И пропел только что сочиненное:
Бедняжка задохнулась от возмущения — грубость выражений немало шокировала ее. И тут мальчишка схватился за зонтик и изо всех сил крутанул его. Вцепившись в ручку, мисс Мэри Пибоди тоже развернулась и едва удержалась на ногах — ее одолела дурнота.
— Ах, ты потанцевать хочешь? — захохотал несносный сорванец и закружил несчастную в дурашливом подобии вальса.
— Да оставь ты ее в покое, черт тебя задери! — рявкнул кто-то.
Голос принадлежал старому Эмилю Вайскопфу, который жил по соседству — через два дома от особняка Хэррода. Обычно старик никогда не повышал голоса, и уж тем более не делал замечаний детям.
От неожиданности мальчишка отпустил руки мисс Пибоди. Старый Эмиль поднял лежавший на мостовой зонтик и церемонно протянул его Мэри.
— Не хотите ли зайти ко мне и отдохнуть? — галантно предложил он.
— О, нет, нет, — пробормотала она. — Я должна идти на кладбище.
— Но почему обязательно сегодня? Смотрите, как холодно! Да и ветер сильный…
— Я должна идти на кладбище, — повторила она, как заведенная.
На лице снова проступило то же озадаченное выражение.
Почему? Почему она должна обязательно идти на кладбище? Она не помнила. Ах, да, конечно. Она должна отыскать Бенджи — младшего братика. Она его где-то потеряла — вот только где, Мэри никак не могла припомнить. Однако смутные воспоминания подсказывали, что исчезновение Бенджи как-то связано со Старым Детшилским кладбищем — вот почему она ходила туда каждый день, в надежде, что когда-нибудь всё прояснится. Мэри очень хотела, чтобы Бенджи вернулся. Она так нуждалась в нем! В квартире без братика стало так скучно! Он всегда знал, чем заняться. Мужчины всегда знают, чем заняться, — это женщинам всегда все нужно подсказывать. (Интересно, Бенджи все-таки достиг совершеннолетия? Или это она о ком-то другом думает? Увы, и этого Мэри не могла припомнить…)
Как только она вошла в ворота Старого Детшилского кладбища, ветер неожиданно стих. Гибель Элмера Хэррода, ведущего передачи про фильмы ужасов, широко освещалась в газетах и на телевидении, и потому кладбище превратилось в местную достопримечательность (туристы действительно одно время приезжали сюда — однако это время давным-давно миновало). Тем не менее городские власти сочли необходимым проложить сквозную дорогу через часть кладбища, к которой прилегала улица, и даже снесли несколько домов в находящемся поблизости трущобном квартале, чтобы очистить место для свежих могил: некоторые жители города, охваченные явно нездоровыми желаниями, выразили желание быть похороненными именно на этом кладбище. Но даже претерпев такие изменения, Старое Детшилское кладбище не утратило прежнего характера и по-прежнему отпугивало праздных гуляк.
Мэри задрожала от неожиданно продравшего ее холода. Несмотря на ежедневные визиты, мисс Пибоди не могла избавиться от ощущения, что она-то как раз и есть праздная гуляка. А еще на кладбище ее охватывало чувство вины — словно много лет назад она совершила некую непростительную оплошность. Однако ей так и не удалось припомнить, что это было… Поэтому Мэри приходила на кладбище — это давало надежду хоть как-то загладить неведомый проступок.
Идя среди могил, она прислушивалась к вечным топоткам и шороху, которыми полнилось это место. Нечто затаилось за вон тем деревом вдалеке. Если остановиться, можно разглядеть лицо. А может, это маленький Бенджи? Что взять с ребенка, вдруг это он играет с ней в прятки?
— Бенджи! — повинуясь неудержимому порыву, закричала она. — Ты где? Это я, Мэри, твоя сестра! Ты меня называл Мэйми, неужели ты не помнишь меня, Бенджи?
Однако ей никто не ответил, только шорох и топотки усилились против обычного. Вниз по склону холма, устланного толстым слоем палой листвы, удалялась фигура в красном бархатном платье и с розовым зонтиком. «Бенджи!» — время от времени звала она, а солнце цедило слабый, негреющий свет сквозь переплетенные над головой голые листья.
Мисс Пибоди хотела отыскать определенную, не так давно обнаруженную ей могилу. Теперь городские власти платили содержание тем, кто поддерживал порядок на кладбище, и время от времени трава подстригалась — пусть и не слишком часто (часто сюда никто не заходил ни по своей, ни по чужой воле), так что могилы теперь легче было отыскать. И Мэри всего-то приходилось отбросить ногой скошенную траву с табличек с именами. Поглощенная этим занятием, она не сразу заметила нечто очень любопытное.
Она часто проходила мимо надгробия Обедии Картера во время своих визитов — то была одна из самых старых могил на кладбище. Надпись на камне почти стерлась, однако цифры еще проглядывали: 179_— 18_7. Однако сегодня трава и сорняки валялись выкошенными под корень, а табличку, судя по всему, совсем недавно чисто протерли. А самое неприятное — полустертая надпись напрочь отказывалась сочетаться с наваленными вокруг кучами свежей земли. Могила, как ни странно, выглядела совсем свежей!
