка, и кузнечик тотчас же смолкает. По каменистой осыпи карабкаются и квохчут кеклики. На краю камня большой богомол правильными рядами откладывает яички, окружая их пенистой, быстро затвердевающей на воздухе массой. Каменка упрямо крутится на ветке яблоньки, и, когда хвостатый кузнечик, не выдержав длительного молчания, разражается громкой трелью, на него тотчас же бросается птица. От удара клювом во все стороны летят длинные ноги и крылья.
Возвращается Николай. Ему пришла мысль проследить по кекликам, где находится вода. Но прекрасные бегуны — неплохие летуны: они за много километров удаляются от водопоя, и, кроме того, покидая горы, забираются и в пустыню, совершая там набеги на саранчовых.
Проходя по ущелью, я наталкиваюсь на едва заметную тропинку. Она ведет направо по перевалу. За перевалом в одном из многочисленных ответвлений, под большой красной скалой зеленеет полоска травы и доносится журчание маленького ключика. Вода в ключике совершенно прозрачна и без привкуса соли. Находка кстати. Но что интересно: вблизи ключика целые «альбомы» с каменными «страницами».
Вот опять странные знаки и первое изображение быка. Те же козлы, бараны и верблюды, комичные, с утрированно длинными шеями и высокими горбами; фигура из маскарадной охоты, но уже условная, стилизованная; стрелки из лука в различных позах; верховой, тянущий на аркане дикую или одичавшую лошадь; олень. Одно изображение непонятное: стрелки из лука, одетые в широкополые шляпы, держат луки древком к себе, тетивой от себя. От стрелка к добыче тянется нить. Что это? Условность или неизвестный нам способ охоты, допустим стрельба вместо стрелы гарпуном? Вообще говоря, таким способом можно стрелять в добычу из засады на близком расстоянии. Такая же нить видна и на рисунке, изображающем охоту на верблюда.
На небольшом камне выбиты несколько собак, по фигуре мало чем отличающихся от волков, и ряженый, едущий на быке. Рядом козлов и быков преследует охотник с луком. Фигуры быков весьма своеобразны. В грубой форме подчеркнуты характерные особенности животного: длинный тонкий хвост, узкий зад, могучая грудь и плечевой пояс и своеобразные рога, изогнутые и наклоненные книзу. Это несомненно так называемый древнерусский тур — животное, жившее несколько столетий назад и ныне исчезнувшее. До сего времени изображения древнерусского тура найдены только в Западной Европе. Теперь же, судя по рисунку, мы можем говорить о том, что когда-то область распространения этого животного была более обширной.
Дикие верблюды, ручные барсы, красные волки, волкообразные собаки, маралы, сайга и, наконец, древнерусский тур — сколько здесь материала, интересного не только для археолога, но и для специалиста-зоолога. По наскальным рисункам можно составить представление об изменении животного мира пустыни, о когда-то живших и ныне исчезнувших зверях.
Недалеко от ручья на отдельном камне высечено изображение козла. Оно исполнено с необыкновенным изяществом и поражает высокой художественностью.
Рано утром звон камней каменистой осыпи заставляет высунуть из полога голову: по склону горы бредет стадо молодых горных козлов. Некоторые козлята резвятся, на ходу бодаются, гоняются друг за другом. Они начали самостоятельную жизнь, отбившись от маток на время гона.
Едва исчезли козлята, как раздался звучный флейтовый крик ворона. Проснулись белоголовые сипы, выскользнули из ниш, разукрашенных белыми пятнами, и поплыли в воздухе навстречу солнцу.
Восточнее ущелья Ащи-Су, с того места, где горы Чулак переходят в горы Матай, по направлению к горам Улькункалкан тянется полоса лёссовидных суглинков, местами прерываемая щебнистой пустыней. По ней разбросаны маленькие оазисы, из зарослей ив, лоха, джингиля и других мелких кустарничков. Это и есть Мынбулак, или, в переводе на русский язык, «Тысяча ключей». Иногда на сухом месте близ ключей растут тростники и небольшие саксауловые заросли вперемежку с разнолистным тополем. Каждый оазис — маленький мирок, населенный своими обитателями. Сюда ночью приходят на водопой джейраны, из-под кустов выскакивают зайцы, на деревьях вьют гнезда миниатюрные горлицы, меж холмов мелькает рыжая шубка лисы, а по буграм всюду пестреют холмики многочисленных колоний больших песчанок. У одного из ключей и был раскинут наш бивак. Здесь предстояло много дел. Надо было познакомиться с миром насекомых оазисов и выяснить полезных и вредных для древесной растительности.
