Тощий, весь в синяках и ссадинах, серые глаза горят злым огнем из-под русой челки, ребра видно напросвет, но…
Никто из рабов не решался спорить с судьбой.
Они уже сломлены. Уже забиты. Уже превращены в домашнюю скотину.
А вот мальчишка считает, что лучше умереть. И, кажется, этот момент близко.
Одного взгляда Алаис хватило с лихвой. И на мальчишку, и на стоящую перед ним толстую тетку с водянисто-голубыми, блеклыми какими-то глазами, и на надсмотрщика, который занес кнут…
– Стойте!
Голос она натренировала. По крайней мере, на нее обернулись. И продавец, и тетка в жутковатом красном платье с черными кружевами, которое смотрелось на ней, как комбинация на хрюшке, и надсмотрщик, и даже сам мальчишка.
Алаис выпрямилась. Черт возьми, в этом мире она – герцогиня Карнавон! И если назовет свой титул, эти твари обязаны будут склониться перед ней.
Но называть ничего нельзя. А значит…
– Сколько ты хочешь за этого щенка?
И надменности в голосе побольше, побольше…
– А тебе что, парень?
– Раз спрашиваю – значит, есть и дело и деньги, – лениво пояснила Алаис, удостоившись еще одного потока ругательств от паренька. Смерила мальчишку насмешливым взглядом и пожала плечами. – вряд ли ты его еще кому продашь.
– Ну, почему же. В моем деле он точно пригодится, – усмехнулась тетка. – Есть у меня любители зады повторять.
Алаис даже не удостоила ту взглядом.
– Так сколько стоит паренек?
– Пятьдесят золотых, господин, – недолго думая, обнаглел продавец. – вы не смотрите что тощий. Зато сильный, выносливый…
– Ага. И чтобы проявить эту выносливость, требуется забить его до полусмерти? – ехидно уточнила Алаис.
– Найдутся любители, – прищурилась тетка.
Таких Алаис тоже просчитывала в минуту. Начни она сейчас торговаться, спорить, ругаться – и парню не поможет, и свои капиталы засветит, и…
– Пятьдесят монет? Ну, за торговца я бы столько еще заплатил… по весу. А за мальчишку – нет. Берите его, уважаемая.
Тетка разинула рот. Торговец поперхнулся, мальчишка, наоборот, рот закрыл и уставился на Алаис с нехорошим прищуром.
– Ты…
– Вот. Еще и матерится постоянно. Изобретательно, конечно, а все ж надоедает. Вам как, любезнейшая, соловьи для клиентов сгодятся?
Алаис была сама вежливость. Но бордельного вида тетка поморщилась и сплюнула.
– За десять монет отдашь?
Торговец замялся.
– Сорок? Только для вас?
Алаис сделала вид, что ей уже неинтересно, и повернулась к соседнему помосту. Там как раз выставлялся роскошный экземпляр мужской породы. Настолько роскошный, что с него и набедренную повязку сняли. И правильно – прятать самое главное в человеке не стоило.
А глаза потухшие.
И этот уже – раб…
Торговец скрипнул зубами, видя утрату интереса к мальчишке. Парень тоже помог, снова обложив толстуху в три этажа с чердачком. Сейчас он, правда, по ее возрасту не проходился, а вот с дохлым тюленем сравнение вышло красочным.
– Да пес с ним, об него больше палок обломаешь, – махнула рукой женщина. И отошла. А вот Алаис приценилась пару раз к другим рабам, сделала круг по площади, преодолевая отвращение, и вернулась обратно.
– Так сколько?
– Я ж сказал – пятьдесят монет.
– Пятерка золотом – и мальчишка уходит со мной.
– Сорок пять. Вы посмотрите, господин, какой он ловкий?
– Где? Это ж щепка, а не мальчишка! Его еще год кормить, чтобы на человека стал похож!
– А вам-то он зачем?
– Не мне, матери.
Мальчишка высказался в том смысле, что таких подонков только гадюки рожают – и огреб справедливый подзатыльник. Оскорблять свою мать Алаис бы никому не позволила, так что и останавливать надсмотрщика не стала.
– Характер гадкий, воспитания нет, неграмотен, способен только к черной работе – и за это пятьдесят монет? Он того не стоит!
– Не хочешь – не покупай. Без тебя любители найдутся, – огрызнулся купец.
Алаис почувствовала, как подкатывает к горлу еще один комок тошноты. Нет, надо бежать, или…