Надгробие Картера стояло слишком близко к «Ведьминой лощине» — так называл это место покойный Элмер Хэррод. Мисс Пибоди боялась и всячески избегала Лощины, и потому сейчас поспешила вперед, не глядя по сторонам (не то чтобы ей удалось повстречать там ведьму, о нет, но ее всегда пугала перспектива кого-то и впрямь там встретить, и даже не кого-то, а что-то — что-то, гораздо более ужасное, чем самая злая ведьма). Вскоре Мэри оказалась у цели — быстро и немного неожиданно для себя.
То была еще одна старинная могила — возможно, даже более старинная, чем могила мистера Картера. Во всяком случае, время не пощадило надпись и резьбу на надгробии. Хорошо читалось лишь «Бенджамин», а фамилия и вовсе стерлась под влиянием непогоды. Тщетно вглядываясь в остатки резьбы, Мэри говорила себе, что это точно не «Пибоди». И тем не менее, тем не менее… Один голос в ее разуме твердил, что это никак не может быть могилой Бенджи — братец ведь вовсе не стар, однако это оказался единственный Бенджамин на всем кладбище, и Мэри чувствовала себя ответственной за эту могилу. Время от времени она даже приносила цветы и раскладывала их на могильном камне — на следующий день их кто-то непременно убирал. Доходя до могилы, она ненадолго задерживалась — а потом поворачивала назад. Вот и сейчас она прилегла и устало растянулась на надгробии.
Однако холод от мрамора и стылой осенней погоды быстро проникли под платье и тонкий свитер, и ей пришлось подняться на ноги. Мэри решила возвращаться другой дорогой, и ей захотелось пройти через новый участок кладбища. Возможно, там где-то и Бенджи отыщется.
Новый участок ей не очень-то нравился, потому что обычно туда захаживали посетители. А еще тамошние могилы выглядели слишком современно — и вовсе не под стать Старому Детшильскому кладбищу. Могилы теснились одна к другой, траву явно поливали и стригли — слишком аккуратно. А свежая могила с именем «Рассел Кармоди» стояла вся заваленная и заставленная цветами — срезанными и в горшках.
— У этого малого слишком много цветов, — пробормотала мисс Пибоди. — А вот у этого бедняжки ни одного нет…
И, положив зонтик на землю, она собрала полную охапку цветов с надгробия Кармоди и перенесла их на соседний могильный камень, аккуратно распределив их на две равные части.
Уже темнело, когда она поравнялась с новой колонной, возвышавшейся надо всем кладбищем и служившей теперь чем-то вроде ориентира. Как всегда, от одного взгляда на обелиск ей стало не по себе. Колонну выточили из цельного черного, полированного камня и водрузили на круглое основание из такого же материала. Непонятный обелиск поднимался высоко, гораздо выше, чем могла достать рукой мисс Пибоди.
Обе стороны обелиска (ибо это был действительно обелиск, хотя бедная Мэри не знала такого слова) покрывали странные, нездешнего вида рисунки и фразы (наверное, это были все же фразы) на разных языках, ни один из которых мисс Пибоди не знала. К примеру, верхние строки — ассирийскую клинопись, кстати, — местный любитель древности перевел как кутуллу, шуб, и потом нагарра. Звуки этих слов настолько растревожили беднягу (ему даже показалось, что нечто нездешнее подошло и остановилось поблизости, вслушиваясь), что тот отказался продолжать дальнейшие изыскания. А рисунки на камне принадлежали к такому роду, что мисс Пибоди не могла себя заставить даже посмотреть на них. Среди изображений мелькали лица, напоминающие статуи с острова Пасхи, а еще со стелы глядело что-то вроде отвратительного козла, а помимо козла — еще и какая-то тварь со множеством щупалец, а еще здесь встречались рисунки на определенно неприличные сюжеты, не говоря уж о сценах, в которых людей пожирали неведомые монстры.
По-видимому, камнерез (или несколько мастеров этого рода) затратил немало времени и усилий, чтобы создать подобное и исполнить жутковатую задачу.
— Красиво, правда? — сказал голос за ее спиной, и, обернувшись, мисс Пибоди увидела говорившего.
Профиль ее собеседника напоминал лягушку или же жабу, словно он принадлежал к обитателям находившегося неподалеку Иннсмута. Вот только Иннсмута давно уже не было…
Вся дрожа, мисс Пибоди развернулась и пошла прочь как можно более быстрым шагом, а кончик зонтика подскакивал на камнях мостовой, словно испуганный кролик.