По утрам над ключом раздавались крики чернобрюхих рябков. Стремительные птицы описывали несколько кругов вокруг оазиса и, слегка планируя, садились на край лужицы. Несколько секунд птицы совершенно неподвижны, и только их головки осторожно поворачиваются в стороны, старательно разглядывая, нет ли чего подозрительного. Потом, семеня короткими шажками маленьких ног, подбегают к воде, жадно льнут к ней, быстро, не отрываясь, напиваются, взлетают и с чеканящим криком уносятся вдаль.
Иногда раздавался более мелодичный крик саджи — другой характерной птицы пустыни, похожей на чернобрюхого рябка. Ноги саджи почти без пальцев и напоминают маленькие копытца, из-за которых птицу еще называют копыткой. Если чернобрюхий рябок на зиму улетает к югу, то копытка остается на месте. В это время она собирается большими стаями, совершая перекочевки. Известны случаи, когда в годы массового размножения стаи копытки залетали далеко от родной пустыни в Европейскую часть СССР до Архангельска, в Англию, Данию. Кое-где, в частности на песчаных дюнах Дании, саджа пыталась даже гнездиться.
Иногда с гор прилетали сизые голуби. Они были более осторожны: долго летали вокруг оазиса, садились вдали от ручья, приближались к нему осторожно, тревожно поглядывая вокруг.
Переезжая с одного ключа на другой, мы однажды обнаружили в коляске мотоцикла мертвую домовую мышь. На стоянке привлеченный запахом продуктов грызун забрался в машину и отправился с нами путешествовать. По-видимому, на первом же ухабе размытой селем дороги наш пассажир был раздавлен вещами.
Домовая мышь обитает в степях и пустынях Советского Союза в диком состоянии и ведет независимый от человека образ жизни «вольного» животного.
Близ оазисов на земле часто белеют рога и кости джейранов — следы охоты волков. Один из занятых нами ключей, по-видимому, служил приютом для серых хищников, так как в первую же ночь с ближайшего холма раздался громкий вой волчицы, к которому присоединилось нестройное тявканье волчат.
Самый крайний ключ, различимый в бинокль, находится примерно посредине дороги к горам Калканам, недалеко от нас километрах в двадцати, и мы, не торопясь, выезжаем к нему после обеда, рассчитывая доехать до захода солнца. Но нас ожидала неудача: в покрышку вонзилась большая колючка от лоха и проколола камеру. Починка камеры отняла много времени, и, когда все было закончено, солнце уже спустилось за горизонт. Пришлось ехать со светом.
Обычно после жаркого дня в пустыне быстро наступает прохладная ночь. В полосе света вспыхивают яркими комочками ночные бабочки. В неподвижном воздухе маленькими искрами загораются, собравшись роем, комарики и ударяют в лицо, как мелкий песок, принесенный порывом ветра. Перебежала дорогу большая фаланга и, увидев машину, повернулась, встала в позу обороны, шевеля острыми челюстями. Иногда из-под колес вспархивают заночевавшие жаворонки и растворяются в темноте. Теперь понятно, почему на дорогах в пыли встречаются маленькие ямки. Оказывается, на ночь жаворонки на чистом месте выкапывают для себя небольшое углубление.
Потом, ослепленный светом, странно подскакивая кверху и меняя направление, запрыгал в замешательстве тушканчик, взмахивая, как белым платочком, длинным хвостом с кисточкой белых волос на конце. Зверек обладал весьма забавной внешностью и сильно напоминал кенгуру. Поймать тушканчика трудно, настолько он стремительно и неожиданно поворачивает в разные стороны. Хвост тушканчика — своего рода опора, третья нога, регулятор резких поворотов, и, наконец, хорошо видный в темноте обманчивый ориентир для того, кто вздумает погнаться за грызуном. Взмахнет «белый платочек» в одну сторону, а сам тушканчик свернет в другую.
