Девчонка пихнула его локтем в бок, и Айзек только тогда понял, что они уже долгое время идут по незнакомой улице. Кусок памяти словно ножницами вырезали. Вокруг валялось много хлама, очень — не только книги и игрушки, но и машины, и какая-то бытовая техника… Пару раз Айзек заметил что-то похожее на человека, но ему хотелось верить, что это была всего лишь ростовая кукла или манекен.
— Все это, куклы и вещи… они откуда?
— Отовсюду, — передёрнула плечами «арестантка». Платье липло у неё к коленкам, как наэлектризованное. — Что-то выбрасывают, что-то забывают — так хорошо забывают, что оно проваливается оттуда сюда. Ну, ты знаешь, как это бывает. Дети вырастают и все такое.
— А кошка?..
— Кошку, наверно, тоже выбросили. Но вообще иногда это происходит случайно. Когда что-то уже не нужно там, но и сюда этому чему-то рановато… Ладно, сам поймёшь когда-нибудь. Или нет.
Они некоторое время молчали и просто шли. Айзек хотел спросить что-нибудь ещё, но тут девчонка заговорила сама, очень тихо:
— Слушай, ну… а у тебя есть что-нибудь важное? Или кто-то? Девушка?
— С весны вроде бы нет, — сознался Айзек. Сейчас это уже не казалось трагедией. — Ушла к другу. Моему.
— Значит, друга у тебя теперь тоже нет?
— Ну да. Бывает.
— Конечно, бывает… А семья?
— Нет.
Айзек сказал, как отрезал.
— Ясно… — пробормотала девчонка и уткнулась взглядом в дорогу. — А у тебя есть… Впрочем, ясно, что нет. То-то и оно… то-то и оно…
— Ты о чем?
Айзеку стало уже не тревожно — тягостно. Как во сне, когда хочется проснуться, но не выходит. Фонари перемигивались жёлтым и синевато-белым, освещая груды хлама и битые автомобили, а вдоль дороги тянулась глубокая трещина.
— Да так, ни о чем. Мы уже пришли, кстати.
Они остановились перед большим старым домом. Он весь был в разломах и не разваливался на части, кажется, только из-за грубых ниток, стягивающих края трещин. От калитки к порогу стелился вытертый красный ковёр, а через щель в двери сочился мягкий, тёплый свет.
Девчонка пихнула ногой дверь и бесцеремонно шагнула через порог. Айзек ожидал увидеть что угодно, кого угодно… только не того рыжего парня в комбинезоне, методично штопающего потрёпанного игрушечного медведя.
Парень обернулся с интересом, но тут же заскучал и поплотнее подоткнул шарф.
— А, это ты. Помочь пришла? Я думал, ты по живым.
— Я думала, ты по игрушкам, — едко передразнила она его и отобрала у Айзека синий глаз. — Ничего не терял?
— Вроде нет.
— А это?
И она небрежно бросила ему глаз, как мячик для пинг-понга.
Парень вскочил на ноги и в невозможном прыжке поймал его — у самого пола. Потом подбежал к окну, блестящему, как зеркало, повернул кепку козырьком назад, поднёс руку к лицу, ойкнул… Когда он развернулся, то смотрел на Айзека и девчонку уже двумя глазами — кукольно-синими, кукольно-томными и лукавыми.
Парень моргнул.
Айзек рефлекторно сжал кулак, чувствуя иллюзорное щекотание нарисованных ресниц.
— А теперь правда лучше видно! — обрадовался парень. — Нет, серьёзно, я думал, что все, конец теперь… Ты молодец! А это кто? — Он ткнул в Айзека пальцем.
— Тебе лучше знать, — пожала плечами «арестантка». — Твоя ведь работа.
Он сощурился, недоверчиво моргнул.
— О, точно. Должны быть такие аккуратные стежки, я старался… Так это у тебя был мой глаз? Спасибо! — И он горячо потряс руку Айзека. — Тогда такая метель была, я все время лицо тер, тер, уронил, стал искать, а нашёл тебя, и вот… Спасибо!
Парень ещё долго рассыпался бы в благодарностях, но девчонка решительно отстранила его:
— Не надо. Ему пора уже домой возвращаться, а это, сам понимаешь, тяжело… Пойдём. Я тебя отведу.
Обратную дорогу Айзек запомнил плохо — или, вернее, не запомнил вообще. Девчонка крепко держала его за руку, но все остальное плыло, как в бреду. В память врезалась только страшная чёрная трещина, рассекающая небо от горизонта до горизонта.
У калитки дома девчонка выпустила руку Айзека и вздохнула:
— Всё. Дальше сам. Не пугайся — сначала сложно будет, но потом сообразишь, что к чему… И напросись на Рождество к кому-нибудь в гости, что ли. Мы проследим, чтобы тебя позвали.
Она улыбнулась и потрепала его по щеке — белой, фарфоровой рукой.
Айзек как будто от сна очнулся.
— Погоди… А я когда-нибудь встречу тебя? Или не тебя, но кого-нибудь из ваших?
— Ты? — Она наклонила голову набок, и тяжёлая коса мотнулась через плечо. — Да, конечно. Ты — обязательно встретишь, ведь у тебя хорошие руки… Только нескоро.
Девчонка заставила Айзека наклониться, привстала на цыпочки и поцеловала его в лоб — холодными, кукольными губами с запахом имбиря.
— Как тебя зовут?
— Айзек.