С наступлением сумерек миссис Шарлотта Кармоди устроилась в кресле рядом с окном, из которого открывался наилучший вид на улицу. Ветер продолжал дуть с той же силой, и от стекла ощутимо тянуло прохладой. Ярко пылал камин, однако ее знобило — пришлось подняться и надеть свитер. По правде говоря, озноб не отпускал с того самого мига, когда на прошлой неделе на ее глазах гроб с телом Рассела Кармоди, ее сына, опустился в могильную яму на Старом Детшилском кладбище. Воспоминание заставило бедную женщину вздрогнуть. Миссис Кармоди вынула платок и приложила его к опухшим от слез красным векам.
В доме царил холод — такой же, как в ее душе. Ну почему она выбрала такую мрачную мебель? Надо сменить ее на что-нибудь более приятное для глаза — и более яркое. Рассел, бедняжка, лежит в своей могилке один-одинешенек… И она сидит здесь — тоже одна… А впереди ждут такие же пустые годы — без Рассела. Ведь она еще молода и проживет долго, очень, очень долго…
А сейчас на улице уже совсем стемнело, и люди начали приглашать в дома поздравляющих с Хеллоуином. Она сердито поджала губы. Ну да, ну да. Все такие добрые и милые — как на подбор. Легко же нынче купить по дешевке дружбу соседей — всего-то выдашь пару пригоршней карамелек, и дело в шляпе! Вот уж действительно, «откупись, а то заколдую!». Сплошной шантаж! Кстати, в ее детстве никто и не думал так баловать маленьких визитеров! Маскарадный костюм надел — и вперед, гуляй туда-сюда по улице. Но безо всякого попрошайничества! А нынешние дети — фу. Избалованные, капризные, фу. Вот, кстати, давеча залезли в сад и потоптали розы — мячик, видите ли, нужно им было достать! И на подъездную дорожку на велосипедах заруливали — как на свою собственную! «Ах, мама, ну что в этом такого?» Рассел любил возражать на ее замечания… Но Рассел был готов позволить этим негодникам слишком многое. А ведь права нужно отстаивать, не правда ли? Поэтому миссис Кармоди то и дело высовывалась и свирепо кричала: «Если вы сейчас же не уберетесь из моего сада, я вызову полицию!» И вызвала бы, будьте покойны. Пусть бы они только попробовали обозвать ее «старой злюкой».
Так что свет над крыльцом она сегодня включать не собиралась — еще чего. Ни разу миссис Кармоди этого не делала и не собиралась делать исключение для этого Хеллоуина. Дети с ее улицы прекрасно это знали — попробовали бы маленькие поганцы позвонить в дверь! Она бы им ни за что не открыла! Потом она увидела медленно ползущую вниз по улице машину, авто остановилось, оттуда выбралась мамаша с маленькими детьми — совсем крошками, если уж на то пошло, — и стала терпеливо ждать, пока чада обзванивали двери и возвращались к машине с полными руками сладостей. А потом появилась еще одна — та вела детей за руки и то и дело нагибалась, поправляя то шарф, то шапочку, то воротник: видимо, беспокоилась, не замерзли ли. Однако на детишках накручено было столько теплой одежды, что их костюмы скелетов гляделись весьма странно.
Ну что ж, подумала миссис Кармоди, улицы нынче стали совсем небезопасны — неудивительно, что родители не разрешают детям выходить одним после наступления темноты.
И тут с улицы, со стороны особняка покойного Элмера Хэррода, раздались неприлично громкие вопли. Кто бы это мог быть? Понятно, что не прежний хозяин дома, но кто?..
На улице окончательно стемнело, наступало время отхода ко сну. Пора отойти от окна и укрыться в задних комнатах дома: в ночь Хэллоуина она всегда выключала свет над порогом, чтобы настырные дети думали — хозяйки нет дома.
Она прошла на кухню, села за стол и принялась читать вечернюю газету. Однако кухня выходила на северную сторону, нынче вечером — наветренную, и миссис Кармоди вскоре озябла. Пришлось включить плиту — та давала хоть какое-то тепло. Она потерла замерзшие ладони над цветком газового пламени и тут же заметила — вены, фу, какие заметные…
А вот и первые — отвратительные! — пигментные пятна… Ах, старость, старость, как незаметно ты подкралась…
Она снова углубилась в чтение, и тут в дверь позвонили. Либо дверью ошиблись, либо на пороге стоит ребенок недавно переехавших сюда соседей — местные-то давно к ней не совались, зная ее репутацию. Однако в дверь все звонили и звонили, и тогда миссис Кармоди все же решилась подойти к креслу у окна и отодвинуть занавеску. На пороге топталась целая толпа ряженых, отягощенных пакетами с дареной карамелью. Дети, конечно, — хотя при них и более взрослые провожатые имелись. А предводительствовал честной компанией рыжеволосый мальчишка, в обычные дни разносивший газеты. Он, видно, почувствовал, что хозяйка стоит у окна и смотрит на улицу, потому что вдруг подпрыгнул и прокричал:
— Откупись, а то заколдую!
А потом подумал и вдруг добавил уже не столь традиционное и гораздо более мрачное:
— Слышь, откупайся! А то и вправду заколдую!