Через дорогу перекатывается темный шарик. Это ушастый еж. Можно уверенно останавливать машину и идти его разыскивать. Он не станет спасаться бегством и, свернувшись в клубочек, застынет на одном месте. Ушастый ежик заметно меньше обыкновенного европейского ежа, обитателя леса. Большие ушные раковины свидетельствуют о том, что на открытых пространствах пустыни ежик пользуется для поисков пищи, (насекомых) не только обонянием, но и слухом. Колючки у этого вида, по сравнению с лесным ежом, не столь жесткие, а само животное так доверчиво, что через несколько минут пойманный ежик развертывается, показывая забавную остренькую мордочку с любопытными черными глазками-бусинками. На следующий день после поимки ежик становится совершенно ручным, но, сколько бы его ни держали в неволе, всегда спит днем, а с наступлением ночи поднимает в комнате громкий шум и возню.
В пустыне часто встречаются шкурки ежей, свернутые плотным шариком. Это следы охоты лисы и хищных птиц. Съев добычу, они оставляют только одну колючую кожу, мышцы которой, сокращаясь, сворачивают ее в клубок. Потом все это засыхает на солнце и, пока кожу не съедят жуки-кожееды, долго будет лежать, как живой свернувшийся еж. Каким образом лисица убивает ежа, неизвестно. Хищные птицы поднимают ежа высоко над землей и бросают его вниз: разбившееся животное уже нетрудно расклевать.
Через час пути впереди появляется темный оазис, и тут внезапно на фоне почти черного пятна древесной растительности вспыхивает множество ярких, зеленовато фосфоресцирующих огоньков: они вздрагивают, перемещаются, застывают на месте, потом плавно несутся в сторону и исчезают. Все это настолько необычно, что мы не сразу догадываемся, что это джейраны, легкие тени которых уже проносятся мимо машины и скрываются за холмом. Впоследствии, проезжая на автомашине, ночью в пустыне я много раз видел отблески глаз лисиц, волков и джейранов, удивлялся тому, насколько они ярки, но первое впечатление осталось на всю жизнь, как необыкновенное видение.
Издали Калканы похожи на двух гигантских черепах, замерших друг перед другом. Вблизи это сходство еще более усиливается, и, быть может, поэтому они, напоминая панцирь черепах, и названы Калканами — по-русски — «щиты».
Когда-то, много миллионов лет назад, на месте Калканов было большое озеро. Оно исчезло, оставив после себя толстый слой ярко-желтых, красных и белых глин, перемешанных с галькой. Потом на месте озера поднялась складка, обнажились материнские породы, складку размыло посредине водой, развеяло ветром, и возникли две горы — Малый и Большой Калканы, прикрытые с северной стороны, там, где было озеро, разноцветными глинами. Глины эти постепенно размыло, и образовались цветистые холмы.
Вначале дорога на Калканы вьется по ровному полю щебнистой пустыни, затем ныряет среди глиняных холмов. Калканы, серые, угрюмые и плоские, приближаются с каждой минутой. Внезапно в разрыве между ними показывается большой, остроконечный, яркий, почти оранжевый конус. Как пирамида раскаленного металла, он светится между серыми Калканами. Потом в ложбине открывается рощица туранги, за ней в самом разрыве другая, окруженная редкими кустиками саксаула. Оранжевый конус вырастает и становится громадной песчаной горой, закрывающей горизонт пустыни позади Калканов.
В рощице глубокая тень от разнолистного тополя, полоска густых тростников, маленький бесшумный ручеек с прозрачной водой. После жаркой пустыни здесь особенно остро ощущаются приятная прохлада и влажный воздух.
Иногда деревья густо обвиты плетями травянистой «лианы» — ломоносом с белыми шапками пушистых семян. А немного дальше от ручья, по направлению к громадному песчаному бархану, длинной полосой протянулся редкий саксаульный лес, с тоненькими тенями, молчаливый и тихий под палящим солнцем. Вдали от ручья, на вершине желтого глиняного бугра, также зеленеют тростники, окруженные турангами. Но здесь воды нет; она под землей; ее, видимо, мало, и старая туранга уже не выдержала борьбы за воду, засохла и стала похожа на ведьму с распростертыми в стороны корявыми, узловатыми руками. На ярко-желтой глади подошвы громадной песчаной горы виднеются зеленоватые пятна белого саксаула и другого, также безлистного, кустарника песчаной пустыни — джузгуна. Не видно никаких животных, не слышно птичьих голосов, и весь этот большой мир с громадными «щитами черепах», странной песчаной горой и зеленым оазисом застыл в немом молчании, будто притаился, завидев неожиданных для столь безлюдного места посетителей.
Высоко над горами в сторону реки проносится стайка чернобрюхих рябков, исчезает за песчаной горой, и снова все тихо в пустыне. Внезапно до нашего слуха доносится какой-то глубокий, вибрирующий гул. Он растет, ширится, и будто земля в такт ему слегка колышется под ногами. Это не ветер, так как деревья неподвижны, ни один листочек на них не дрожит, и тростники застыли. Вдруг гул смолкает. Потом кажется, будто и не было его и только эта странная музыка пустыни почудилась. Может быть, это шум парохода? Но до реки, судя по карте, не менее 10 километров.
Нам очень понравился оазис, и особенно заросли саксаула. Вот где можно будет ближе познакомиться с этим деревом пустыни и изучить животный мир солнечного леса! В густой тени туранги разбили бивак, из тростника устроили мягкую подстилку для постелей, из камней — все остальное: два стола, очаг, сиденья.
Вечером на свет карбидного фонаря прилетели два больших блестящих жука-носорога, возле пламени крутится несколько бабочек. Потом начинает дуть ветер, туранга и тростник шуршат, звуки сливаются в непрерывный шепот, и опять раздается этот странный, глухой, вибрирующий гул, растет, ширится и смолкает. Его нельзя сравнить ни с чем, и неясно, с какой стороны он до нас доносится.
Ночью сквозь сон опять слышался гул, но он был слаб, и нельзя было угадать, явь это или сновидение. Потом нас разбудили шорох и чьи-то тихие шаги.
Ночь выдалась прохладная, ясная, звездная.
На новом месте всегда хочется поскорее осмотреться, узнать, что вокруг находится. В первую очередь влекла к себе громадная песчаная гора, но она казалась такой безжизненной и голой, что было решено в первую очередь забраться на Большой Калкан.
Ночью прошел редкий дождик. Утром тучи опустились на горы и закрыли вершину Большого Калкана. Потом вершина горы очистилась и чуть посветлела.
От ключа Калкан начинается пологими холмами из серого камня, прикрытого пластинчатым, как чешуйка, щебнем. Небольшие ущелья прорезают во всех направлениях эту холмистую часть Калкана. Вскоре я натыкаюсь на несколько торных тропинок. Они идут с вершин к ручью по хребтикам водоразделов почти независимо одна от другой и выбиты в твердом камне. Сколько тысячелетий они протаптывались? Домашние животные, пасущиеся стадом, не делают таких тропинок.
Начинают встречаться лежки горного барана. На месте лежки — кучки помета, по размерам которого нетрудно догадаться о возрасте животного. Лежек мало. Ныне архар стал редок, но его тропинки, высеченные в скалистом грунте острыми копытами, так же сохранились, как и рисунки на скалах.
Чем выше, тем изрезаннее холмы. Появляются обрывистые скалы с округлыми нишами выветривания. Ветер сглаживает контуры скал, придает им причудливые формы. Все чаще и чаще встречаются эти своеобразные творения ветра. Один камень как исполинская черепаха, высунувшая из-под щита тупую голову, другой похож на колоссального быка: его мощная шея натужена, голова опущена книзу и все тело застыло в страшном напряжении. А вот совсем фантастическая фигура: какой-то колдун с дикими глазищами, космами седых волос и жилистыми, когтистыми руками, упертыми в землю. Тут будто музей древних изваяний, музей скульптур художника-ветра.
Скалы еще выше и круче. Кое-где они прорезаны черными блестящими дайками. Но руки художников не оставили на них никаких следов.
Потом горы неожиданно обрываются, переходят в пологие холмики, которые на самой вершине Калкана, сглаживаясь, становятся типичной равниной, каменистой пустыней, своеобразным плато, покрытым щебнем.